Зачем в больнице психолог
– Как вы попали в «красную зону»?
– Увидел у одного коллеги объявление о том, что нужны психологи для работы в «красной зоне». Подумал и вышел на работу в одну из московских больниц.
Инструктаж был коротким: нужна «первая психологическая помощь» пациентам ковидного отделения.
Заболев, люди некоторое время были изолированы дома, они не понимали, как будет развиваться болезнь, что их ждет в будущем. Иногда родственников развозили в разные больницы или на разные этажи, и они на время теряли связь друг с другом.
Моя задача – помочь пациенту высказаться, выразить свои чувства, выслушать, объяснить состояние, снять напряжение.
А заодно мы собираем информацию о том, с чем чаще всего сталкиваемся: с какими состояниями, с какими вопросами, запросами, просьбами, чтобы понять, в каком направлении развивать психологическую службу в больницах.
Свою смену, шесть часов, я хожу по палатам, от реанимации до отделения выздоравливающих, и разговариваю с пациентами. После окончания смены, вечером и ночью, психолога в отделении нет, если кому-то нужна помощь, приходится отложить до утра. Основная сложность работы в том, что никогда не знаешь заранее, с чем столкнешься.
На ковид, как на стресс, можно реагировать тремя способами
С психологической точки зрения, ковид – это долгий стресс, поэтому все психологические проблемы, которые у человека в жизни были, многократно усиливаются.
На стресс люди чаще всего реагируют тремя способами – агрессией, апатией, тревогой. Есть нюансы в зависимости от того, к какому типу относится человек, насколько была порушена его личность. Когда в первый раз я захожу в палату, сразу отмечаю агрессивных и депрессивных пациентов. Их хорошо видно, и это те, кому надо помочь в первую очередь.
Например, представишься: «Здравствуйте, я психолог», – услышишь трехэтажный мат.
И вдобавок ор на медсестру, которая пошла для него за чайником, да по пути отвлеклась на кого–то, кому надо было поставить капельницу. Все ясно, человек так переживает и так выражает свое напряжение.
Бывает, заходишь, представишься – человек сразу отворачивается. Тут надо подумать – подойти или подождать, не беспокоить.
Есть пациенты, которые сами могут начать разговор, плачут.
Спрашиваешь: «Почему вы плачете? Волнуетесь? За кого? За себя? За родных?» Выясняется, человека положили в больницу, и кого–то из его родных – в другую. Связи нет, тревога зашкаливает. А бывает, человек волнуется, кроме себя, за весь мир, за президента, за страну: «что с нами всеми будет?»
Чем больше неопределенности – тем выше тревога
Часто люди успокаиваются, если им подробно рассказать, как будет развиваться болезнь. Например, дома человек лежал неделю, кашлял, температура держалась, но в целом все было спокойно. Решили на всякий случай сделать КТ – а там бац! – 50% поражения легких! А человек и не чувствовал, что у него такие проблемы, и он в панике, тревоге – он больше не контролирует ситуацию. Его привозят в больницу, и он не знает, как оно будет дальше.
Тогда рассказываешь, что сделали КТ – и сейчас выпишут препараты; если потребуется, их поменяют; если будет трудно дышать – дадут кислород, он тут рядом. И вообще – уже очень много народу были в реанимации, а теперь готовятся к выписке. И постепенно человек успокаивается, понимает, что лечение есть, он не умрет.
На днях немного задержали ужин, пациенты начали возмущаться. Да-да, у больных с ковидом бывает прекрасный аппетит.
А еще в нашей московской больнице лежат пациенты из области, они ожидали, что уж в Москве будет суперсервис. А тут задержка ужина! Непорядок. Все как начали дружно высказывать свои мнения. Пришлось ходить, объяснять, – больница только открылась, много людей старается, и лечат, и кормят, да, вышел маленький сбой, но его быстро исправят.
Этот пример с ужином тоже показывает высокую степень тревожности людей. Ведь дело не столько в ужине, это повод, когда хочется сбросить лишнее напряжение, страх.
Армянин и азербайджанец лежали в одной палате…
Симптомов тревожности много, и они достаточно разнообразны: например, пациенты могут бесконечно рассуждать, по кругу, как же им быть дальше: позвонить родственниками или не позвонить. А если позвонить, то что сказать. И никак не могут принять решения.
