«Вам удалось встретиться с отцом Евгением? С ума сойти. У нас вот никак не получается, он все время занят», – удивленно скажут мне перед отъездом из Екатеринбурга в местной епархии. Восемнадцать лет священник занимается помощью людям в самом большом, самом сложном и самом противоречивом городе Урала
«Я думаю, весь секрет наших успехов – в уральском климате. У нас холодно, нам нужно двигаться, чтобы не замерзнуть. Поэтому, наверное, и выглядим бодрее», – смеется протоиерей Евгений Попиченко, показывая мне Успенский собор в Верх-Исетском районе города.
В советское время здесь был хлебозавод, который мало что от храма оставил, а сейчас, при отце Евгении, здесь настоящий центр помощи – Православная служба милосердия при отделе социального служения Екатеринбургской епархии насчитывает более двадцати проектов, от заботы об умирающих до помощи нуждающимся рукодельницам.
«Откровение – это как у Винни-Пуха»
«Есть проблема – есть много верующих прекрасных людей, увы, не очень способных к профессиональной деятельности, и наоборот, огромное количество не очень верующих, но при этом профессионалов, которые свои таланты направляют в бизнес, в самосовершенствование.
Это сочетание профессионализма и желания послужить Богу – огромная редкость. Однако в какой-то момент они собрались здесь, у нас – некая критическая масса, которая сделала невероятное», – рассказывает священник.
На главной странице сайта Православной службы милосердия на самом видном месте – его слова о том, что в жизни обязательно должен произойти апокалипсис. В смысле, «откровение». А что такое откровение, прекрасно объясняет незаслуженно, по мнению отца Евгения, забытый богослов XX века Винни-Пух.
«Когда Пятачок попросил его сочинить очередную «вопилку», Винни ответил: «Понимаешь, Пятачок, поэзия – это не то, что ты идешь и находишь. Поэзия – это то, что находит на тебя, а ты можешь только пойти и встать в то место, где тебя могут найти»».
«Не помню, что я думал, когда меня крестили. Думать начал потом, когда появились вопросы – и про смысл жизни, и про ужас смерти. Потом заболела душа. Пришла тоска и непонимание того, что дальше. Хотя все вроде было хорошо: жизнь, учеба, здоровье, друзья. И я пошел в храм спрашивать, что мне с этой душой делать. Ощутил, что там кто-то живет. И уже не уходил».
Особенные несчастья
– Есть какие-то особенные горести, про которые вы точно можете сказать: вот это только у нас здесь бывает?
– Про горести не скажу, про характер скажу. Здесь не юг. Здесь не сразу принимают, не сразу открываются. Здесь люди насторожены, здесь не посадят через минуту за стол. Сначала проверят – да, говоришь ты хорошо, но ты покажи делами, что стоишь этих слов.
Как апостол Иаков говорил? Покажи мне веру из дел твоих. А страсти…они везде одинаковые. Немощи, проблемы, горе человеческое – везде одни и те же, одинаковые.
Тут, правда, еще и прошлое, мягко говоря, недоброе. Оно живет, его легко разбудить. Все видели в прошлом году».
Больную и незаживающую тему протестов вокруг так и не начавшегося строительства храма святой Екатерины будут вспоминать все мои собеседники. Чаще всего – с удивленным и горьким непониманием.
«У нас есть екатеринбуржцы, а есть свердловчане. И это тоже очень заметно. И свердловчан…гораздо больше», с такой же горечью говорит отец Евгений.
– А получается сделать город добрее?
– Конечно. Единственная сила, которая способна людей преображать – это делать добро. Мир устал от слов, как говорил Паисий Святогорец. Ему нужны дела. Мы все слишком хорошо научились красиво говорить. Но я каждый раз вижу, как преображается жизнь человека, когда он начинает соприкасаться с бедными и больными людьми. Потому мы и не опускаем рук. У нас всегда есть надежда».
