Приемный ребенок ведет себя пугающе, когда идти к психиатру?

– Моя приемная дочь смотрела грузинский мультфильм 1940-х годов «Отважные альпинисты». А там показано, как маленького спящего зайчика орел хватает когтями и подымает в поднебесье, но друзья стреляют в этого орла, он отпускает зайчика, и зайчик падает в объятья друзей. Так вот, она принесла мне черную перчатку и сказала: «Будешь орлом». И я ее этой перчаткой хватала и над диваном кружила. Я сказала ей: «Но тогда и ты, как тот зайчик, кричи: «Помогите!» Она не сразу смогла так крикнуть. Мы играли в эту игру по нескольку раз в день несколько месяцев, пока она не отработала свой страх.

В Санкт-Петербурге есть Центр приемных семей «Умиление» – проект благотворительного фонда «Детская миссия» имени преподобного Серафима Вырицкого. При этом центре работает школа приемных родителей, и среди семей, прошедших через эту школу, немало тех, кто усыновил детей с различными нарушениями развития. Психиатр центра Ирина Быховцева рассказывает о своем опыте приемного родительства, предостерегает приемных родителей как от поспешных выводов о психическом состоянии ребенка, так и от поспешных обращений к врачам.

На качелях

– Дети, которые попадают в приемные семьи из социальных учреждений, явно отличаются от других здоровых детей, воспитывающихся в семьях. И это не всегда связано с наличием у них психических заболеваний. Так что надо дифференцировать: то или иное неадекватное поведение – действительно заболевание, требующее наблюдения психиатра, или результат пережитой ребенком травмы.

Часто приемные родители пугаются, когда сталкиваются с каким-либо странным поведением ребенка. Например, они берут ребенка, которому уже шесть лет. А он перед сном начинает раскачиваться, крутить головой из стороны в сторону, то есть совершать стереотипные движения. И родители ведут его к психиатру. Но оказывается, что у ребенка, находившегося в сиротском учреждении и не знавшего ласки родителей, сенсорная депривация. Никто его не укачивал, не гладил по головке, не говорил хороших слов, поэтому он привык сам себя как-то успокаивать доступными ему способами. И вот он раскачивается или ниточкой от простыни водит себе по губам. Бывает ведь, что люди на качелях качаются и от этого успокаиваются.

Со стороны такое поведение ребенка, конечно, выглядит не очень адекватно – тем более, что это может длиться 5, 10, 20 минут, пока он не заснет.

Родителей это настораживает, но они должны понимать, что это нормальное поведение ребенка из неблагополучной семьи, прошедшего социальное учреждение.

Может быть, он жил среди наркоманов, алкоголиков, может быть, его били, насиловали или бросили сразу после рождения и ребенок лежал в доме малютки и смотрел в потолок, не имея общения с любящими взрослыми. То есть его нормальные потребности не удовлетворялись, он был лишен ощущения безопасности. В учреждении его кормили, поили, одевали, но особых эмоций по отношению к нему никто не проявлял, персоналу часто невозможно всем детям уделить такое внимание. И когда ему было страшно – мало ли, гроза на улице или собаки мимо пробежали с лаем – его никто не успокаивал.

Реакции могут быть разными. Например, агрессия, в том числе по отношению к животным. И ребенок, который сам пережил страх и боль, даже не может этого объяснить. Часто дети, попав в семью, расслабляются, понимая, что попали в более свободную обстановку. Тогда у них тоже может выходить наружу агрессия, которую они раньше сдерживали. Или воровство (ребенок после детского дома может просто не понимать, где свое, а где чужое), то есть это тоже не обязательно признак клептомании.

Когда люди берут приемного ребенка, часто они идут как по минному полю, не знают, когда у него произойдет эмоциональный взрыв, то есть когда будет затронута травма, что послужит для этого триггером.

Это может быть звук, свет, что угодно, то, что напомнит ему о травме. И ребенок может выдать такую жуткую реакцию, которую родители могут принять за психиатрию. А это просто срыв.

Приемные родители должны понимать специфику возраста ребенка, которого они собираются взять в семью. Лучше постараться как можно подробнее узнать, как он оказался в детском доме, в какой семье он до этого жил, что с ним произошло.

Нащупать «мины»

Как нащупать у ребенка эти «мины»? Надо с ним чаще заниматься. Если ребенок маленький, надо с ним читать сказки и смотреть, какую сказку он просит прочитать повторно, то есть к чему он цепляется, почему именно эта сказка его интересует. Постепенно начинаешь понимать, что именно ребенка задевает – травмы ведь проявляются. Или ребенку показывают разные мультфильмы, а он просит снова и снова включать какой-то один.

Моя трехлетняя дочка смотрела мультик про Умку – там есть эпизод, как медведица с медвежонком идет в воду, и на этом фрагменте девочка активизировалась. Мы с ней пошли в бассейн. Мне самой бассейн был ни к чему: моя бабушка – мастер спорта по плаванию, она протащила меня через это, и я, честно говоря, бассейн ненавидела. Но, услышав мою девочку, поняла, что ей зачем-то это нужно. И мы с ней пошли.