Или у человека руки трясутся и давление вверх прыгает. Или он все время ходит туда-сюда. Бывает, заходишь в отделение и видишь – человеку нехорошо, а он все равно нарезает круги по коридору. Приходится укладывать таких в кровать, вызывать медсестру.
Проявление тревожности зависит от общего склада личности. Накануне захожу в реанимацию – лежат две пациентки, обе под кислородом, обе тяжело дышат. Но одна, немного демонстративного типа, – громко стонет, привлекает к себе внимание. Вторая мусульманка, по-видимому, интроверт и стрессоустойчивый человек – навязала себе из бинтика четки и молится.
Но, с другой стороны, ковид – очень объединяющая история. Например, у нас в одной палате оказались азербайджанец и армянин. Они постоянно обсуждали положение в Нагорном Карабахе, делились новостями, оба переживали за своих родных.
На днях одного из этих пациентов я видел в реанимации, он очень просил передать привет второму. Я пошел искать, но того куда-то перевели, похоже, в другое отделение.
Врачи, смерть и эмоции
– С врачами вы тоже работаете?
– С врачами психологи тоже работают, но не так, как с пациентами. Важно не помешать врачам выполнять их основную работу – лечить больных. Работы у них много, и иногда им нужно действовать очень быстро. Стараюсь не мешать.
– А в контексте вашей психологической помощи пациентам врач – союзник или нейтральная фигура?
– Проблема в том, что не все врачи понимают, что такое психологическая помощь.
Если спросить: «У вас кому-нибудь из пациентов нужна психологическая помощь?», – ответ, скорее всего, будет: «Нет». А потом потихоньку выясняется, что кто-то из пациентов тревожится о муже, который лежит на этаж выше, и тихо плачет, кто-то отказывается от еды, а в третьей палате бессонница. Поэтому теперь я спрашиваю по-другому: «Среди пациентов есть те, кто грустит, злится, переживает, не ест?» И сразу слышу ответ: «О, такие есть, пойдемте, я вам покажу».
Но это не врачебная, а общероссийская проблема: если у человека на улице спросить: «Нужна ли вам психологическая помощь?» – он наверняка закричит: «Нет-нет!» и очень быстро пойдет своей дорогой.
С врачами сложный выбор: с одной стороны, важно проследить за состоянием врача, с другой – не помешать ему заботиться о пациентах. Но во время отдыха я стараюсь врачей аккуратно расспросить, как дела.
Бывает, человек начнет что-то рассказывать – и выплывает проблема, в которой я могу прямо вот сейчас помочь. Со стороны – вроде перебросились люди несколькими словами, и разошлись по своим делам. Врач и не заметил, что психолог тут «работал», но ему полегчало. Сегодня вот разбирался с тремя ситуациями – проблемы взаимодействия с начальством, проблемы общения младшего персонала с врачами и большой стресс.
– То есть у врачей, работающих с ковидом, тоже стресс?
– В больнице много молодых сотрудников медперсонала, кто–то только после колледжей. Они, конечно, понимали, в какую профессию идут, но работать в ситуации эпидемии им не приходилось.
Например, посадили молодую санитарочку дежурить в реанимации. Там пациент с утра разговаривал и поел, днем вдруг начал задыхаться, потерял сознание, его начали реанимировать. Через два часа он умер. Девочка сказала, это – первая смерть, которую она видела в жизни.
Рано или поздно в своей профессии со смертью она бы, конечно, столкнулась. Важно было помочь ей пережить это состояние правильно – не прятаться от своих чувств, признать их, пережить и работать дальше. Потому что зачастую посмотришь на врача реанимации – а он абсолютно отключен от эмоций, такие холодноватый и рациональный, будто все вокруг происходит не с ним – такой защитный механизм. И нужна большая психологическая и духовная работа, чтобы ему помочь.
Но чаще всего приходится работать с конфликтами. Работы много, действовать порой надо быстро, ответственность высокая. Бывает, врач дал распоряжение, надо бегом исполнять, а медсестра попалась задумчивая, склонная к анализу, и она не бежит.
Врач повысит голос, потом ходит мучается. А при встрече со мной на вопрос: «Как дела?» – сначала отшучивается, а потом рассказывает: «Сегодня накричал на Машу. Так противно».
В ответ ты ему просто посочувствуешь, скажешь: «Да, была напряженная ситуация, вы сорвались» – и человек пойдет работать дальше, и с Машей у него в будущем не будет невысказанных претензий и неприятных ассоциаций.
Иллюстрации Оксаны Романовой
