Подвалов здесь не роют: где спасаются бездомные Норильска

Дома на сваях, пар от темного асфальта, город предприятий и месторождений. В микрорайоне Талнах действует реабилитационный центр «Лествица». Кому приходится помогать за Полярным кругом?

Городской пейзаж: остатки зимних сугробов на первом плане и…пальма. Фото Дениса Кожевникова («Заполярный вестник»).

Висячие дома и картошка в теплице

Отечественный фантастический фильм «Через тернии к звёздам» в Норильске можно было бы снять без декораций.

Километры путей и отвалов, парящие трубы комбинатов и месторождений. Город здесь несколько раз расширяли, так, что парадные сталинки переходят в знакомые всему бывшему СССР панельные пятиэтажки и, в конце концов, жилые кварталы сливаются с промзоной. По дороге из аэропорта (она здесь длинная) то тут, то там встречаются остовы брошенных несколько десятков лет назад сооружений – нерентабельно.

На газоне посреди улицы – не кусты, а берёзки. Бывают повыше, но не намного. Фото Дарьи Менделеевой

Символ местной жизни – дома на сваях. Вечная мерзлота, поэтому подвалов здесь не роют; со временем оттаявший грунт отходит от нижних плит, и многоэтажки словно бы повисают в воздухе. Так же словно в воздухе парят насыпные дороги, которые, тем не менее, всё время приходится латать. Над городом постоянно стоит облачный столб – то ли смог, то ли просто пар, поднимающийся от тёмного асфальта улиц.

И только перед расположенным за несколько километров микрорайоном Талнах пейзаж, наконец, обретает некоторую умиротворённость – с естественными изгибами, невысокими тундровыми берёзками, лиственницами и ёлками.

Дорогу пересекает речка Норилка – место местных баз отдыха и дач. В окне машины мелькает даже небольшая тепличка – рассказывают, кто-то упорный однажды умудрился вырастить здесь картошку. Хотя вообще местное лето – это моментально распускающаяся и так же облетающая зелень, ягоды и грибы, среди которых почему-то нет поганок, и рыбалка.

Но всё лето здесь – это чуть больше месяца. В середине мая -10, на улицах – снег. Сейчас – полярный день, а с ноября будет полуторамесячная полярная ночь, и, если зимой дует ураганный ветер, добраться даже на соседнюю улицу можно только на машине.

Ещё одна улочка. Совсем недалеко от центра города. Впрочем, далеко, тут не бывает. Фото Дарьи Менделеевой

В отличие от средней полосы, в местных рамах – по три стекла. В местных продуктовых вы найдёте выбор оленины, но вполне можете не встретить кефир – сюда его просто не успевают довезти. В общем, добро пожаловать на Север.

Про северных бомжей, гостинки и собаку Юту

К своей нынешней должности – директора реабилитационного центра «Лествица» – Ирина Николаевна Хубецова пришла через беду: наркотики начал употреблять сын. Потребовалась реабилитация, к ней активно подключились протестанты, но со временем и директор, и сам центр стали православными.

Ирина Николаевна Хубецова, директора реабилитационного центра «Лествица». Фото Дениса Кожевникова («Заполярный вестник»).

– Среди прочего, мы с пастором круто разошлись на применении наказаний, – рассказывает Ирина Николаевна. – Он предлагал такую практику – оставить человека в одном халате и решать, сколько он будет так ходить.

В нынешнем центре наказаний не применяют. И принимают сюда всех, независимо от вероисповедания. Есть, правда, несколько условий: сдать мобильные телефоны, соблюдать гигиену, уважительно относиться к окружающим и подчиняться распорядку дня, место для молитв в котором тоже есть.

– Мобильники сдают – потому что со связью достать алкоголь или спайсы – это же так просто. Зависимые понимают друг друга без слов – мы не уследим. Помню, давно был в моей жизни случай: захожу в комнату, где сидят пять человек, и понимаю, что все они – в наркотическом опьянении.