Она маленькая была, я вошла в помещение бассейна с ней на руках. Тогда она от страха просто сине-зелеными пятнами покрылась. Говорю ей: «Так давай не пойдем!» Она: «Нет» и показывает пальчиком на воду. Мы с ней медленно вошли в воду, она все щупала, проверяла и так справлялась со своим ужасом. И потом она плавала все школьные годы.

Ребенка надо чувствовать. Если он проявляет агрессию, то нет смысла ругать его или что-то ему объяснять («Зачем ты кинул чем-то в кошку? Ей же больно!»), он будет слушать, потупив глазки, признавать, что нехорошо поступил, а в следующий раз сделает так же.

Надо дать ему понять: «Я знаю, ты делаешь так, потому что с тобой как-то так же поступали». Ребенок обычно отзывается на это, когда сравнивает с собой, то начинает понимать, почему так поступает. Важно сказать ребенку: «Я тебя понимаю. Тебе тоже было больно, как этой кошке. Но ты же не хочешь, чтоб с тобой это повторилось. Поэтому давай оставим животное в покое».

Первое, что нужно, – работа родителей. Проще всего отвести ребенка к психиатру и сказать: «Слушайте, у меня нет сил! Он истерики закатывает. Я устаю, прихожу с работы, а тут крик, визги – это явно ненормально. Сделайте что-нибудь, дайте волшебную таблетку».

А истерики у ребенка, естественно, могут быть. Ребенок, особенно приемный, когда сталкивается с любой проблемой, чувствует отсутствие безопасности. Это происходит даже по пустякам, например, он потерял что-то незначительное или у него шнурки порвались. Ты ему объясняешь, что утерянное можно чем-то заменить, а у него истерика – ему надо только то и ничего другого.

Человек не просто орет, а сначала орет по поводу тех же шнурков, потом переходит на то, что его никто не любит, что он никому здесь не нужен, что он сам себя ненавидит и вообще хочет себя убить.

Еще можно услышать, что и приемные родители ему не нужны, что они свалились на его голову, как неизвестно кто, они его ненавидят, он их ненавидит и вообще «отдайте меня обратно». Из него может выйти любая гадость в течение трех минут.

И это все идет через запятую, ребенок входит в раж, и из него все это сыплется как из рога изобилия. Так он снова переживает период, когда у него не было безопасности. В прошлом у него что-то было, может, не со шнурками, а когда его маленького оставили в кроватке и забыли.

Надо дать ребенку ощущение этой самой безопасности. Надо понимать, что, когда ребенок в таком состоянии, у него в мозгу цунами, вся лимбическая система из берегов выходит.

Бесполезно говорить ему: «Ты же вчера обещал, мы договорились, что будем вот так справляться», расписывать какие-то причинно-следственные связи.

Тут надо обеспечить ребенку безопасность на уровне эмоций. Вот моя приемная дочка даже сама потом стала просить: «Обними меня», – когда ей было плохо, больно, страшно, она таяла в этих объятьях и получала безопасность. Так ребенок учится справляться со стрессами, пусть сначала при помощи взрослого, потом потихонечку начинает выходить из стресса сам.

Ребенку надо сказать: «Я понимаю, что тебе плохо», то есть надо присоединиться к его эмоциям, вот ему плохо, и мы это понимаем, сочувствуем ему. И нельзя говорить что-то вроде: «Подумаешь, какая ерунда – заколка потерялась!» Надо сказать: «Я понимаю, что для тебя это ужасно, что это была твоя любимая заколка! Но сейчас некогда – давай вечером ее поищем». Ребенок должен почувствовать, что он не один со своей бедой.

Некоторые родители, посмотрев на такую истерику, приводят ребенка к психиатру. А если в такие моменты ребенок еще и начинает себя бить… Но и аутоагрессия – не всегда признак психиатрического заболевания. Так могут вести себя и дети, пережившие травму.

Лучше пусть поиграет

Депривация – следствие того, что ребенок был лишен родительского тепла и нормальной познавательной активности. В принципе это компенсируется. Например, ребенок, который уже ходит в 1-й класс, видит, как малыш берет бутылочку с соской в кроватку, и просит купить ему такую же бутылочку. Лучше купить – пусть он поиграет.

Своей дочери я всегда говорила: «Ты в школе и вообще при чужих людях не делай ничего подобного, а домой придешь – мы тут оторвемся хоть с бутылочками, хоть с чем». То есть ребенок должен понимать, что дом – это тыл, что там его ждут в любом состоянии.

Ребенок не должен оставаться один на один со своим стрессом.

Что бы ни случилось, что бы он ни натворил, мы дома разберемся, сделаем нужные выводы. То есть его второй раз не предадут (ведь многие приемные дети уже имеют такой опыт, кто-то – даже неоднократный).

