Бездомный – это всегда вызов всему доброму, что в нас есть. Бездомный чаще всего плохо пахнет, пьян и ведет себя вызывающе, а иногда и агрессивно. Сложно обнаружить в нем образ Божий – человека, страдающего от боли, потерь и разочарований. Трудно понять, что, скорее всего, в эту точку его привело не горячее желание быть тунеядцем и жить на улице, а череда непростых жизненных обстоятельств.
Мы собрали для вас три истории о бездомных, о жизни которых можно снимать сериалы. Все трое – вырвались из ада и смогли изменить свою жизнь. Андрей – талантливый художник с двумя высшими образованиями. Евгений жил на улице и страдал от зависимостей, сейчас успешный предприниматель. Виталий решил покончить с собой и уже почти умер, но сейчас работает и мечтает накопить на собственный домик.
«Вспоминаешь, что было раньше и думаешь, зачем я уехал, как было хорошо в детстве». Андрей
Бабушка Андрея Окунева была родом из польского рода дворян Соболевских. Мама – кандидат наук, историк. Дома большая библиотека, часть книг на иностранных языках. Андрей с детства много читал, интересовался палеонтологией. Получил специальность топографа-геодезиста. А потом решил изучать библеистику и эмигрировал в Израиль. Много учился – изучал живопись и графику в Институте изящных искусств в Яффо. О том, какие приключения его ждали дальше – читайте в статье Ольги Наумовой «Несколько раз хотел порвать с этой папертью»: как художник с двумя высшими образованиями превратился в бездомного».
В Израиле он прожил десять лет. Жил в общаге, денег не было, поэтому репатриант поначалу часто падал в обморок от голода. Потом поступил в Иерусалимскую Академию художеств. Учеба там была платной, поэтому ночью он сторожил то монастырь, то полицию, то морг, то вокзал, а днем слушал лекции.
Министерство культуры Израиля направило способного выпускника в археологические экспедиции на Святой Земле. Андрей делал копии уцелевших мозаик для Института Византологии при Сорбонне, раскапывал монастырь Маале Адумим в пустыне. Работал то на побережье, то в горах, то в пустыне, то в пещерах. И, по его признанию, не мог всем этим надышаться.
Много путешествовал. В Риме в Ватикане часами рисовал барельефы Донателло. Работал на Кипре. Словом, объездил всю Европу.
После Израиля несколько лет прожил в Мюнхене – пытался получить немецкое гражданство, не получилось. И в 1995 году Андрей решил вернуться в Россию. И оказался здесь без денег, без жилья. Гражданство восстановили, паспорт выдали, а вот с квартирой – никак.
Сначала жил у знакомых, потом охранял загородный дом, ремонтировал, ухаживал за больными, сидел с детьми – учил их рисовать, рассказывал историю культуры. Когда гуляли по городу, показывал им памятники, сочинял то стихи, то песни, то танцевальные номера, читал стихи – старинные, на чужих языках. Работу находил по рекомендации: среди учеников были и дети из богатых семей, и из неблагополучных, и аутисты, и с проблемами развития. А жить по-прежнему было негде. Несколько лет назад смог оформить пенсию, но трудовую книжку восстановить не получилось, стаж не подтвержден, поэтому пенсию начислили самую минимальную. Жилье на нее, понятно, не снимешь.
Так Андрей стал бомжом, никому не нужным со своими рисунками.
Часто вспоминал свое детство – самое счастливое время в своей жизни: «Вспоминаешь, что было раньше, думаешь, зачем я уехал, зачем сделал этот шаг, разрушил сам себя, и как было хорошо в детстве…»
…Он успел пожить на садовых скамейках, на кладбищенской лавке и на куче мусора. И побирался на паперти церкви Косьмы и Дамиана в Шубине.
Несколько раз хотел порвать с этой папертью. И однажды просто взял себя в руки и не пошел. Сейчас Андрей живет в приюте «Теплый прием». Говорит, что если бы не этот проект, он бы не выжил, пропал. А еще оказалось, что здесь, на кладбище в Химках, похоронена его бабушка. И стоит храм, прихожанином которого он стал.