Просто двор. Середина мая. Фото Дарьи Менделеевой

Информация о «Лествице» передаётся из уст в уста, временами центр расклеивает свои объявления по городу, над входом собираются натянуть баннер с названием. В итоге люди приходят сами, ещё кого-то после выписки из больницы передают врачи, других приводят родственники. Хотя география здешних злачных мест – «варочных» и «гостинок» – директору тоже известна. Первые – это притоны, где варят дезоморфин, вторые – наследство, доставшееся Северу от советского прошлого.

Норильская «гостинка» – это обычная многоэтажка, но поделённая не на квартиры, а на комнаты с коридорной системой. Раньше такое жильё – площадью 14 или, в щедром варианте, 17 квадратных метров, давали тем, кто только приехал на работу. Позже, случалось, ютились в гостинках и семьи, однако при первой же возможности все старались получить, а позже и купить квартиру. Дома здесь часто страдают от подвижек грунта, так что большинство гостинок уже благополучно канули в Лету или же расселены и перестроены, но те, что остались – явный признак неблагополучия.

Центр «Лествица». Холл, он же трапезная. Фото Дениса Кожевникова («Заполярный вестник»).

 

– Бывает, мы приезжаем и застаём в такой комнате набившихся человек десять, – рассказывает Ирина Николаевна. – Так, вповалку, можно перезимовать даже на Севере.

Как вообще в заполярном климате возможны бомжи? У нас есть чердаки и тёплые подъезды; у нас зимой покидал снег – и хозяева магазина дали тебе на бутылку. У нас, к сожалению, активны торговцы спайсами – многим хочется пролезть в Норильск. А спайсы, в отличие от дезоморфина, дают иллюзию, что жить с ними можно долго и завязать в любой момент. Итог – я знаю ребят со стажем употребления в четырнадцать лет и больше. А потом они влезают в долги, оказываются без квартир, попадают под суд…

У нас работал волонтёром Саша, бывший наркоман, который справился. А потом был рецидив, и от боязни ломок он стал ещё и пить. Употребляли они вместе с подругой, и однажды её нашли мёртвой: он как-то неосторожно пытался привести её в себя. Суд дал ему два года за неумышленное убийство, пока тянулись слушания, он снова завязал, и даже женился.

А потом родители погибшей девушки потребовали пересмотреть дело, и два года колонии ему заменили на одиннадцать лет тюрьмы. Сейчас он в Красноярске, теперь апелляцию подали мы, нашли в деле много нестыковок. Вот за него я буду бороться, а кому-то даже характеристики не напишу.

Это – не самый младший из здешних обитателей. Фото Дениса Кожевникова («Заполярный вестник»).

У женщин с детьми обычно очень большая мотивация к тому, чтобы перестать пить и колоться. У нас была Валентина, к нам она попала с восьмимесячным ребёнком, причём сначала её дочке врачи ставили токсическое поражение нервной системы (мама во время беременности принимала «крокодил»), а к пяти годам ребёнок выправился. Я считаю, что это – сила молитвы.

«Как, общаясь с нашими подопечными, не выгореть, не разувериться? Это, наверное, только на причастии. И ещё я по опыту знаю, что надо прощать. Они ж – как дети».

Здесь наш разговор прерывается, потому что Ирина Николаевна в пятый раз выставляет из кабинета коккера Юту. Вообще в кабинет Юте нельзя, но, увидев новых людей, она радостно вертится под столом и тащит нам свои игрушки.

В середине проезжей части – труба с коммуникациями. Их здесь тоже не закапывают. Фото Дарьи Менделеевой

– Моя дочь в Питере завела, а потом выяснилось, что с ней некому гулять. А здесь ей хорошо – все пытаются подкормить, разбаловали.

Реабилитация общиной

Вообще реабилитационных центров в Норильске несколько, но только в «Лествицу» берут даже тех, у кого документов нет совсем. Чтобы человек остался в центре, он должен захотеть расстаться с прежними зависимостями. При этом надо понимать, что приходящие сюда люди – нередко совсем не безобидные котики, а алкоголики или наркоманы со стажем. И в прежней жизни, где можно было не работать, не мыться, не убирать за собой, им было, в общем, комфортно.

