Что значит – хороший тьютор и как его найти, рассказывает Инна Карпенкова, психолог, специалист по тьюторскому сопровождению, автор нескольких учебных программ, специалист по развитию детей с расстройствами аутистического спектра и обучению альтернативной коммуникации.
Они тогда назывались «не дети с ОВЗ», а «двоечники»
Пятнадцать лет назад Инна Карпенкова была школьным учителем биологии. «Я хотела пойти учиться на психолога, как часто бывает с людьми, которые не могут разобраться с личными проблемами. Отучилась, получила диплом о втором высшем и совершенно искренне предполагала со временем стать психотерапевтом.
Правда, я многое делала »не как все» и больше всего страдала от необходимости »ходить строем». В итоге все время изобретала собственные карьерные сценарии».
В поисках призвания Инна успела поработать учителем в сельской школе, психологом в детском приюте, в детском саду и даже в психиатрической клинике.
«В больнице я увидела: точно, все люди разные, и к каждому нужен свой подход. Дети в сельской школе тоже были разными, некоторых из них, правда, называли не «дети с ОВЗ», а «двоечники». Иногда это были дети с необычным видением мира».
Чтобы набрать часов для зарплаты, помимо биологии, молодому учителю предложили вести уроки рисования.
«И вот помню: урок, все открыли альбомы и рисуют. А один мальчик сказал: «Не буду я рисовать!», – принес набор инструментов для резьбы по дереву и весь урок вырезал деревянную ложку. В конце урока, поскольку ложка была аккуратная, я поставила за нее пятерку. А что такого – он же не бегал, не бездельничал, весь урок прилежно работал. Просто результат урока у него оказался другой.
Класс был возмущен, а сам «виновник» – просто в шоке. Это была его первая в жизни пятерка».
Если бы не лошади
Но было у Инны еще одно увлечение.
Любовь к лошадям и к психологии привели ее в центр, который тогда организовал в Москве иппотерапию для детей с нарушениями развития, а знакомство с этими детьми – в коррекционную педагогику.
«Общаясь с этими детьми, читая литературу, я поняла: если ребенок плохо говорит, это совершенно не означает, что он так же плохо мыслит».
Многие из детей, например, совсем не говорили, но сумели освоить азы верховой езды. А еще были бесценные комментарии руководителя центра:
«Научить человека можно самыми разными способами – не только рассказать ему о чем-то. Пробуй разные подходы, только все время проверяй, как реагирует подопечный. Он поймет, не одним способом, так вторым или третьим. Твоя задача – понять, что он тебя слышит и понимает».
«Мне кажется, в нашем образовании мы иногда преувеличиваем значение речи. Сценарий «я ему объяснил, потом попросил, чтобы он пересказал объяснение; тогда я понял, что он понял» – действует далеко не всегда, – размышляет Инна.
– На самом деле в человеке информативно очень многое – выражение лица, жесты, действия, манера поведения. Все это надо принимать во внимание и для передачи знаний, и для проверки усвоения».
А дальше случилось то, что и определило профессию. «Однажды в центр занятий с детьми с нарушениями развития позвонили: не может ли кто-то из сотрудников в свободное от работы время сопровождать в школе нашу дочь Алену (имя ребенка изменено)?, – рассказывает Инна. – Я случайно оказалась рядом с телефоном, поэтому ответила и решила попробовать».
В середине 2000-х годов слова «тьютор» в России не знал почти никто, но в школе, куда определили ребенка, чудесным образом нашлась возможность даже оплатить работу сопровождающего.
«Знаете, мне кажется, понятие «тьютор для ребенка с ОВЗ» в Россию привнесла я, – смеется Инна, – когда стала писать о своей работе и искать, как же в англоязычных учебниках называется человек с похожими обязанностями».
Найти инклюзию в… школе при посольстве
История Алены оказалась необычной. Учиться ей предстояло в школе при иностранном посольстве. Когда Алена родилась, у нее оказалось сложное нарушение развития, так что мама поначалу подумала, что с таким тяжелым ребенком не справится. Алену лечили, но первые годы она прожила в Доме малютки.
Когда девочке исполнилось три года, ее взяла к себе родная бабушка, а к восьми годам девочка с вернулась к маме. Общение с людьми у девочки не ладилось. Ее поведение сильно отличалось от принятого в обществе. В обычную школу ребенок с такими особенностями пойти не мог. И родители придумали неожиданный выход.
