Я не смог сказать ему: ты – урод

Незрячую девушку не пустили в Останкинскую телебашню. Администратор объяснил, что таковы правила, инвалидов пускать не велено.

Поднялся шум, за девушку вступились СМИ и организации, занимающиеся правами инвалидов. «Согласно анализу уровня обеспечения пожарной безопасности смотровой площадки и расчета пожарного риска, требуемый уровень пожарной безопасности для посетителей Останкинской телебашни обеспечивается при условии недопущения инвалидов на протезах, инвалидов с недостатками зрения, пользующихся белой тростью, граждан с явными признаками психических отклонений, инвалидов, использующих при движении дополнительные опоры (костыли, палки), инвалидов, передвигающихся на креслах-колясках», – ответили в дирекции телебашни.

Интересно, конечно, кто и как проводил этот «анализ уровня обеспечения пожарной безопасности», но, думаю, мы этого никогда не узнаем. А по поводу телебашни я вспомнил недавнюю историю, которая приключилась со мной и некоторым количеством детей, один из которых тоже был слепой.

У дочки был день рождения. Отпраздновать его решили в веревочном «Парке приключений Topgun». Это огромная часть леса, где проложены трассы для больших и маленьких любителей походить по веревкам на высоте, побалансировать, повисеть, в общем, вы, наверное, знаете, что такое веревочный парк.

Так вот приехали мы туда, купили билеты, пошли за снаряжением. Я подводил к инструкторам детей, которых было человек 4-5, каждого по очереди обвязывали карабинами, тросами, нахлобучивали каску. Даже 3-летний малыш уже был в полной экипировке и готов штурмовать первое препятствие. Но тут дошла очередь до нашего слепого ребенка. Подвожу его к инструктору, говорю: «Знаете, мальчик у нас слепой, поэтому было бы хорошо, чтобы с ним кто-то из ваших ребят сходил по трассе, один, боюсь, он не сможет, но если вы все заняты, то я с ним и сам пройдусь».

Молодой человек внезапно остановился и повернулся ко мне.

– То есть как слепой? Совсем?

– Да, но поверьте, мы уже были в веревочном парке, правда, в Европе. Там никаких проблем не возникло. Он отлично справляется. Ему уже 10 лет, большой парень. Если бы вы видели, как он лазает по скалодрому или по нашему детскому комплексу, вы бы это сразу же поняли.

– Боюсь, это невозможно.

– Почему?

– Но он же слепой!

– И что же? Он прекрасно лазает по деревьям, он уже был в подобных парках, просто нужно его немного подстраховать и объяснить что к чему.

Молодой человек исчез. Через несколько минут он появился снова и объявил, что он проконсультировался в офисе, там тоже сказали, что слепому не место в парке.

Я стоял и прикидывал, что мне сказать ребенку.

Что-нибудь вроде: знаешь, ты – урод, поэтому тебе не надо в этот парк, тут только нормальные дети. Пойдем, будем с тобой ходить по дорожке за ручку, это развлечение как раз для тебя.

Я не смог сказать ему: ты – урод. Я, как всегда, выбрал более простой путь, я сам отправился в офис. Там мне ничего вразумительного ответить не смогли, стали искать какого-то старшего инструктора. Нашли. Старший инструктор выслушал меня, и мы с ним повторили примерно тот диалог, который вы уже прочитали выше.

Я уже начинал закипать, но, к счастью, еще понимал, что если я сейчас начну говорить то, что думаю, о слепом мальчике в веревочном парке можно забыть, нас в два счета вытурят оттуда, да еще и всех остальных детей в придачу.

Я собрал последние остатки терпения: «Хорошо, давайте сделаем так. Мы сейчас с вами пойдем к этому мальчику, и вы сами с ним поднимитесь хотя бы на одну лестницу или пройдете какое-то небольшое препятствие. Я прошу вас! Если и после этого вы скажете, что он не способен, уж я вам тогда покажу… – хотел сказать я, но сдержался и сказал: я отступлюсь и больше не буду вас отвлекать от работы».

Старший инструктор сказал «хорошо» и мы пошли к скучающим и затянутым в веревки детям. Он прошел с моим слепым сыном по каким-то веревкам. Сын, разумеется, пробежал все играючи, как всегда. Старший инструктор пришел обратно, было видно, что он растерян.

– Ну не знаю. Но вы же понимаете, что это ответственность!

– Конечно. Я ее уже много лет несу.

– Ну, слепой же! Веревочный парк!

– Да, и что? Он плохо с вами прошел?

– Эх, ладно. Леша, иди сюда, – позвал он какого-то развеселого инструктора. – Тут мальчик слепой, надо с ним походить, одевайся.

Дальше было так. Я брожу по дорожке внизу, а вверху, метрах в 10 над землей слышу из ветвей:

– Поехали!

– Я боюсь!

– Я тебе все объяснил, не бойся, вперед!

В-ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж! Надо мной, повиснув на карабине, проносится сын, исчезая в кроне соседнего дерева. Через 3 минуты уже дальше и выше и без препирательств: в-ж-ж-ж-ж-ж! Словом, когда все остальные мои дети уже закончили и сошли со своих маршрутов, эти двое висели где-то еще далеко и высоко.

Когда они, наконец, спустились, я спросил: «Ну как он, справился?»

– Да что вы, мне все время приходилось его останавливать, потому что я за ним не успевал, – ответил веселый инструктор.

Вот что я хотел сказать, друзья, на моих глазах произошло небольшое, но очень важное событие, чудо. Люди, которые работали в этом парке в этот день, поняли, что слепому тоже хочется полазить по веревкам, покататься на блоках (или как там это называется), побалансировать и покричать от страха на верхушке здоровенной елки. И важно, что им не только хочется, хотеть не вредно, как мы все с вами знаем, но они это могут, надо лишь чуть-чуть помочь.

Это и есть эйфория, как поется в одной хорошей песне.