«Лествица», кухня. Оставшийся в центре дежурный готовит на всех. Фото Дениса Кожевникова («Заполярный вестник»).

Дальше начинается работа в нескольких направлениях: человеку нужно не только восстановить социальный статус – получить документы, оформить инвалидность или пенсию, найти родственников, жильё или возможность уехать «на материк». Его нужно заново научить жить среди людей. И ещё приходится много работать с волей и мотивацией.

Обитатели центра заново учатся тому, что деньги зарабатывают работой, а потратить их можно на что-то, кроме алкоголя и наркотиков.

Но главное направление работы центра – это духовная реабилитация. В документах значится:

«Выход зависимого человека в устойчивую ремиссию, восстановление его социального статуса не рассматриваются Церковью в качестве единственной цели. Конечной целью для Церкви является приготовление людей к вечной жизни. Для попавшего в плен зависимости человека преодоление зависимости становится необходимым шагом на пути спасения».

Мастерская. То стул свинтить, то утюг почистить… Фото Дениса Кожевникова («Заполярный вестник»).

Именно поэтому здешний распорядок дня включает в себя молитву и обязательные к посещению катехизаторские занятия. На стенах здесь – иконы, из телеканалов только «Спас». По субботам обитатели центра обязаны присутствовать на всенощной, а по воскресениям – на литургии, один раз в неделю они обязательно исповедуются и раз в месяц – причащаются.

– Я понимаю, что всё это может быть механически, – рассказывает Ирина Николаевна. – Некоторые говорят, что только через год начали что-то понимать. Просто очень важно ввести зависимого человека в распорядок, заставить его наблюдать за собой. И ещё – вырвать из прежнего круга знакомств. Да, иногда нас обвиняют, что мы привязываем к себе, но зависимые люди всё равно к кому-то привязываются. А здесь они общаются между собой, а ещё есть церковь.

«Лествица». Холл и спальни. Но очертания прежнего магазина иногда просматриваются. Фото Дениса Кожевникова («Заполярный вестник»).

Замысел создателей центра в том, что извлечённый из прежней жизни человек попадает в общину, где терапией для него служит даже общение с окружающими. Обитатель общины должен по мере сил работать – если он не может выезжать за пределы центра (у «Лествицы» есть договор с коммунальными службами на уборку), то он работает внутри: готовит, убирает, стирает. Никакого обслуживающего персонала нет. На внешние работы обитатели центра ездят в сопровождении сотрудника, но денег на руки не получают – их заработок идёт на обеспечение нужд общины. Таким образом, сама необходимость жить для других становится поводом для психологической перестройки.

Ленинский проспект, а какой ещё? И, как обычно, в дымке. Фото Дениса Кожевникова («Заполярный вестник»).

Продать квартиру, чтобы «Лествица» жила

Реабилитация имеет несколько этапов: год или более человек должен прожить в центре, строго подчиняясь распорядку. Срок этот удлиняется, если случаются срывы, так, чтобы в целом «чистый» период составлял не меньше года.

Дальше происходит собеседование, на котором определяется готовность реабилитанта жить самостоятельно, более или менее выстраивая свою жизнь. Задаются вопросы: «Где ты будешь работать?» «Как ты будешь тратить деньги?» В зависимости от результатов возможны два варианта: либо человек живёт в центре и работает там, куда центр его устроит (в Норильске есть предприятия, вписавшие во внутренний распорядок отрицательное отношение к алкоголю и наркотикам), либо живёт дома и работает в центре. Так проходит ещё два-три года.

Наконец, уйдя в устойчивую ремиссию, бывший реабилитант живёт и работает в миру, но при этом исполняет церковные послушания, либо приходит в центр волонтёром.

Огурчики заполярные оконные. Фото Дениса Кожевникова («Заполярный вестник»).

Расходов у «Лествицы» много. Помещение бывшего магазина ей когда-то выделил город, но, чтобы сделать здесь первый ремонт и провести отопление, Ирина Николаевна продала собственную квартиру А ещё нужно всех кормить, кому-то помогать вещами, восстанавливать документы.