В 2008 году инклюзивного обучения в России не было, а за рубежом оно уже налаживалось, так что в московской школе при иностранном посольстве девочку могли учить. «Заодно и иностранный язык попробует освоить», – решили родители, имевшие собственность за границей. Жизнь дочери с особенностями развития за рубежом тогда представлялась им более реальной и комфортной, чем в России.
«Все произошло спонтанно, теперь по правилам так не делают, – вспоминает Инна. – С Аленой мы встретились в середине лета, а уже в сентябре вместе пошли в школу. Большинство из взрослых были учителями-носителями языка, иностранцы».
Предназначение Инны стало ясно окружающим из того, что происходило между ней и Аленой. И через какое-то время на необычное поведение девочки перестали обращать внимание.
«Я сразу поняла, что Алена боец, – вспоминает Инна. – После рождения девочка много времени провела в палате для очень тяжелых детей, но выжила. Выдержала Дом малютки. Там ей просто никто не рассказал, как правильно себя вести. А родителям не рассказали, как вести себя с таким ребенком.
Зато Алена была задорной и радостной. Она очень хотела общаться буквально со всеми. В итоге к четвертому классу Алена стала говорить и понимать на иностранном языке, общение с другими детьми тоже стало налаживаться».
Задачка на 24 часа
«Как-то я обратила внимание, что Алена радуется, когда ее ругают, – вспоминает Инна. – Еще бы, по-другому люди на нее просто не реагировали. Вот у ребенка и сформировалось понятие: «Ругают, значит, обращают внимание». Много времени ушло, чтобы показать девочке, что бывает другое внимание – похвала, разговор».
Но понимала Алену Инна не всегда.
«Эта девочка занимала мой ум 24 часа в сутки. Я вообще думаю, что педагогика – профессия, где ты не можешь отключиться. Токарь или бухгалтер может по звонку окончить работу, сложить бумаги в стол и пойти домой. Педагог, даже когда он не с ребенком, может продолжать о нем думать.
Интерпретировать реакцию ребенка, решить, что конкретно с ним делать дальше и как это делать – главное в профессии тьютора. Это очень непросто.
Например, Алена поначалу не умела работать на уроке спокойно. Поэтому наша с ней парта была возле самой двери. Как только девочка начинала беспокоиться, мы выходили в коридор; и так могло быть по десять раз за урок».
Инна признается, что порой общение с подопечными заканчивалось у нее истерикой. «Сегодня я, пожалуй, испугаюсь, только если ребенок, который по габаритам гораздо крупнее меня, на меня нападает. Но таким ситуациям я не даю случиться – это несложно, если все время наблюдать, как человек реагирует, и просчитывать ситуацию наперед».
Инна провела с Аленой три с половиной года. «К этому времени Алена уже выполняла задания на уроках, а я могла находиться на расстоянии нескольких метров, так что девочка только иногда искала меня взглядом, а найдя, успокаивалась и снова занималась своими делами», – вспоминает Инна.
Сейчас Алене уже больше двадцати лет, за ее записями Инна до сих пор следит в инстаграмме.
«Про девочку я знаю только то, что она окончила школу, и что сейчас, судя по ее записям, она интересуется христианством. Алена – это определенная часть моей жизни». Ей и еще одному мальчику я посвятила свое методическое пособие».
Тьютор никогда не смотрит на ребенка в формате «обычный-необычный»
О своей работе Инна написала книгу «Тьютор в инклюзивной школе: cопровождение ребенка с особенностями развития». Над первым изданием книги она проработала почти два года.
«Когда общаешься с нынешними студентами-педагогами, главное, что поражает в некоторых из них – абсолютно медицинский подход к детям с особенностями развития: да, есть ребенок, он «сломан», его надо «починить», чтобы он реагировал, как все, – говорит Инна .
Но ведь тьютор никогда не смотрит на ребенка в системе координат «обычный-необычный». Да, встроить ребенка в общество с его социальными нормами очень важно. Но каждый ребенок, с особенностями он или без, все равно займет в этом обществе свою уникальную нишу.
Главный интерес тьютора – не диагнозы, не оценка поведения подопечного, а сам вот этот Ребенок, с его особенностями, с его привычками и темпераментом. Ты смотришь на него и в какой-то момент оказывается, что он – ух, ты! – любит слушать оперу.
