В соцсетях разразился настоящий скандал – общественность обсуждает ситуацию в Балашихе, где у родителей изъяли четверых детей. В квартире антисанитария, десятки собак и кошек, горы мусора, дети нестабильно посещают школу – ситуация не меняется уже годами. При этом в семье мир, родители любят своих детей, насилия или алкоголизма здесь нет.
Как быть? Есть ли повод в такой ситуации забрать детей в детский дом? Можно ли изменить жизнь такой семьи и как будет лучше детям? Судьбы детей в данном случае – главный вопрос.
«Как бы ни было, в семье всегда лучше»
Когда мы зашли в квартиру, там шла работа. Животных вывезли еще неделю назад. А за два дня до нашего приезда поморили тараканов. Трое мужчин отдирали черный линолеум в одной из комнат, они волонтеры, будут помогать делать ремонт в квартире. Это одно из главных требований органов опеки: жилье необходимо привести в порядок.
Надежда, мама детей, прибежала незадолго до нашего прихода с работы и уже торопится обратно. С 1994 года – больше 20 лет – женщина бессменно трудится санитаркой в онкологической реанимации, каждый день видит горе и страдания.
Мы находим место на кухне у окна. Открываем форточку, чтобы было легче дышать, в квартире стоит тяжелый запах. Кажется, Надя не замечает этого.
Константину сейчас 53 года, Надежде – 40 лет. Их дети уже подростки. Рите, старшей, 17 лет, Егору 16, Лиде 15, Диме 12 лет.
Надежда и Константин, чьих детей 11 марта забрали в детский дом, сами детдомовские. Надя попала в детский дом лет в 8. Две ее сестры тоже жили в детском доме. Мать лишили родительских прав. Несмотря на это выросших девочек после выхода из детдома вернули сюда, в эту же квартиру, к маме. Все они прописаны здесь, десять человек (у одной из сестер есть ребенок).
«Не хочу я вспоминать, – говорит Надя о жизни в детском доме. – Но не хочу, чтобы дети там жили. Буду бороться до последнего», – ее подбородок дрожит, но она сдерживается.
Костя, отец детей, тоже рос в детдоме – лет с пяти. «А у Кости детдом похлеще был, чем мой. В детдоме вообще плохо, – все же Надю прорывает на воспоминания. – Дети там все молчат. Если что не так, в тумбочку посадят, гвоздь забьют и из окна выкинут. А выживет или нет – всем без разницы. Так было. Дети там озлобленные. Поэтому и не жалуются – тихо да гладко со стороны-то. Потому что пожалуется – будет наказан».
«Мой отец с ее матерью сошлись, жили в этой квартире, – рассказывает о себе Костя. – Я свою маму вообще не помню, а папу помню смутно. Он сам меня нашел, когда я вышел на свободу и жил в общежитии. И я стал приходить к ним в дом, мне тогда был 21 год. Так и познакомились с Надей».
Костя трижды отсидел. Первый раз попал за воровство в 16 лет. «Украл четырех овчарок из милицейского питомника – понравились. В общежитие к себе привел. Я вообще животных люблю. За мной тогда и дворовые собаки все время ходили. Сначала 4 года дали. А потом еще два раза по 5 лет получил. В 1999 году вышел, встретил Надю – и все».
«16-летнего парня посадили на 4 года за кражу собак, по году за каждую овчарку, – говорит Александра Иванова, координатор проекта «Помощь семьям в сложной жизненной ситуации» фонда «Волонтеры в помощь детям-сиротам». – Так работает наша судебная система».
В этом случае могли быть исправительные работы, медиация, да что угодно, но не тюремный срок, сломавший жизнь совсем юному человеку, который и так пострадал от сиротской системы. Костя говорит, что не любил жить в детском доме – постоянно убегал: «Лучше в своем доме, как бы ни было, в семье всегда лучше».