«Я смотрел на эту идиотскую доброту, не понимая, зачем это. И она в итоге одолела меня». Евгений
Несколько лет назад бездомного Евгения Селезнева освободили из колонии, едва он только начал отбывать срок. Суд решил, что Селезнев вряд ли проживет еще полгода – без помощи конвоиров он не мог дойти до глазка видеокамеры, заседание было дистанционным. ВИЧ, стадия 4В. Но он не собирался умирать. Сейчас Евгений – владелец компании по дезинфекции помещений. Собирается выпускать собственную линейку химикатов. О том, как бездомный стал успешным предпринимателем – читайте в статье Натальи Лавринович «Из бездомных получаются самые лучшие сотрудники».
Женя родился в Узбекистане в 1979 году. Был милым домашним мальчиком, много читал. Но 90-е годы мало располагали к сентиментальности.
Вернулись домой «афганцы», потом «чеченцы» – те, кто прошел эти войны. Сами спасались от воспоминаний запрещенными веществами и водкой. Приобщили к наркоте и алкоголю и Евгения. Он сбежал в Петербург, но его ждала там все та же привычная картина: «На площади Восстания продавали чеками, суточный чек – 100 рублей, качество наркотиков было высокое, цена низкая. Хватало на троих человек».
Женя устроился работать продавцом в магазин техники, вырос до старшего менеджера, но уже тогда был настолько зависим, что ему был интересен только героин. Кололся он даже на работе прямо во время обеденного перерыва. Долго терпели, потому что Женя был гениальным менеджером, но потом не выдержали – выгнали. Так началась улица.
ВИЧ подхватил с иглой: денег на чистые шприцы не было. Первая судимость – за наркотики. Вторая – кража со взломом в особо крупных размерах.
Чтобы он не испортил своей смертью статистику в местах лишения свободы, его освободили по решению суда. Уходить он не хотел: апрель, мороз, лужи, а у него в тюрьме все хорошо – тепло, есть врач, койка, одеяло.
На выданные при освобождении 1600 рублей Женя купил наркотики.
За следующие несколько лет жизни на улице Евгения не раз увозила скорая помощь. Когда отказали ноги, коллеги по несчастью отнесли его в какой-то подвал. Там была труба с водой, сантехник матерился, переступал через мешающее под ногами тело, но не гнал – понимал, что не ходит. «Иди, я тебе там воду сделал», – пробурчал однажды. Женя смог подползать и пить. Бездомные подкармливали и наливали.
И однажды он проснулся в этом грязном подвале в окружении собутыльников и понял: ему 34 года, а он никто. Так спустя 12 лет жизни на улице он оказался в больнице Боткина, на капельницах для снятия интоксикации. Потом были «Дом надежды на горе» и «Дом на полпути», входящие в программу реабилитации алко- и наркозависимых: в первом Женя провел 28 дней, во втором год и три месяца.
Вспыльчивому Евгению было сложно уживаться с такими же, как он. Несколько раз его пробовали выгнать из «Дома надежды на горе»: не пишет дневники, не работает на группах, устраивает скандалы с дракой. В один из таких случаев, когда наш герой одной ногой уже стоял на улице, консультант внезапно догнал его: «Подожди, Женя. Давай пойдем, поедим, часик помолчим, потом поговорим».
– Они сломили меня добром. Я смотрел на эту идиотскую доброту, не понимая, зачем это. И она в итоге одолела меня, – смеется Евгений. – Есть определение: алкоголик не должен быть одиноким, раздраженным и голодным. Если сейчас я встречаюсь с людьми, обязательно стараюсь их накормить, чтобы загасло желание выпить.
Еще до выхода из «Дома на полпути» Селезнев накопил 17 тысяч рублей: раздавал листовки, был зазывалой на Невском, катал заливные полы. К моменту выхода у Жени появилась жена и семья. По случаю он оказался мастером в компании, занимавшейся очисткой зданий от насекомых и грызунов. Попробовал. А потом на заработанные 100 тысяч рублей открыл собственную компанию по дератизации, дезинсекции, дезинфекции и дезодорации. Работников себе Евгений находит на улице. Ищет тех, которые смогли остаться людьми, готовы к взаимодействию.
– Когда я разговариваю с человеком, спрашиваю: неужели тебя мама родила бомжом? – рассказывает Женя. – Нет такого генотипа – бомж. Отсюда можно и нужно выходить.
