«Быть хорошим врачом, не будучи христианином, крайне сложно»

В первой половине XIX века в России появился врач немецкого происхождения Федор Гааз. Федор Петрович исследовал источники минеральных вод на Кавказе, был полевым хирургом во время Отечественной войны 1812-го года.

Позже, став членом Московского тюремного комитета и главным врачом московских тюрем, Гааз постарался облегчить участь заключенных и ссыльных и добился освобождения от кандалов стариков и больных. Благодаря его заботам были открыты тюремная больница и школа для детей арестантов.

Кроме того, доктор всегда принимал бесплатно бедных больных и раздавал им лекарства: на благотворительность уходили все заработанные им деньги. Цепочка замечательных и искренних начинаний «святого доктора» прервалась историей России XX века.

Так что нам никогда не узнать, как могли бы разрастись его инициативы, а благотворительным организациям, появившимся в последние 20 лет, не пришлось воспользоваться плодами его трудов: и работу в тюрьмах, и организацию помощи обездоленным пришлось организовывать заново.

Впрочем, некоторое представление можно получить совершенно неожиданным образом. Дело в том, что в те же годы, когда Федор Петрович помогал заключенным и больным в России, в Италии, в Турине жил Джузеппе Бенедетто Коттоленго. Он был не врачом, а священником и, по сохранившимся свидетельствам, славился щедростью душевной и материальной, был добрым пастырем.

Джузеппе Бенедетто Коттоленго, портрет нач. 18 века. Изображение с сайта wikipedia.org

Но несмотря на активную приходскую деятельность Коттоленго постоянно казалось, что Господь ждет от него чего-то особенного. Ответ пришел воскресным утром 2 сентября 1827-го года.

В тот день в Турин приехала семья французов: муж, жена и пятеро детей. Женщина была не просто на сносях, у нее явно начались схватки, поэтому семейство сразу направилось к городской больнице. Однако там ее принять отказались. Та же история повторилась и в роддоме. Оказалось, что беременная больна лихорадкой.

Так вся семья оказалась в ночлежке. Туда-то и вызвали к больной отца Джузеппе, ставшего свидетелем смерти матери и новорожденной девочки.

Коттоленго был на грани отчаяния. Сначала он спасался мыслью, что успел крестить малютку за несколько минут до того, как ее не стало. Чуть позже отец Джузеппе понял, для чего в его жизни появилась эта семья. Он арендовал в центре города две комнаты, и за четыре года в этом помещении более двухсот нищих получили медицинскую помощь – они больше нигде не могли рассчитывать на лечение.

Через четыре года городские власти закрыли микроскопическую больницу: поползли слухи о том, что она стала рассадником инфекций. Прошло несколько месяцев, и Коттоленго повторно открыл больницу, теперь уже на окраине города.

Постепенно к ней пристраивали одну постройку за другой, пока не образовалось нечто, напоминающее небольшой поселок. Через полтора года в больнице насчитывалось 150 коек для больных, появились ясли, рассчитанные на сотню детей, дом для девочек-сирот.

За 10 лет он основал интернат для инвалидов, хронических больных и престарелых, часто одиноких или брошенных людей. Одновременно в комплексе проживали почти 300 человек.

Открылись булочная, мясная лавка, столярная мастерская. В простаивающих комнатах бывшей больницы священник организовал первый в Италии детский сад, а комплекс на окраине получил название Малого Дома Божественного Провидения.

Основатель нескольких католических монашеских конгрегаций, среди которых самая известная «Сестры святого Иосифа» (SSGC), Джузеппе Бенедетто Коттоленго был канонизирован Римско-Католической Церковью.

А Малый Дом Божественного Провидения существует до сих пор: по всему миру построено около 700 таких домов, и в них работают около четырех тысяч сестер SSGC.

Об отце Коттоленго и его деле мне рассказал физиатр Джузеппе Квалья. Вот уже 17 лет он работает в больнице «Дж. Коттоленго» Турина. В той самой, которую в XIX веке основал Джузеппе Бенедетто. Она не только не закрылась – процветает. Поэтому наш разговор был не только об отце-основателе, но и о его деле.

– Джузеппе, понятно, что в XIX веке больница была востребована. Неужели сегодня по-прежнему есть необходимость в благотворительной католической больнице? Ведь в Италии у всех есть медицинская страховка, а значит, каждый может обратиться в любой госпиталь.

– Представители Ватикана тоже постоянно задаются этим вопросом. Приходится им рассказывать, что актуальность больницы, у которой есть такой замечательный бэк-граунд и которая опирается на опыт своего основателя, имеет яркую идентичность. Одно дело, когда больницу проектируют за рабочим столом (что зачастую нивелирует ее суть) и совсем другое дело католическая больница.

Сегодня католические больницы обычно занимаются общими патологиями или хроническими патологиями. Такие диагнозы с трудом переносятся и больными, и их семьями, а у нас они получают надлежащий уход. Кроме того, мы гарантируем лечение тем пациентам, от которых по каким-то причинам отказались государственные больницы.