Детей забрали внезапно, говорит Константин. «Мы поехали на суд, приехали назад, а детей уже нет. Их забрали. Ну то есть это ожидаемо было, конечно. Органы опеки нас предупреждали много раз. Все из-за собак. Наша семья у них стояла на учете. С детьми у нас все хорошо. Никогда не ругаемся, не ссоримся.
Вначале мы с Надей ездили в детдом каждый день, постоянно их навещали. А вчера какой-то человек из службы безопасности сказал мне, что я имею право приезжать туда только по выходным и до двух часов, и вообще, чтобы я принес разрешение от опеки на визиты».
«Почему забрали детей? Я думаю, не просто так. Мне сказали, что кому-то квартира наша приглянулась. Поэтому, мол, надо детей отобрать, а их выселить», – выдвигает версию Надя.
У Нади очень тихая речь, разобрать которую иногда трудно. Кажется, она все время робеет. Костя общается очень доброжелательно и вежливо. Таких людей называют маргиналами – татуировки, своеобразные лица, на которых «все написано», как говорится, но при этом за все время нахождения в квартире мы не услышали от этих людей ни одного бранного слова, даже когда все вместе мужики двигали тяжеленные железные кровати.
Несколько дней назад Мальцевым выделили 12 соток в Шатуре как многодетной семье. «Только это же у черта на куличках. Столько лет ничего не давали, а тут вдруг выделили. С чего бы? Нас туда хотят отправить?» – говорит Надя. «Там голая земля, да и далеко. Что нам делать с этой землей? У нас и денег-то нет дом строить… Было бы рядом, я бы огород сделал», – говорит Костя.
Доход семьи – только заработок Нади, это около 27-30 тысяч рублей. У Кости с работой плохо. Сейчас вот помогли зооволонтеры, мужчина устроился в приют на работу, но пока ездит туда ненадолго, потому что тут дома надо разгребать проблемы – и ремонт, и дети…До этого работал в дмитровском собачьем питомнике, убирал, кормил собак, но, говорит, зарплату не платили, ушел.
При этом у семьи огромный долг по квартплате и электричеству, копился годами, признает Надя. Электричество в квартире давно отключено. «По идее, сестры тоже должны участвовать в оплате ЖКХ, но не обязаны. Сестра сказала, что ей это не надо. Я спрашиваю, а что же тогда не выписываешься, раз не платите?».
«Я уже ей сколько раз говорил, что не надо водить сюда собак! Столько мы с ней уже ругались из-за этого, ссорились. И дочка, Рита, ругала. Ну, такая особенность у нее, что сделаешь. – сетует Костя. – А бабушка в своей комнате устраивает помойку. Мы постоянно мусор вытаскиваем и опять. Уборка в основном тут на мне. Я и полы хлоркой мыл, и за животными ухаживал».
Рыжая собака сидит в одной из комнат, выглядывает сквозь пробитый оргалит на двери, смотрит за происходящим. «Это Лада. Ей уж лет 12. Она ко мне привыкла, ни на шаг не отходит. Мы с детьми ее увидели в лесу, когда гуляли на речку шли. Ее кто-то повесил на суку. Подбежали, срезали, – успели, живая», – вспоминает Костя. Сейчас всех животных вывезли, остались только три своих собаки, которые живут в семье давно. А еще попугаи в клетке и рыбки в аквариуме.
Собак и кошек, рассказывают супруги, они подбирали в основном сами. Разных больных и пострадавших. Иногда люди приносили, просили помочь, вылечить.
«Собак и кошек мы сами на свои деньги лечили. Кастрировали, стерилизовали, глистов прогоняли и так далее. Потом пристраивали, конечно, они же не навсегда у нас, наша задача была спасти, сохранить им жизнь.
Только пристроить тоже сложно. Все породистых хотят, а где я им таких возьму? Какие есть», – рассказывает Надя.
Дети, говорит Надя, тоже ухаживали за животными, помогали. «Рита умеет и капельницу поставить, и перевязку сделать животному. Она сейчас учится на ветеринара в колледже, на материнский капитал. Нам бы хоть одного ребенка на ноги поставить! – говорит Надя. – А там видно будет».
