Самая теплая вещь: от арабского слова «джубба»

Проткнуть шкуру мамонта

История шубы – древнейшая. Можно сказать, что первой шубой стала первая шкура мамонта, которую пронзила костяная игла с вдетой в нее чьей-нибудь жилой.

Первые же более-менее промышленные шубы были зафиксированы у древних германцев и кельтов. Их шили без особенных затей, по покрою подобная шуба напоминала современную футболку, только длинную и меховую. Надевалась шуба тоже через голову.

Одновременно на другом конце земли древние китайцы тоже изготавливали шубы – из обезьян, собак и коз. Самые богатые жители Поднебесной одновременно носили по нескольку таких изделий, более все-таки напоминавших халаты.

Дело продвинулось ближе к десятому столетию. Шубы принялись делать арабы, они подошли к проблеме с фантазией: обшивали мехом долгополые кафтаны, не столько для тепла, сколько ради престижа и защиты от кровососущих насекомых, в первую очередь блох. Они просто запутывались в мехе. Для этих шуб использовали куньи и соболиные шкурки, которые вывозили из наших широт и долгот. То есть из древней Руси.

Именно от арабского слова «джубба», означающего верхнюю шерстяную одежду с рукавами, и произошло название современной шубы.

Мехом внутрь

В нашу страну шуба пришла вместе с татарским игом. Она сделалась вещью статусной, по количеству и качеству шуб можно было судить о материальном положении хозяина и, соответственно, его влиятельности в этом насквозь продажном мире.

«Чем шире шуба, тем богаче мужик». Предел мечтаний – шуба, в которой было невозможно самостоятельно ходить. Да, вес имел огромное значение, и такая шуба сообщала, что у ее владельца есть средства и на большое количество меха, и на то, чтобы всегда ездить в санях.

Ценный мех сделался формой оплаты, часто фигурировал как дорогой подарок – его даже называли «пушистым золотом». Русские купцы часто подсчитывали выручку в беличьих или соболиных шкурках, не имея в реальности ни одной пушинки – просто так им было удобнее вести свою первобытную бухгалтерию.

Известно, что Вещий Олег обложил древлян именно меховой данью – по черной кунице «с дыма», то есть с каждой трубы, фактически – с дома.

В 1592 году царь Федор Иванович направил львовскому православному братству для восстановления сгоревшей церкви 200 соболей и 200 куниц. В 1654 году новорожденному царевичу Алексею Алексеевичу прислали из Илимска ценный дар – шкуру белой лисы.

А вот норка почему-то не ценилась:  ее продавали не поштучно, и даже не на вес, а совсем уж позорно для норки – мешками.

Кстати, большая часть древнерусских шуб были устроены по принципу дубленки – шились мехом вовнутрь. Так было теплее, да и блохи застревали эффективнее.

А у крестьян и городских низов пользовались популярностью «романовские шубы» – короткие тулупчики черного цвета с тиснеными узорами на рукавах. Пусть и небогатая, а все же шуба. Здесь приходилась особенно кстати долговечность изделия: правильно построенную шубу можно было передавать из поколения в поколения, от чего она совершенно не портилась, а лишь обрастала семейными преданиями.

Она не имела никакого отношения к правящей династии Романовых. Просто эти шубы изготавливали из «романовских овец», выведенных в окрестностях уездного города Романова Ярославской губернии (ныне – левобережная часть города Тутаева).

И в быт, и в стих, и в сказ

Пушкин писал о Стеньке Разине:

Стал воевода
Требовать шубы.
Шуба дорогая:
Полы-то новы,
Одна боброва,
Другая соболья.
Ему Стенька Разин
Не отдает шубы.
«Отдай, Стенька Разин,
Отдай с плеча шубу!
Отдашь, так спасибо;
Не отдашь – повешу
Что во чистом поле,
На зеленом дубе
Да в собачьей шубе».
Стал Стенька Разин
Думати думу:
«Добро, воевода.
Возьми себе шубу.
Возьми себе шубу,
Да не было б шуму».

Сам же Александр Сергеевич, собираясь на свою последнюю дуэль, сначала надел легкую бекешу, но в последний момент поменял ее на шубу – боялся простудиться.

Мария Волконская пишет, как она отправлялась в Сибирь следом за мужем-декабристом: «Сестра, видя, что я уезжаю без шубы, испугалась за меня и, сняв со своих плеч салоп на меху, надела его на меня».

Матери в глухих русских селах пели, качая люльку:

Ляг, дитя мое, усни,
Угомон тебя возьми!
Уж я серому коту
За конфетки заплачу:
Шубу лисью я сошью
Да на улицу пущу,
На Великий пост
Дам ему я редьки хвост, –
Будет котинька жевать,
В зыбке Дашеньку качать!