Другая реальность
Евгений Шатских руководит Центром гуманитарной помощи – большим помещением на улице Фучика, куда каждый месяц приходят почти 500 семей. Малоимущие, многодетные, бездомные, погорельцы, беженцы, матери-одиночки, пенсионеры, инвалиды. Принимают и помогают всем, правда, стараются проверять, правду ли рассказывают «прихожане», а еще понять, что с ним случилось. Приезжают в гости, знакомятся.
«Мы не дублируем госслужбы, мы никому ни на кого не жалуемся, мы хотим понять, чем мы можем помочь. Если человек перестает приходить, мы ему звоним и спрашиваем: что случилось.
Для каждой категории у нас есть отдельный вид помощи: многодетная малоимущая семья – подгузники, продукты, вещи, детское питание. Если это бездомный, мы понимаем, что ему готовить негде, даем особые пайки. Умыться даем. Помыться не даем. Но все равно все умудряются там мыться», – усмехается мой собеседник. Еще вещи со склада порой оказываются на Avito, но Женя относится к этому философски.
«Портрет нуждающегося? Запросто. Это многодетные семьи. Знаешь, они обычно создают видимость того, что у них все хорошо, такую оболочку про обычную жизнь. Но когда ты попадаешь к ним домой, ты видишь абсолютно другое.
Кучу кредитов, непогашенных долгов, нужду во всем. Мы очень переживали изначально, когда видели, что приезжает человек на хорошей машине, зачем ему мы? Но потом быстро выясняешь, что машина эта – кредитная, что папу уволили, что продать машину нельзя, потому что не на чем тогда всю эту ораву перемещать. И да – им всем от 35 до 45 лет», – рассказывает Евгений.
– Получается, что у нас со всех углов призывают рожать, но потом предлагают в Церковь сходить?
– Получается. Кстати, мусульмане тоже приходят.
«Люди всегда выбирают неправильную маску»
Материальную – в смысле, денежную – помощь в центре тоже оказывают. Пенсионеры могут получить лекарства. Любые. С рецептом, конечно. В этом центру помогает глава «Русской медной компании» Игорь Алтушкин.
Местного миллиардера, оплатившего счета на лечение тысяч онкобольных детей, во время противостояния вокруг храма святой Екатерины (РМК была одним из инициаторов и спонсоров его возведения в сквере у Театра драмы) обвиняли в том, что он «не строит хосписы и приюты».
Держится все на добровольцах. Их 40 человек, некоторые приезжают из других городов. «Вот эта жизнерадостная женщина Люба с самого утра на одной работе, потом здесь до вечера трудится, несмотря на то, что у нее дети, внуки, другие обязанности. Она еще успевает в театры ходить. Самый добрый человек!» – Евгений показывает на нарезающую ароматные соленые огурцы женщину.
– А есть запрос делать добро?
– Есть конечно, – немедленно отвечает Женя. – Понимаешь, люди по природе своей очень добрые, и постоянно ищут, кому бы это добро причинить. Но не всегда есть варианты.
У нас легче почему, ты не можешь, например, быть добровольцем, сидеть у бабушки больной, ну так всегда есть одежда ненужная, которая может кому-то помочь. И это прямо наш вектор. Потому что я вижу, как вещи, тряпки по сути своей, меняют людей.
Я езжу в область, я вижу, как у людей горят глаза радостью, когда мы приезжаем, потому что у них нет возможности купить себе одежду. Хотя мы отъезжаем на 40 всего километров, представляешь? Про продукты я молчу просто, потому что надо видеть эти глаза, когда ты приезжаешь с овсянкой или растительным маслом.
Это совсем другая жизнь. Я приведу простой пример: город Ревда неподалеку, где 13 металлургических заводов, и вроде даже все неплохо. А следующий за ней поселок – другая вселенная.