«Рите только 18 лет. Ей предлагали общежитие при колледже, но она не поехала. Сказала, ей лучше дома», – замечает Костя.
«Соседи завидуют!»
Помощи, сетует Надя, нет никакой от окружающих людей. Помогает фонд. Еще церковь, например, возят детей на разные культурные мероприятия. А соседи злятся и ненавидят.
«Соседи провокацией занимаются. Проходят мимо, ногой как пнут дверь! И дальше идут. И опять. И так все время. А дети у нас все хорошие. Не курят, не пьют. А их уже и в наркоманы записали!» – возмущается Надя.
Правда, на работе поддерживают, помогают. «Вот скинулись, плиту мне купили. Не новая она, конечно, но лучше, чем моя», – показывает Надя.
Николай, Андрей и Роман, мужчины, помогающие делать ремонт, обдирают стены, полы. Все покрыто многолетним слоем грязи. Двухъярусные кровати в большой комнате приросли к полу, оторвать смогли только вчетвером. Фонд «Волонтеры в помощь детям-сиротам», который курирует семью уже много лет, помогает со стройматериалами, листы фанеры уже стоят в коридоре. Когда придет пора красить стены, помочь обещала одна из бывших подопечных фонда, маляр-штукатур.
Александра Иванова, координатор проекта «Помощь семьям в сложной жизненной ситуации» фонда «Волонтеры в помощь детям-сиротам», психолог, сопровождающая нас, говорит, что есть надежда, что подтянутся еще волонтеры. С таким ремонтом втроем-вчетвером справиться трудно, нужны еще люди.
Работают волонтеры только днем, пока есть свет из окон. Как дальше будут справляться без электричества, сами пока не знают. «Если бы была возможность договориться с электросетью, а то соседи отказывают помочь, – говорит Николай, один из волонтеров. – Когда тут травили тараканов в субботу, я столько выслушал от соседей. Им завидно! Не нравится им, что таким вот «плохим» людям помогают, да и денег с них никаких не берут. Это зависть! Придется, наверное, принести генератор».
На улице у подъезда курит женщина. Татьяна живет здесь уже два года. Переехали из Новосибирска, купили квартиру, но даже не знали, что тут такое…
«Мы когда въехали, сначала удивлялись, что в подъезде все время окна открыты. Потом поняли, почему. У них было очень много животных. Запах ужасный постоянно. Зимой еще терпимо, а летом на всю улицу. Они выбрасывают тряпки с дерьмом прямо из окон, прямо перед нашими окнами.
Человек, который жил под ними, просто уехал, продать свою квартиру он не может, конечно. Вот домофон новый на двери подъезда, мы только в эти дни его поставили, потому что, наконец, вывезли их собак, а раньше они постоянно домофон выламывали, потому что туда-сюда ходили.
Конечно, хорошо, что им сейчас помогут. Только уже было такое. Тоже все вывозилось, делался ремонт, так же забирали детей, временно, потом отдали, когда ситуацию изменили. Потом в 2014 году просто собак вывезли. Но ничего не изменилось».
«В этой семье много любви»
Забота о животных, казалось бы, негативный фактор в случае семьи Мальцевых, на самом деле – фактор объединяющий, некое общее дело. «Это как другие родители ходят с детьми на рыбалку. Так и тут. Ведь в этой семье нет такого, что дети бродяжничают сами по себе, а родители увлечены собачками. Это была их точка взаимодействия и общения. Они вместе что-то делали, это тоже процесс воспитания. Да, это не очень социально адаптивная ситуация. Но вот такое семейное дело», – поясняет Александра Иванова.
Лариса Артемова, преподаватель Филипповской школы в Москве, волонтер БФ «Волонтеры в помощь детям-сиротам», знакома с семьей Мальцевых уже лет пять. «Когда я первый раз увидела ребят, они сразу произвели приятное впечатление. Их привезли к нам на занятия, и они были смущены, потому что опыта выездов не было, они занимались тогда только в своей школе, а там отношения складывались не очень.