Недавно, например, объявилась семейная пара; стали проверять – все бумаги утеряны, к тому же мужчина – гражданин Беларуси. То есть, к обычной переписке с властями (которые, кстати, и протоколы об утере паспорта обитателям центра составлять не торопятся, и штрафы предпочитают назначать максимальные), добавятся ещё контакты с посольством.

Какие-то деньги центр зарабатывает сам, однако сумма эта весьма нестабильна. У зависимых людей есть серьёзные проблемы с волей, и бывает так: человек прожил неделю, собрал вещи и ушёл, и на работу вместо него приходится выпускать кого-то другого, так что даже договора здесь составляют коллективные. По той же причине сложно наладить работу мастерской: собственные нужды центр обеспечивает, но вот производить сборку мебели на заказ постоянно получится едва ли.

Снова двор. И Аня, которая осталась в чьём-то сердце. Фото Дарьи Мендеевой

Помогает «Лествице» епархия, центр пишет заявки на гранты, но федеральным программам на выходе нужен какой-то продукт: на деньги от государственных конкурсов у нас, например, можно попытаться снять фильм, но не оплатить консультацию психолога. А ещё федералы предпочитают поддерживать крупные сетевые организации, но почти не видят мелкие приюты.

Центр «Лествица» остро нуждается в финансовой поддержке. Мы собираем средства на покупку двухъярусных кроватей для новых подопечных центра. Самый оптимальный вариант — купить их в Красноярске и доставить речным путем до 1 августа (до закрытия навигации). Помочь можно здесь.

А ещё здесь очень нужен отдельный центр по реабилитации подростков (среди которых тоже есть наркоманы, но которых нельзя селить вместе со взрослыми), да и центр по поддержанию женщин и профилактике абортов тоже лишним, увы, не был бы.

Волонтер трудной судьбы

На нашу просьбу поговорить Светлана выходит из кухни. В центре она считается волонтёром, на ночь уходит отсюда домой – у них с мужем поблизости есть квартира.

Лица Светланы мы не покажем. Фото Дениса Кожевникова («Заполярный вестник»).

Впервые Света попала в центр в 2007, потом была в 2009. В последний раз немного выпила, и на четвёртый день поняла, что затягивает. Муж, сам бывший наркозависимый, сказал: «Быстро в центр!»

Когда-то муж Светланы прошёл реабилитацию; по ходатайству Ирины Николаевны ему нашли работу в местном ДЭЗе, в Талнахе супругам дали в социальный найм квартиру, ведь у них уже четверо детей. Старший – школьник – скоро поедет в православный лагерь в Томске, младшей девочке – четыре месяца, она громко гулит и охотно идёт ко мне на руки, средняя наматывает вокруг нас круги на детском велосипеде. А про себя я думаю о том, что предысторией к нынешней ситуации была вся жизнь Светланы.

Когда-то её отца посадили в тюрьму, а мать вскоре умерла. Родители, как водится здесь в отдалённых посёлках, официально расписаны не были, поэтому девочка-сирота отправилась прямиком в детский дом.

Тундра. Фото Дарьи Менделеевой

После детдома Света поступила в колледж – на художника народных промыслов, и понеслась вольная студенческая жизнь – общежитие, друзья. «Тогда мне казалось, что всё легко, и я всё могу, – вспоминает Света, – иногда по тем временам наступает ностальгия». С юношеских времён она продолжает общаться с одной подругой – та со временем вернулась в свой детдом воспитателем.

Отчислили Светлану с третьего курса. Теперь она думает о том, что надо бы доучиться, но у художников нет заочного отделения. А сидеть одновременно с детьми и контрольными работами по рисунку или вышивке – неудобно. В общем, пока дочка маленькая, – вопрос открыт…

Размышления о корнях на склоне горы Шмидта

Православие в здешних краях стало известно давно. Ещё до революции здесь работала Туруханская православная миссия, познакомившая с христианством основные местные этносы. Храмы в те времена стояли и в Хатанге, и в Дудинке, и в Эвенкии, были и передвижные походные; с XVII века ведёт свою историю Туруханский Свято-Троицкий монастырь.