Так что здесь большая работа родителей и психолога по обнаружению детских травм. Если этим не заниматься, то даже у ребенка, не имеющего психиатрических заболеваний, будут клинические проявления, и сторонний психиатр поставит диагноз, что повлияет на дальнейшую жизнь ребенка. То есть лучше испробовать другие пути перед тем, как сдаться психиатру.

Сначала не к психиатру

Конечно, помогают и специалисты. Но сначала нужно обращаться не к психиатру, а к психологу. Психиатр – это когда уже прежними методами с проблемой не справиться, когда что-то «выходит из берегов». Родители должны понимать, что, если ребенка поставят на учет в ПНД, у этого будут последствия – разные ограничения в социальном, профессиональном планах. Если ставят психиатрический диагноз, то его, вероятно, уже не снимут.

Многие дети из социальных учреждений даже при отсутствии умственной отсталости все равно имеют задержку психического развития. Эту задержку можно подправить, например, к 12 годам, а можно угодить на учет к психиатру.

Психиатры тоже бывают разные. Да, ребенку предложат тест Векслера (один из самых популярных тестов исследования интеллекта. – Ред.), но у вполне интеллектуально сохранных детей из социальных учреждений не всегда все гладко получается в этом тесте.

Какой-то врач может поставить умственную отсталость, и это диагноз будет кочевать из медкарты в медкарту. Потом такому ребенку могут поставить олигофрению, а этот диагноз предполагает обучение только по VIII виду (ученики школ VIII вида имеют необратимые нарушения развития и никогда не смогут догнать сверстников. Академические знания там даются в очень ограниченном объеме, необходимом только для поддержания социализации. – Ред.). И дальнейшая профессиональная деятельность будет ограничена.

Даже если ребенок рассказывает, что у него галлюцинации, не нужно сразу идти с ним к психиатру. Ведь нередко бывает, что дети, например, стараются быстро пробежать по темному коридору, даже если понимают, что родители дома, или вечером прячутся под одеяла, когда родители в другой комнате.

Это варианты нормы – когда смотришь на чайник и видишь какую-то другую фигуру или узоры на обоях превращаются в изображения каких-то существ. Это иллюзии, их не надо путать с галлюцинациями. У ребенка, особенно эмоционального, бурная фантазия.

Есть неврозы, которые могут проявляться в виде гиперкинезов – подергиваний руками, ногами, мышцами лица. И это можно просто подлечить, в том числе даже медикаментозно, а можно поставить диагноз «шизофрения». Ведь есть такая гебоидная форма шизофрении, при которой дети гримасничают и тому подобное.

На психику ребенка влияет, если мы относимся к нему как к больному, тем более ведем его к психиатру, где его ставят на учет. Если на детской площадке он начинает вести себя неадекватно, а мы при нем объясняем окружающим, что он больной, его поведение может стать еще хуже. Так что психиатрию надо оставлять как самый крайний вариант, когда ребенок становится действительно опасен для себя и для окружающих, например, когда с невозмутимым видом выкалывает хомячку глаза.

Будем помогать друг другу

Если, несмотря на все занятия с психологом и другими специалистами, поведение ребенка остается неадекватным, можно идти уже к психиатру. Важно самим не впасть в панику. Когда мы принимаем болезнь как факт, мы уже относимся к ситуации по-другому. Например, не ждем, что ребенок будет соответствовать тем или иным нормам, примиряемся с тем, что он вот такой, а не другой, и стараемся создать для него подходящие условия. Верующим людям, конечно, без молитвы никуда. И, честно говоря, когда вижу, что люди неверующие берут детей, уповая только на свои силы, мне страшно.

Как говорить с ребенком о его заболевании? Заболевания бывают разные, и дети относятся к ним по-разному. Если у ребенка умственная отсталость, он и не задумывается о своем состоянии. Если у человека сохранный интеллект, он понимает, что отличается от других.

Думаю, что с ребенком надо говорить спокойно и не о том, что он болен и это на всю жизнь, а о том, что на нынешнем этапе надо попринимать лекарства, благодаря которым он будет лучше себя чувствовать. Тем более что часто мы не знаем, навсегда это или нет, и врачебные ошибки тоже никто не отменял. Так что говорить лучше о настоящем моменте: «Вот тебя беспокоит то-то и то-то, а после таблетки тебе становится лучше – сам же видишь».

Важно дать ребенку почувствовать, что с его заболеванием можно жить, можно справляться. И не надо фиксировать его внимание на ограничениях, которые его болезнь на него накладывает.

Главное, чтоб ребенок понимал, что на нем не ставят крест, что его не отвергают, что его любят. Если это православный человек, то мы говорим о том, что надо уповать на Бога, молиться. Можно, например, сказать: «Раз уж так Богу угодно, что мы встретились, значит, ты наш, и мы будем помогать друг другу». Ребенку важно чувствовал свою значимость в семье – не только о нем заботятся, но и он сам тоже что-то делает для других.

Коллажи Татьяны Соколовой