Они сначала робели, а потом раскрылись, – рассказывает Лариса Артемова. – В квартире уже тогда была трудная обстановка и острая ситуация с опекой. Мне было важно понять, почему Надя так делает, что ею движет, и как дети относятся к животным. Было понятно, что нельзя столько животных держать дома.
Но узнав о ее судьбе, я поняла, что Надя ежедневно, работая в онкологии, видит ситуацию, когда спасти нельзя. Она в отпусках почти не была, всю жизнь работа. И она, видимо, компенсирует эту ситуацию, спасая животных. Просто она не знает, как это правильно делать.
У меня был опыт спасения животных, был опыт экстренного спасения большого количества животных от догхантеров. Это непросто. Есть способы цивилизованные, а есть – нет».
Лариса Артемова – приемная мама, старшая дочь кровная, а сын приемный, поэтому, говорит она, понимает ситуацию изнутри: «Я знаю последствия пребывания детей в детском доме. Травмы от самой ситуации сиротства преодолеваются долго. А Надя и Костя очень сильно привязаны к детям».
Детям нужна среда, где их принимают, подчеркивает Лариса Артемова, огорчаясь, что в школе вместо поддержки дети фактически были подвержены буллингу.
«Я давно работаю в частной школе, где трепетно относятся к детям, все единомышленники. А там, когда я поехала в школу, где учатся Мальцевы, я увидела такую агрессию по отношению к детям, которой никогда ранее не встречала. Прилюдно унижают ребенка. Если бы я не беспокоилась, что это повредит детям, я бы ситуацию заострила.
Да, учителя жаловались, что дети не посещают школу. Но даже не хотели помочь. Учителя говорили: «Ох, когда их уже куда-нибудь денут, нам зачем, чтобы тут детские вещи лежали», и так далее. И все в присутствии детей.
Да, может быть, они плохо одеты и плохо пахнут, но это же не причина, чтобы унижать детей! А Надя теряла дар речи, разговаривая с учителями, терялась. Поэтому были сложности. Так что в подобных ситуациях вовсе не все упирается в родителей. Многое зависит и от окружения».
Лариса Артемова хорошо отзывается о детях: «Рита – замечательная девочка, любознательная, возвышенная, хорошо учится. Лида – способная девочка. При этом ее вместе с мальчиками отправили в коррекционную школу, заодно. Нам сказали: «А они тут не по интеллектуальным признакам, а по социальным». А разве по этим причинам можно детей отдавать в коррекцию?! А родителям сказали так: «Тут им будет полегче, не будут уставать».
Да, Егору действительно нужна была коррекция, но 7 вида, у него речевые нарушения. Сейчас у него уже запущенность, конечно, уже трудно догнать программу».
«Да, это непростая семья и непростые дети. Это не ситуация, когда все решили, помогли и пошли дальше, – говорит Александра Иванова. – Бывает, что у семьи краткосрочный кризис и нужно помочь. А тут кризис долгий, когда все участники процесса адаптируются к нему, а это требует глубокой работы и предполагает много трудностей».
Но трудно, когда вместо партнерства со стороны других организаций или людей сталкиваешься с конфронтацией, отмечает Александра: «Ведь школа – это партнер, но поддержки нет, и это мешает. Да, эти дети не очень вписываются в общую норму… да, этот фактор нельзя игнорировать. Да, слаб родительский контроль.
Но почему такая позиция школы, почему негатив и гонения? От этого ведь дети еще больше не хотят идти в школу. Нет нацеленности педагогов на решение проблемы. Потом дети подрастают и понимают: я так жить не хочу, я не хочу столько собак. Им уже важно, чтобы их одежда была чистой, они становятся подростками, они уже неравнодушны к своему внешнему виду. Они уже сами, вырастая, будут делать выбор.