Учебник Закона Божьего. Угадали? Благовещение, долганский вариант. Фото Дениса Кожевникова («Заполярный вестник»).

Ещё одна особенность местной жизни – постоянная миграция. Проработав на Севере иногда не один десяток лет, к старости люди по-прежнему стараются выбраться «на материк». Так что и работа на приходах получается своеобразной: одни прихожане уезжают, приезжают новые.

В последние годы на Севере стало появляться много выходцев из Средней Азии. Попадают они сюда, не всегда до конца осознавая, куда приехали. Просто у них дома слова: «зарплата – тридцать тысяч рублей», – звучат фантастикой.

Владыка Агафангел с учебником Закона Божьего. Фото Дениса Кожевникова («Заполярный вестник»).

«А знаете, духовенство здесь, в основном местное, – рассказывает глава образованной два года назад Норильской и Туруханской епархии епископ Агафангел. – Это одна из моих задач – формировать духовенство из местных церковных активистов.

Привлечь человека сюда, на Крайний Север, тяжело, многие боятся. Но вот я сам норильчанин, отец-секретарь епархии – норильчанин, в кафедральном соборе у нас все либо здесь родились, либо прожили кто двадцать, кто тридцать, а кто и сорок лет. В Туруханске у нас возрождается монастырь. И монашество тоже в основном местное, постригались здесь. Я сам восемнадцать лет был игуменом Троицкого монастыря.

Знаете, когда любишь эту землю, любишь своё дело, то никуда ты и не стремишься. Церковь есть, спасение близко. Если есть приход, евхаристическая жизнь, то ещё, бывает, и времени на всё не хватает. И то надо сделать, и это – и уже не важно, светит там солнце или не светит.

Хотя и в полярной ночи есть своя красота, и в полярном дне. У нас за полярное лето происходит невероятно бурная жизнь – каждый день в тундре что-то новое растёт, цветёт. А полярной ночью… Мне кажется, раньше люди стремились в пустыни, чтобы вдали от мира совершать свой подвиг более сосредоточенно. А здесь сама природа создаёт тебе такую пустыню».

Начало Ленинского проспекта, самая старая часть города. Фото Дениса Кожевникова («Заполярный вестник»).

Помимо сибирского первомученика Василия Мангазейского, почитают в епархии и святителя Луку Крымского, проведшего больше года в ссылке в Туруханске, а потом возглавлявшего Красноярскую кафедру. Но святитель Лука окончил дни своей жизни на юге. В Норильске же остались те, кто покоится в многочисленных, до сих пор не до конца картографированных захоронениях «Норильлага». И храма в их честь в городе пока нет.

Норильская Голгофа. Мемориал «Последние врата». По замыслу автора, к ним одинаково попадали обитатели Норильлага, независимо от вероисповедания. Фото Дарьи Менделеевой

Местный мемориал – «Норильская Голгофа» находится на склоне горы Шмидта. Здесь стоят рядом православная часовня и памятные знаки в память о погибших поляках, латышах, литовцах, эстонцах, евреях. Несколько лет назад появился небольшой монумент в память о пленном японце – много лет спустя дочь нашла предполагаемое место упокоения отца.

Вид от «Последних врат» на город. Если приглядеться, справа вдалеке видны жилые дома. Фото Дарьи Менделеевой

А вплотную к границам мемориала подходит промзона. Здесь по-прежнему тесно слиты – климат, людские судьбы и производственные необходимости.

Символическое надгробие обитателям Норильлага. Увы, символическое. Фото Дарьи Менделеевой

Мы просим подписаться на небольшой, но регулярный платеж в пользу нашего сайта. Милосердие.ru работает благодаря добровольным пожертвованиям наших читателей. На командировки, съемки, зарплаты редакторов, журналистов и техническую поддержку сайта нужны средства.

Читайте наши статьи в Телеграме

Подписаться

Для улучшения работы сайта мы используем куки! Что это значит?