Например, беднякам, имеющим страховку с минимальным покрытием: им государство не оплатило бы лечение. Кроме того, мы гарантируем особое внимание к нашим пациентам, чем далеко не всегда могут похвастаться другие больницы.

Благоприятна ситуация и для врачей. Мы активно развиваем лимфодренаж в онкологии. Или, скажем, в моем отделении я могу практиковать лечение больных с поражениями ЦНС акупунктурой. Я также получил возможность развивать некоторые техники остеопатии, что было бы абсолютно невозможно в государственных клиниках – там никто не хочет рисковать. Интересно, что в других больницах только сейчас начинают постепенно внедрять те методики, которые я использую годами.

– Больнице больше 100 лет, и ее здание за это время морально устарело. При этом считается, что Коттоленго – одна из самых передовых клиник. Но я вижу в России старые больницы и понимаю, что в них невозможно использование современных технологий. Как вы выходите их этой ситуации?

– В Италии существует обязательное правило: чтобы больница работала, чтобы получать государственную дотацию и аккредитацию, она должна отвечать всем требованиям сегодняшнего дня. Поэтому нашу больницу полностью реконструировали 5 раз, так что это очень современная структура, работающая лучше, чем многие государственные.

– Из хорошего христианина совершенно необязательно получается хороший доктор, журналист, пекарь, юрист. Чтобы работать в Коттоленго, обязательно ли быть христианином?

– И да, и нет. Официально да. Но мы не можем найти столько хороших врачей. Знаете, это как правила дорожного движения: все о них знают, но регулярно нарушают. Но мне все же кажется, что можно быть хорошим христианином и не быть хорошим врачом. Но быть хорошим врачом, не будучи христианином, крайне сложно. Потому что, отказываясь от христианства, ты частично отказываешься от человечности. Для меня главное в нашей профессии – это руководствоваться любовью к Истине больше, чем любовью к самому себе.

– Правильно ли я понимаю, что в больничный комплекс входят еще Дом инвалидов и богадельня?

– Сама больница на 200 коек, так что она занимает немного места. Все остальное: специальные заведения для разных инвалидов: со склерозом, с ДЦП, для больных, страдающих психическими заболеваниями. Всего у нас на попечении больных и постоянных гостей около 2000 тысяч человек.

– В больницу может попасть кто угодно? И богатые, и бедные, и беженцы?

– Теоретически кто угодно. Но попасть к нам очень сложно: мало коек, а реноме очень хорошее. Конечно, бедные имеют приоритет, но мы помогаем всем. Мы принимаем и тяжелобольных из-за границы: из Африки, из России. Сейчас у нас находится один пациент из Казахстана. Но их, конечно, немного, не в ущерб итальянцам. Что касается беженцев, в Конгрегации стало чуть меньше сестер, но мы не продаем их дома, мы пустили туда жить эмигрантов.

– Как вы оказались в больнице Коттоленго?

– Во всем «виновато» Божественное провидение. Я работал в государственной больнице, где главный врач был настроен против меня, потому что я постоянно предлагал нововведения. Однажды в Великий Четверг он позвонил мне и сказал: «Ты будешь осматривать только тех больных, к которым я тебя отправлю. Ты не будешь лечить остальных».

Я позвонил в администрацию, но меня там спросили: «Чего ты хочешь? У тебя хорошая зарплата, тебя не заставляют работать больше, чем надо». Действительно, подумал я, – у меня семья, и ее надо содержать. И буквально в тот же день один коллега мне рассказал, что физиатр из больницы Коттоленго уходит на пенсию. А спустя несколько месяцев я уже был заведующим отделения реабилитации.

– Опыт больниц Коттоленго замечателен. Тем не менее, его нельзя взять и машинально перенести в Россию. Зачем вы приехали, что хотите рассказать нам?

– У меня есть мое отделение, где мой персонал счастлив. И это вполне возможно перенять в России. В результате у вас появится хорошая больница. Отправная точка – быть верным себе там, где ты работаешь.

– А секрет счастья отделения?

– Один доброволец признался однажды: когда вы входите в отделение, вы всегда улыбаетесь – в результате меняется все вокруг. В течение этих 17 лет в Коттоленго я каждый день учился любить мой персонал. И я всегда стараюсь добиваться самого лучшего качества лечения, потому что только так я могу доказать свою любовь к пациентам.

Всякий раз, когда надо было принять решение, я спрашивал себя: в чем благо для пациента? Постепенно это стало потребностью для всего персонала – руководствоваться благом пациентов. Я никого не принуждал, это вышло естественно.

– Учитывая, что вы буквально горите на работе, что бы вам хотелось изменить в вашем отделении, в больнице, во всем комплексе?

– Я хотел бы растянуть мое отделение до бесконечности. Слишком многим пока еще приходится отказывать в помощи. Но пока на это не хватает возможностей – ни финансовых, ни физических.