Но тот факт, что они в принципе могут сделать этот выбор – это заслуга того, что они живут в семье, где нет насилия, и одновременно общаются с людьми, которые помогают расширять их кругозор, не обесценивая и не унижая родительские ценности.
Надо просто понять, что ситуация Мальцевых – это не столько их вина, сколько их беда. Нельзя считать, что за эту ситуацию ответственна только семья.
Здесь много участников – и органы опеки, которые в свое время изъяли Надю, отправили в детдом, а потом вернули обратно к пьющей матери. Судебная система, которая 16-летнему мальчишке, воспитаннику детдома, дала 4 года тюрьмы за мелкое воровство.
Почему-то мы виним только самых слабых и требуем только от них. При этом за прошлые ошибки системы никто не несет ответственности. И никто не будет нести в будущем. Хотя за этим стоят разрушенные судьбы других людей. И сейчас мы повторяем тот же сценарий, хотя уже понятно, что он не работает».
Как объясняет Олеся Деснянская, координатор программы «Профилактика социального сиротства», тому, что дети не ходили в школу (одна из претензий органов опеки), тоже есть причина. Их там просто дразнили из-за запаха и странного вида.
«Совместно с родителями мы смогли перевести детей в интернат на пятидневку в Электросталь, куда их в понедельник отвозил наш социальный работник, а в пятницу – забирал отец.
В Электростали также учится в ветеринарном колледже 17-летняя Рита. Любовь к животным ей передалась от мамы, и она учится только на четверки и пятерки. Надя очень гордилась, что может ей помочь – оплатить учебу материнским капиталом. Сейчас не очень понятно, как она будет продолжать учебу с учетом, что ее тоже изъяли из семьи», – говорит Олеся Деснянская.
Суды по лишению родительских прав Нади и Кости проходили уже 5 раз, в разные годы, но судьи отклоняли иск, потому что не считали возможным разлучить семью, где родители и дети любят друга, несмотря на бытовые ужасы.
Возможно, масла в огонь подлили и недавние истории с обнаружением «детей-маугли» в «нехороших квартирах» с горами мусора, вот и балашихинские власти решили подсуетиться, чтобы не быть потом обвиненными в бездействии.
«Можно понять и опеку с КДН, которые внезапно заняли жесткую позицию – «детей необходимо немедленно изъять», хотя обычно такие жесткие меры принимаются только при наличии прямой угрозы для жизни и здоровья. С учетом поднявшейся шумихи в СМИ, привлечения Следственного комитета и прокуратуры, они очень боятся оказаться крайними в этой ситуации – потерять работу или, еще хуже, оказаться под следствием», – замечает Олеся Деснянская.
«Почему-то в таких ситуациях никто не сочувствует детям, самым уязвимым и беспомощным в этой ситуации. Детям, к которым сегодня в квартиру ворвалась толпа народу – судья, опека, КДН, СМИ… Которым врали, что их везут в суд, а на самом деле отвезли в детский дом. Рите, которая не знает, как будет продолжать учебу. Диме, которого все утро рвало от страха и нервов. Лиде, которая рыдала от собственного бессилия…
Для таких детей детский дом опасен вдвойне. Они привыкли к свободе и никогда не сталкивались с насилием в своей адрес, поэтому велика вероятность, что они начнут бунтовать и сбегать, и в итоге попадут в психиатрическую больницу, где их сломают так же, как в свое время система сломала Надю и Костю.
Многолетние усилия родителей и волонтеров окажутся напрасными, через несколько лет в эту квартиру вернутся травмированные дети с такой же дырой внутри, как и у их родителей».
Фонд и семья готовят апелляцию в суд, чтобы добиться возвращения детей в семью. Есть предложение разрешить детям жить с отцом в съемной квартире. «Мы будем бороться до последнего», – говорит Надя, и ее голос снова дрожит.
«Изъятие детей – годное наказание!»
Мнения в соцсетях разделились. Одни убеждены, что действия органов опеки правильные. Ведь, по сути, если бы детей не изъяли, все бы продолжалось, а это стало толчком к изменению ситуации, спровоцировало семью хоть на какие-то действия.