Считалось хорошей приметой положить новорожденного на какое-нибудь меховое изделие – значит, станет богатым.

Газета «Орловские губернские ведомости» развлекала читателей байками о легендарном атамане Кудеяре: «И какой поганой силой владел: раскинет на берегу речки, озера, какого ручья полушубок или свиту и ляжет спать; одним глазом спит, другим сторожит, нет ли погони где; а там левый спи, правый сторожи – так впеременку; а как завидит где сыщиков, вскочит на ноги, бросит на воду полушубок, на чем спал, и станет тот полушубок не полушубок, а лодка с веслами; сядет Кудеяр в ту лодку, и поминай как звали».

Жители Орла читали эти байки с интересом. С шубой они были знакомы очень хорошо – по словам бытописателя Дмитрия Басова, орловчанки средних лет ходили «зимою в полушубках с пуговками серебряными, а сверху шуба лисья и кеньги на ногах», а пожилые – «одевши меховую шубу, крытую шелковой или китайчатою материей; а голову покрывали белым кисейным покрывалом; и с палкою в руках».

А вот аналогичное исследование, опубликованное в «Ярославских губернских ведомостях»: «Мужчины, почти все, одеваются… зимой в шубы, полушубки и тулупы, крытые сукном, плисом, бумажною саржей и китайкой… Женщины одеваются так же, более в русское платье. Обыкновенный наряд их в летнее время, по праздничным и воскресным дням, составляют юбки, называемые здесь полушубками, холодные епанечки (юбки и полушубки), обложенные по краям широким золотым и серебряным позументом, парчовые, шелковые, штофные, гарнитуровые, канаватные, тафтяные, ситцевые, выбойчатые и проч… также кофточки, шугаи и черные салопы».

Неудивительно, что именно в России шуба вошла и в быт, и в стих, и в сказ. Климат более чем располагал.

В шубе с ветерком

В середине XIX столетия начали активно развивать пушное звероводство. Оно приобрело, по сути, промышленные масштабы. Это был ответ на экологические и экономические вызовы: шубы делались все популярнее, а пушных зверей, обитавших в условиях дикой природы, становилось все меньше. Качество меха улучшилось (сбалансированное питание, отсутствие стрессов), а цена на него снизилась.

Шуба, однако, оставалась вещью не только практичной, но еще и статусной.

Очередной всплеск моды на шубу пришелся на начало прошлого столетия. Он, как ни удивительно, был связан с началом автомобилизации российских городов.

Первые авто делали и без окон, и без крыш – кабриолет был фактически  единственно возможным типом кузова, – и коварные русские морозы, помноженные на большие скорости, делались просто убийственными. Соответственно, возникла и необходимость в теплых – точнее, в очень теплых – вещах. Что это за вещь, у нас прекрасно знали – шуба!

Для летнего хранения шуб в 1912 году в Москве был даже оборудован особый холодильник. Он действовал по типу ломбарда:  при сдаче владельцу выдавалась некая залоговая стоимость, и, если он в назначенное время не забирал свое пушистое имущество, оно поступало в свободную продажу.

Кризис, обрушившийся на Европу в связи с войной, коснулся также производства шуб. Началась мода на изделия из относительно дешевого сырья, каракуля или цигейки. Зато пуговицы и ремни стали огромными – это не требовало ощутимых затрат, но крутизны придавало.

А в 1960-е годы сделалась остромодной борьба за права животных и, соответственно, стал популярен искусственный мех. К тому же он мог быть любой фактуры и любого цвета – хоть лилового в оранжевый квадратик.

Разумеется, люди со средствами и сторонники всего условного «теплого-лампового» продолжали одеваться в натуральные меха. Но борьба с ними началась действительно отчаянная и азартная. Могли порезать шубу, чем-нибудь в нее плеснуть. До смертоубийств, как правило, не доходило, но шкуру своих подопечных зверушек могли безвозвратно попортить.

* * *

Сегодня ситуация более или менее нормализовалась. Ходи хоть в искусственной шубе, хоть в заячьей, хоть в бобровой. А хочешь – ходи в горностаевой. Всего какой-то жалкий миллион рублей – и ты похож на короля.

Кстати, горностай пользовался любовью у монархов не потому, что был дорог (самоутверждаться таким образом им не было необходимости), а потому, что своей белоснежностью символизирует непорочность нравов и чистоту помыслов, столь необходимые для настоящего правителя. Так что придется соответствовать.