Начинаешь думать, где в будущей жизни это умение можно применить.
Параллельно пытаешься объяснить окружающим, что ребенок не злой и не опасный. Просто обычные дети, если им сказать: «Потерпи, звонок через пять минут», – будут терпеть, а ребенок с особенностями терпеть не может.
Для меня как для тьютора другой ребенок – другая вселенная. Один из моих подопечных, Стас (имя изменено) на уроках временами отключался и засыпал. А когда ты настроен на ребенка, тебе легко передается его состояние. И первое время со Стасом засыпала я сама, приходилось просыпаться, потом будить его.
Но именно со Стасом я убедилась в том, что люди с РАС ярче реагируют на то, что вызывает у них отрицательные эмоции.
Однажды я немного повысила на него голос, ребенок вздрогнул. Позже я корила себя за это, но именно материал, изложенный на повышенных тонах, Стас запомнил. Так сработал его мозг – дал более яркую реакцию на опасность. Но ведь нельзя же все время повышать голос на ребенка, просто потому, что его мозг реагирует на такой раздражитель.
ABA-терапии в России тогда еще не было, а у меня нет законченного дефектологического образования. Технику, как же обойти эту особенность Стаса и научить его запоминать не только то, чего он пугается, пришлось изобретать самой».
Через несколько месяцев работы с Инной ребенок «проснулся», начал общаться с одноклассниками, любил копировать их поведение. С Инной новый тьюторант провел четыре года. Сейчас Стасу около двадцати. Он не только окончил школу, но и поступил в колледж, осваивает профессию программиста.
«Оставьте ребенку немного свободы»
«Конечно, истории про «не смогли работать вместе» мне рассказывали. Но мне кажется, что тьютор и его подопечный – это как два человека в одном окопе. Либо они научатся работать вместе, либо пара не сложилась, – улыбается Инна.
Обычно отношения не складываются, если тьютор заранее в голове рисует, как подопечный должен реагировать на его действия. «Я сделаю так – ребенок изменится вот так, тогда я сделаю еще вот это».
На самом деле в работе тьютора важно идти за ребенком и вместе с ребенком. Наблюдаешь – анализируешь.
Важно дать и некоторую степень свободы – в неопасных ситуациях. То есть, если уж ваш подопечный не несется галопом на проезжую часть или не мешает другим, ежесекундный контроль ему не нужен. Очень легко впасть в учительскую позицию и постоянно рулить: «Делай так, тебе будет хорошо вот это, туда не ходи!» Но в таком случае вы не сможете понять, как работать с ребенком. Если он постоянно зажат в ежовых рукавицах, как он сможет вам подсказать, что ему интересно и на что он активнее всего реагирует?
Тьютор постоянно ищет, как совместить то, что интересно подопечному, с тем, что социально одобряемо.
Здесь надо опираться на его индивидуальность. Люди, которые постоянно пытаются диктовать ребенку и его «тренировать», быстро «вываливаются из тьюторского окопа» и уходят в коррекцию. Это не хорошо и не плохо, это просто другая профессия.
Сейчас я помогаю взрослым неговорящим людям с РАС выразить свою индивидуальность, рассказать людям о своих интересах, желаниях, обучая их общаться с помощью компьютера. И в диалоге с ними для меня самое важное – это их интерес, их желания, а моя помощь им – предложить идеи по реализации их интереса».
Может ли тьютором быть учитель, который в этот момент ведет урок
Стандартная ситуация – индивидуальное сопровождение во время учебы вписано у ребенка в ИПРА (чаще всего такую запись делает ПМПК), но школе хочется сэкономить, или добавить зарплату конкретному учителю, или директор вообще не понимает, о чем идет речь и хочет отписаться. И родителям приходит ответ: «Обязанности тьютора для вашего ребенка будет выполнять учитель параллельно с ведением урока». А такое вообще возможно?
«А знаете, это не так уж и невозможно, – улыбается Инна. – Все зависит от ситуации, от ребенка, от учителя. Про количество детей с ОВЗ в классе, на которое «положен» тьютор, я говорить не хочу – тема острая, стоит назвать хоть одну цифру – во всех инстанциях будет куча родительских писем с жалобами, причем с обеих сторон.