Правда, напоминают пользователи соцсетей, такое уже было, в квартире уже делали ремонт, вывозили животных, детей забирали и возвращали, и жилье снова приходило в первоначальный ужасный вид. А еще, отмечают комментаторы, надо ведь подумать и о жизни соседей, каково им? Они фактически заложники ситуации.
Отсутствие денег, считают пользователи соцсетей, не оправдание грязи: «Я жила в коммуналке, были 1990-е, денег не было, на еду не хватало. Но пол мы мыли каждый день, и за соседями тоже. И пыль протирали, и вещи стирали на руках куском хозяйственного мыла. У нас в квартире были кровати, стулья, да стол, но идеальная чистота. А ад бытовой себе создают сами люди, и это все идет из головы».
«Интересно, как бы рассуждали вы, если бы выросли на помойке? Вот жили бы в землянке среди мусора, а потом, бац, оказывается, есть другой мир. А ну-ка свою помойку по санитарным нормам устрой. Тут ни при чем лень или разгильдяйство. Это опыт – и опыт у этой семьи, благодаря нашему государству, кстати, которое вернуло Надю после изоляции в детском доме в помойку с долгами и лишенной прав полоумной матерью. Не могло быть по-другому просто», – парируют в ответ противники изъятия детей.
«Люди, сами выросшие в детском доме, многого так и не умеют. Не знают, как чай заварить. Детей вырастили, слава Богу. А критического мышления не имели. Вот в сознании, что жить в мусоре – норма», – поясняют они.
Елена Альшанская, президент фонда «Волонтеры в помощь детям-сиротам», напоминает: в органах опеки работают такие же люди, как мы с вами. Они в России, к сожалению, не имеют глубоких знаний в детско-родительских отношениях, психологии и социальной работе. Поэтому судят о ситуации, которую видят, как каждый из нас:
«И поэтому, входя в квартиру семьи (по вызову, опека не обходит квартиры, а реагирует только на сигнал), они смотрят на нее самыми обычными глазами. Вашими. И, конечно же, видит то, что видят глаза, наличие или отсутствие внешних признаков того, что у нас принято считать неблагополучием».
А еще в детских домах практически нет детей, которых отобрали бы из-за реальной угрозы их жизни и здоровью. Их изымают из семей по сотне других причин. И могут даже тут же поставить в банк данных на устройство в приемные семьи, пока их кровные родители бьются за право вернуть детей себе.
«Во всем мире такая мера, как отобрание детей, и уж тем более лишение родителей прав, считается крайней. Когда нет других мер воздействия, которые сработают, и когда вред, наносимый ребенку, настолько ощутимый и стопроцентный, что у нас не остается и тени сомнений, – говорит Елена Альшанская.
– Так и должно быть. Потому что жизнь людей, семья – это хрупкая вещь. Один из ключевых элементов, который позволяет людям чувствовать себя в безопасности и нормально и полноценно развиваться – это даже не частная собственность, как говорят многие, и уж точно не чистый пол и цивилизованный туалет, а уверенность в том, что их общение и отношения с другими людьми, и уж тем более внутри семьи – неприкосновенны».
Комментарии экспертов
Наталия Мишанина, психолог фонда «Арифметика добра»:
– Да, конечно, в нашем восприятии обывателя, – условия ужасные, и в них дети жить не могут. Да, мои дети жили в чистоте и заботе. Но чем мы похожи с этой семьей – мои дети тоже жили в любви. Однако у меня есть ресурс – заботиться, поддерживать чистоту, воспитывать детей. Я вижу, что ресурс любви есть и здесь: ведь дети не испорчены, они хорошие, они ходят в школу. Эти родители не сделали аборт, не отказались от своих детей, не выкинули их, они берегут свою семью. Они сохранили свое маленькое, пусть и беспорядочное пространство для сохранения любви.