И люди стали понимать, что нужно таким же живым людям вокруг. Если раньше приносили вообще все, простите, с фекалиями внутри, то сейчас приносят чистые в пакетиках вещи, чуть ли не подписанные.
Раньше мы писали правила, которые никто не соблюдал, а теперь просим нести все, и все совсем наоборот. С ума сойти!
Здесь не живут злые люди. Все мои знакомые, друзья после всей этой истории, когда узнавали, что я работаю в Церкви, просто переставали со мной общаться. Но они – кто был там, в сквере, против – приходят к нам и отдают вещи.
Я просто в лицо многих знаю, а здесь камеры стоят, и так трогательно выглядит, когда человек у двери оставляет мешок с хорошей одеждой, чтобы никто не заметил.
Они тщательно скрывают, какие они замечательные. И всегда выбирают не ту маску. Всегда выбирают что-то негативное. Не знаю почему.
«Иногда сами кричим»
По мачтовым соснам настоящего уральского леса бегают ручные белки. Когда-то здесь было имение богатого купца, сейчас – одна из самых крупных больниц региона. В одном из ее корпусов четыре года назад служба открыла приют «Нечаянная радость», для женщин, которым негде родить и выходить ребенка. Иногда соседство врачей приходится очень кстати.
Здесь занимаются всем: кого-то приходится учить готовить, а кого-то в буквальном смысле вытаскивать из бездны. Чаще всего в приюте живут мамы-сироты и дети неблагополучных родителей.
Один молодой человек говорил буквально: «мне стыдно, что моя Аня живет тут с ребенком, но мои родители ее не принимают».
Получилось объяснить, что он немного не прав в приоритетах. В итоге молодые женились, и родители Аню приняли. Но не все всегда так радужно.
Многим жизнь ломают наркотики. Другим – государство, которое слишком любит «наркотические статьи». По данным судебного департамента при Верховном суде РФ, каждый седьмой приговор в стране выносится по статье 228 Уголовного кодекса – приобретение, хранение или изготовление наркотических средств без цели сбыта.
Светлана (имя изменено) была свидетелем по одному из таких дел, где фигурантом был молодой человек ее дочери. Обвинение пересмотрело ее статус и женщина отправилась в колонию. Младшего сына, который был с ней, забрали в детский дом.
В колонии у нее родился еще один ребенок, о беременности она узнала уже за колючей проволокой. Сейчас служба милосердия помогает ей собрать деньги на покупку жилья, чтобы девушка могла вернуть сына, жить и работать.
Еще одну девочку, в буквальном смысле «пережившую» усыновление испанской семьей («шрамы на заднице на всю жизнь остались»), здесь с переменным, но заметным успехом у улицы с наркотиками отвоевывают. Сейчас у нее тоже маленький ребенок, и она даже работает в известном сетевом магазине косметики, что периодически приводит руководителя центра Иру в ужас.
«14 часов она на ногах, с 8 до 23!! И один раз ты можешь поесть. За свой счет», – переживает она. И сразу добавляет, что «она совсем наша уже, родной человек. Как и Аня вот. Как все, кто долго у нас живет. Наверное, это ужасно непрофессионально так говорить».
«Его и быть уже не должно, а он есть, и живет»
«Аня вот» училась на дизайнера интерьеров. Бросила, говорит, «по глупости». «Встречалась с молодым человеком больше двух лет и забеременела. Он мне сказал: либо аборт, либо я. Выбирай. Избавишься от ребенка, все у нас будет хорошо.
Я собрала вещи и ушла. Сюда», – совсем миниатюрная Аня рассказывает мне о своей жизни.
Дома, в глухой челябинской деревне, у нее живет брат-инвалид и видеть девушку на девятом месяце беременности совсем не жаждет. Других родных у Ани нет.
Есть те, кто совсем не может жить самостоятельно, по разным причинам. В приюте жила девушка с тяжелой алкогольной зависимостью.