Женя не боится, что его сотрудники могут снова запить. Есть договоренность, что в случае провала человек либо начинает всю историю заново: больница, группы взаимопомощи и т.д. Либо выбирает пить, и тогда они расстаются. Упасть можно, но шанс вернуться тоже есть.
– Из бездомных получаются самые лучшие сотрудники, – уверен Женя. – Они заканчивают работать в 12 вечера, я звоню и говорю: «Парни, в 8 утра заказ, сдохни, но сделай». И сделают!
«Москва коварная, здесь нужно быть холодным человеком и думать головой». Виталий
По профессии Виталий – сварщик. Постоянной работы в своем Оренбуржье, где на всю область один газоперерабатывающий завод, он найти не смог. Ездил по другим городам, варил газопроводы. Работу удавалось найти только временную. Как-то, отработав в Москве, Виталий решил в столице задержаться: строек-то вокруг много, работай не хочу. И он остался. Но не совсем так, как планировал. Что с ним произошло дальше – читайте в статье Дарьи Менделеевой «Что спасло бездомного от самоубийства: мытарства Виталия».
Отработав вахту, Виталий получил деньги, часть перевел домой, чтобы закрыть кредит, а потом решил посидеть с приятелями. Очнулся в лесу, без документов и денег. Сходил в милицию, написал заявление об утере паспорта. За новый нужно было платить пошлину. Денег не было. На работу не взяли: а если проверка, а человек без паспорта? Дома просить помощи было стыдно. В Москве знакомых не было. Так Виталий оказался на улице.
Блуждая по городу, он наткнулся на квартал выселенных пятиэтажек. Правда, в домах не было тепла и света. Виталий нашел квартиру, в которой стоял старый диван, собрал по соседним немного брошенной посуды, научился добывать металлолом и нашел, куда его сдавать. На вырученные деньги купил простенький телефон с интернетом и нашел место, где его можно было заряжать. На дворе стоял февраль. Чтобы не замерзнуть в выселенном доме, Виталий каждый вечер согревался понятно чем.
В один из дней пришел, снял ботинки, заснул. Когда наутро проснулся, одна нога не слушалась, будто деревянная. Потом стала чернеть.
Про службы, которые в Москве помогают бездомным, Виталий не знал, – в Оренбурге таких нет. Вылезать из убежища, чтобы заряжать телефон, он теперь не мог, и телефон сел. В своем убежище он пролежал около двадцати дней, наблюдая, как у него гниет нога; из стопы уже лезли опарыши. А потом Виталий решил умереть. «Ты не справился, значит, сам виноват. Прими нормальное мужское решение – на выход».
Нашел консервную банку и все сделал, как надо.
Очнулся Виталий от ощущения: «Здесь кто-то есть». Откуда-то взявшийся в его берлоге человек вызвал скорую. Когда он выволакивал Виталия на улицу, тот вместо благодарности разозлился: «Зачем? Все же вот-вот уже должно было закончиться. Куда? Опять жить?»
Дальше была больница, где Виталия отмыли и ампутировали ногу. Он начал понемногу есть, по больничному коридору передвигался на коляске, а размышления о том, что произошло и как жить дальше, решил поставить на паузу.
После больницы его привезли в приют «Теплый прием».
Сейчас Виталий работает в приюте в кожевенной мастерской.
«Кожа – это, понимаете, это не про шитье! – у Виталия не хватает слов, чтобы описать свои сложные чувства. – Там вся хитрость – как это выкроить и собрать, чтобы потом не было криво, не повело! Это как сварка, понимаете!!! – вдруг осеняет его. – Вот у тебя детали, и ты весь день сидишь и думаешь: «А как это собрать?» И вроде одним ухом слышишь разговоры и мир вокруг, а на самом деле ты отдельно, весь в процессе, как в космосе».
По словам Виталия, Москва коварная, здесь нужно быть холодным человеком и думать головой, а не чувствами. Жить в Москве он не хочет. Надеется устроиться на работу и, во всем себе отказывая, накопить на маленький домик в провинции. И тогда будет огород, пенсия. И нормальная самостоятельная жизнь.