Но я могу отдавать любовь, потому что я наполнена любовью. Там родители сами воспитывались в детском доме. Они пытаются сохранить в себе эти крохи любви и делятся тем, что есть, этими крохами, со своими детьми.
Мама здесь очень милосердна, об этом говорит и то, что она не может пройти мимо щенка или котенка. Где им, взрослым людям, жившим в детском доме, научиться семейной жизни, воспитанию большого количества детей? В этих людях много человеческих качеств – человечности, добросердечности, теплоты. Но мало навыков – навыка ухода за детьми, за домом, и так далее.
Я не вижу смысла в изъятии детей. Дети уже адаптированы к такой жизни. А вот без родителей они как раз потеряют опору. Кроме того, на таких детях на самих лежит ответственность – за свой дом, за этих собак и кошек, за своих инфантильных родителей, наконец.
Эти дети – взрослые по своей ментальности, по внутреннему состоянию. Да и по возрасту они уже подростки, поэтому их мнение важно знать. А хотят ли они жить в приюте? Хотят ли разлучаться со своими родителями?
В этой семье много любви. Но сейчас эту любовь разорвали по частям. Сейчас эту семью надо поддержать, и фонд «Волонтеры в помощь детям-сиротам» сейчас делает правильную работу. Семью нужно вытащить из тяжелой ситуации, и, конечно, вернуть детей.
Александра Марова, директор Благотворительного фонда профилактики социального сиротства:
– В нашей системе есть ряд проблемных и болезненных вопросов, нерешение которых приводит к поломанным судьбам детей и их родителей. Нет объективных инструментов оценки ситуации и принятия решений. Существует лишь единый официальный акт обследования жилищно-бытовых условий, который предполагает оценку преимущественно внешних составляющих, как в квартире или доме, грязно или чисто, есть еда или нет еды и так далее.
К тому же специалисты опеки, которые проводят проверку, – это чиновники, мало что знающие о детско-родительских отношениях, о социальной психологии, о жестоком обращении и о его развитии, однако они приходят к вам в семью, для того, чтобы оценить именно эту тонкую сферу человеческих отношений.
Как они это сделают без специальных знаний и без определенной профессиональной позиции? Исключительно опираясь на свое личное, а значит, субъективное, представление о том, что хорошо и что плохо. Это непрофессионально.
В-третьих, до сих пор не сформирована культура и этика при проведении оценки и оказании помощи. Помощь оказывают так, что от нее хочется убежать и спрятаться. А сами специалисты этого как будто не видят и искренне удивляются, почему семья не хочет с ними взаимодействовать.
Наконец, единственная мера безопасности, которую наша система умеет применять – это перемещение ребенка из семьи в учреждение, что является катастрофой для детской психики. И это при всем при том, что есть множество вариантов, которые надо всего лишь проработать: начиная от родственников и близких знакомых, готовых временно принять детей, заканчивая перемещением детей с тем родителем, который невиновен, в социальные приюты, которых сейчас не так уж и мало.
Пятое, система совершенно не делает отличий между родителями, представляющими прямую опасность для своих детей, и где высокие риски угрозы жизни, и теми родителями, кто не представляет никакой угрозы ребенку, но просто находится в кризисной ситуации или не вписывается в общепринятые нормы.
Меня очень удивляет с какой легкостью мы беремся судить о том, достойна эта несчастная женщина быть матерью или нет.
Да, у нее очень грязно и мерзко дома, да, у нее есть определенные странности, и она точно не вписывается в представление благополучного человека о том, какой должна быть мать. Но ничего из этого не означает, что она не может быть матерью только потому, что часть общества решила по-другому.
Взрослые люди при должностях берут на себя принятие таких тяжелых решений, не взвешивая последствия. Очевидно, что дети будут страдать и бегать к матери и отцу, что оторвать от родителей детей означает дать им карт-бланш пуститься во все тяжкие, а значит, проблема соседей будет не просто не решена, а имеет шанс в разы усугубиться.
Фото: диакон Андрей Радкевич