«Она прошла все реабцентры, прожила у нас полгода и очень хорошо себя чувствовала. Девчонки смотрели за ее дочкой, пока она на подработку ходила. А потом освободился отец ее дочки. И все покатилось.
Ребенка забрали власти, а ее саму нашли в подвале, опять привезли в реабцентр. Знаете, такое состояние, когда слова «со мной все хорошо, просплюсь и дальше пойду» больше не работают. Что больше ты не проспишься никогда, только если вечным сном заснешь. Ей плохо, очень плохо».
– Вы не изменили за все эти годы своего мнения о людях?
– Наоборот. Я каждый раз удивляюсь тому, что мне есть чему научиться у каждого человека, который здесь оказывается. Терпению, выносливости. Любви к жизни, несмотря ни на что.
Каждый со своими уникальными качествами – это то, где надо образ Божий разглядеть. Это не просто слова, он виден даже когда, казалось бы, нет никакого просвета. Когда и быть человека вроде уже не должно на этом свете. А он есть, он пытается карабкаться, еще и детей пытается воспитывать.
Я их очень жалею и люблю.
– И не ругаетесь?
– Конечно ругаемся. Это же женский коллектив. Иногда в голос кричим «скорее батюшку сюда»!
Бездомные вместо бизнеса
В предпоследний день масленичной недели у главного екатеринбургского вокзала Служба милосердия кормит бездомных блинами. Несколько десятков человек, столпившихся у старенького ПАЗика, очень просят их сфотографировать.
«Не могу сказать, что мы помогаем. Потому что помочь – это вытащить. А таких случаев нет даже процента. Мы скорее поддерживаем.
Да, есть те, кто случайно попал сюда, кто оказался в чужом городе без денег. Но их мало. Большинство просто плывут по течению», – говорит водитель автобуса Андрей Борисович.
«Плывущие по течению» в это время жизнерадостно поедают угощение. Возможно, дело в погоде – аномальная зима стоит и на Урале, вместо привычных минус 25-30 градусов на улице плюс два.
«Понимаешь, остальные приспособленцы. Потому и на улице. Они ничего не хотят совсем. Это сначала совсем тяжело, месяц, два, максимум три, и они карабкаются. Но когда ты приспособился, все. Руки опустили и все. В этот момент надо ловить человека. Выхватить», – горячится водитель. И внезапно продолжает:
«Но это те же люди, что и мы. Господь не делит на нас и их, на хороших и плохих. Если мы не будем им помогать, кто им поможет?
Ну не хотят они исправляться – не наше дело. А наше сердце очерствеет, если мы пройдем мимо. Хоть как-то, но надо скрасить им вот это…это все (машет рукой в сторону моря слякоти за окном). Может, у вон того (показывает на бездомного) сердце чище, чем у меня», – улыбается Андрей Борисович.
Раньше у него был бизнес – занимался перевозками. Двенадцать лет он за рулем автобуса, который несколько раз в неделю приезжает к станции «Екатеринбург-Пассажирский». Я задаю и ему вопрос: не разочаровался ли он за все это время в людях, глядя на их страдания.
«Я был к ним намного жестче. Я и сейчас что-то жесткое говорю. С бездомными все, кто работал, знают: нельзя сюсюкаться. Но в моей душе все перевернулось. Гордость моя куда-то ушла. Добрее стал, наверное. Звучит как-то нелепо…», – смущается мой собеседник.
Вместо послесловия
– Как вы находите людей? – спрашиваю я у отца Евгения
– По глазам. Всегда.
– Не ошибаетесь? Глаза у всех красивые.
– Вы знаете, я всегда говорю, что среди самых важных талантов – талант чувствовать людей и талант им доверять. Когда они чувствуют, что им доверяют, они остаются.
Но на самом деле, я их отговариваю. Говорю, хорошо ли вы подумали? Зачем вам это нужно? А они все равно не уходят.
Фото Сергея Потеряева