В конце концов, во все времена в классах были сильные ученики, которые справлялись с заданием раньше других, и как-то учителя с ними ладили. Дать дополнительный пример на отдельную оценку или творческое задание – это тоже элемент тьюторства. Другое дело, что про таких детей никто не говорил, что у них «индивидуальный образовательный маршрут», говорили – «учитель-новатор проявил индивидуальный подход» или не очень похвально «любимчики учителя».
Но ведь позволить ребенку с особенностями, который уже выполнил свое задание и устал, выйти из-за парты и прилечь на специальном диванчике или поиграть на синтезаторе, звук которого выведен ему в наушники и не мешает другим – это то же самое. Разумеется, детей надо предварительно предупредить, что брать с него пример в этот момент не надо. Но, когда класс привыкает, на такие специальные задания для ребенка с особенностями обращать внимание дети перестают.
Другое дело, если у вас ребенок с СДВГ, он может выбегать из класса и учитель, чтобы его поймать, должен бросить всех остальных. Но если в это время под дверью класса сидит мама ребенка, которая знает, как его успокоить и вернуть в класс через несколько минут, учитель вполне может просто продолжать вести общий урок, договорившись с родителем о совместных действиях.
Так что технически быть тьютором и одновременно вести урок можно, другое дело, что физически это непросто».
Основной путь – если решение о необходимости тьютора принимает ПМПК и записывает его в ИПРА ребенка. Даже если тьютор в ИПРА не прописан, в школе могут собрать психолого-педагогический консилиум и назначить для ребенка тьютора на любой срок. Правда, для того, чтобы работа такого тьютора оплачивалась из бюджета школы, школа должна подготовиться к этому заранее. Даже если школа согласна выделить ребенку тьютора, для того, чтобы успеть оформить все документы, переговоры о поступлении в первый класс ребенка с ОВЗ нужно начинать примерно в декабре года, предшествующего поступлению.
С тьютором также можно заключить волонтерский договор.
Дети, взрослые и Арина Родионовна
«Дети первых классов – самая благодатная аудитория для тьютора. Им просто объясняешь: «Петя так ведет себя, потому что его мозг работает иначе. Ему нужно помочь, кто хочет?»– и все сразу выстраиваются помогать. Всякие недовольства возникают позже, и идут, нередко, не только от учителей, но и от родителей, – утверждает Инна.
К сожалению, сейчас в школах много родителей, которые смысл учебы своего ребенка видят только в том, чтобы ребенок сдал ЕГЭ. На самом деле, если учиться только для этой цели, проще перевести ребенка на домашнее обучение».
Наверное, эту идею родителям внушает сама система нынешнего образования, когда изо дня в день детей старших классов «тренируют» на сдачу ЕГЭ и других видов аттестации.
В практике самой Инны особых конфликтов с родителями не было.
«Родителям реально объяснить, что у ребенка есть особенности в поведении, но я контролирую ситуацию. Что ближайшая моя цель – вот такая (например, чтобы ребенок мог сидеть в классе весь урок, потом – чтобы он выполнял задания), и что я делаю сейчас для ее достижения.
Были непонимания с некоторыми учителями-предметниками, которые прямо заявляли: «Мы не понимаем, зачем сидит в классе этот ребенок, его надо перевести в коррекционную школу». Приходилось договариваться, чтобы некоторое время ребенок изучал предмет со мной индивидуально, а учителю сдавал только контрольные. Через какое-то время преподаватели смягчались и, когда ребенок появлялся на уроках вместе со всем классом, относились к нему уже спокойнее.
А еще у меня в голове есть картинка: иногда ты оборачиваешься назад и видишь, что в сложные моменты твоей жизни рядом с тобой были люди, которые поддерживали и помогали продвинуться в чем-то важном лично для тебя. Даже не учителя, а именно те, кто выслушал и поддержал. Я хочу стать чем-то подобным в жизни своих подопечных.
К сожалению, у нас утеряны представления о людях, которые поддерживают ребенка в его взрослении. Раньше таких людей было много – Арина Родионовна, про которую мы все знаем, крестные родители, бонны, «дядьки», гувернеры. В конце концов, самыми первыми тьюторами могут стать правильные родители, которые обращают внимание на интересы ребенка. А дальше наклонности, которые они помогли ему выявить, он разовьет в таланты с другими людьми».
