Онколог Андрей Павленко: болезнь заставила создать Школу практической онкологии

Хирург Андрей Павленко собирается вырастить новое поколение врачей-онкологов

Андрей Павленко. Фото с сайта mir24.tv

В марте 2018 года хирургу Андрею Павленко, замдиректора по онкологии Клиники высоких медицинских технологий им. Н.И. Пирогова СПбГУ, был поставлен диагноз «рак желудка». В октябре он завершил лечение и заявил о создании Cancer Fund.

Для финансирования деятельности фонда, нацеленного на системную помощь, Павленко решил создать эндаумент. За рубежом это распространенная практика: фонды целевого капитала есть у университетов, музеев, больниц. В России закон об эндаументах вступил в силу в 2007 году. Постепенно эта модель развивается, но из-за юридических нюансов не слишком активно. Среди немногочисленных примеров – эндаументы фондов «Вера» и «Врачи, инновации, наука – детям». Фонд целевого капитала Андрея Павленко стал первым онкологическим эндаументом, созданным в нашей стране.

Пока что целевой капитал не сформирован, ведутся переговоры с донорами. Павленко рассчитывает на 100-150 млн рублей, чтобы на доход от этой суммы реализовывать проекты, главный из которых – двухгодичная Школа практической онкологии для молодых талантливых врачей-ординаторов. В год она стоит около 13 млн рублей.

Первый курс Школы стартует в сентябре 2019 года, даже если эндаумент к этому времени не будет наполнен. Средства на нее сейчас собираются на сайте фонда. В программе примут участие три ментора и шесть резидентов.

– Если бы вы не заболели, вы бы стали делать Школу?

– Я занимаюсь воспитанием молодежи очень давно. У меня целый YouTube-канал моих операций, которые я выкладываю как раз для того, чтобы обучать молодых. В моей клинике все молодые хирурги умеют оперировать все основные объемы. Многие хирурги, которые сейчас самостоятельно оперируют, могут назвать меня ментором.

Мне это всегда доставляло удовольствие, и я никогда не боялся дать молодому хирургу самостоятельно выполнить всю операцию или ее этап, если он к этому готов. А чтобы это понять, что он готов, с ним нужно побеседовать, проверить уровень теории, дать простенькое задание, посмотреть, как у него работают руки. Если практических навыков хватает, можно двигаться дальше.

Любой нормальный хирург должен воспитывать молодежь, но, к сожалению, это происходит нечасто. Так что я думал о такой школе, но болезнь заставила меня ускориться и реализовывать проект в авральном режиме.

– Когда вы учились в Военно-медицинской академии им. Кирова, чего вам не хватало?

– Много чего, но это стало понятно только в процессе моего развития как онколога. Онкология как таковая преподавалась на очень плохом уровне. Чтобы узнать о ней что-то, надо было читать дополнительную литературу, в том числе на английском, которому тоже толком не учили. Когда появился интернет, незнание языка стало совсем недопустимым, и я взялся за него сам.

На протяжении всей учебы нас никто не учил общаться с больными, этот навык каждый доктор развивал самостоятельно. Кроме того, не хватало практики, дежурств, где можно было что-то сделать самому под контролем преподавателя. Современного системного образования не было.

Андрей Павленко

– С годами лучше не стало?

– Что сейчас происходит, я сужу по качеству студентов, которые приходят к нам в клинику. Они с каждым годом все хуже и хуже.

– С чем это связано?

– Нет мотивированных профессиональных преподавателей, нет объективного контроля на входе и выходе, когда определяют, насколько усвоены практические и теоретические знания. Зато есть серьезные юридические препоны.

Учитывая ужесточение Уголовного кодекса и борьбу Следственного комитета с врачебными ошибками, доктора перестали доверять ординаторам ассистировать на операции или оперировать самим, потому что несут ответственность за любые осложнения.

Все это привело к тому, что молодые доктора, которые приходят в ординатуру по онкологии или хирургии, не получают практических навыков на должном уровне. В отличие от Америки и Европы, нет обязательного перечня вмешательств, которые должен освоить и самостоятельно выполнить обучающийся.

Поэтому на выходе мы имеем хирургов-теоретиков, 99% не умеет даже вязать хирургические узлы. Разве это образование можно назвать эффективным?

– Почему курс рассчитан именно на трех менторов и шесть ординаторов?

– Потому что еще одна причина неэффективности – большое количество обучающихся. Приходишь в хирургическое отделение, а там у пяти докторов 17 ординаторов, которые могут разве что писать историю болезни и друг у дружки из-за плеча заглядывать в операционную рану. Редко кому из них удается что-то сделать руками.

– Как будет устроено обучение?

– Если рассматривать всю систему последипломного образования, то ординатура в ее нынешнем виде может рассматриваться как хорошая теоретическая база. Я знаю много институтов, где профессионалы читают отличные лекции. А за двумя годами теории последуют два интенсивных года практики у нас, которые позволят освоить основные хирургические навыки. Получается в общей сложности четыре года обучения, что близко к пяти годам хирургической резидентуры за рубежом.

Андрей Павленко (справа)

– Отбирать будете на основе конкурса?

– Да. Брать человека без базовых хирургических навыков нет смысла. Если он за институт и ординатуру не научился вязать узлы, он может не успеть за два года освоить материал, который мы бы хотели ему дать. Помимо практических, на конкурсе мы будем оценивать навыки теоретические – как общемедицинские, так и по онкологии. Мы не будем брать двоечников. Нужны мотивированные, с базовыми навыками будущие хирурги. Еще одним тестом для вступления в эту программу будет английский язык на уровне intermediate, поскольку вся современная литература на английском, а в процессе обучения состоится несколько стажировок в иностранных клиниках.

– На базе каких больниц планируется обучение?

– Нужны базы с высоким потоком онкологических больных. Для первого образовательного модуля по хирургии рака ободочной кишки количество случаев в отделении должно быть не менее 60 в год. Также хотелось бы, чтобы это было отделение с большим опытом малоинвазивных вмешательств. И важно, чтобы там практиковались мультидисциплинарные подходы к лечению. Мы хотим выпустить не просто хирургов, а хирургов-онкологов с широким кругозором, которые бы понимали, что хирургия – это только часть многокомпонентного комплексного лечения больного наряду с химиотерапией и лучевой терапией.

Чтобы избежать юридических проблем, этого молодого человека, прошедшего конкурс, будет необходимо официально трудоустроить в эту клинику. Только так он сможет фигурировать как ассистент, а потом и как оператор, то есть как хирург.

По завершении учебы резидент будет обязан выполнить обязательный перечень оперативных вмешательств и записать их на видео. Уже после первого модуля на руках у него останется диск с самостоятельно выполненными операциями. Кроме того, эти видео будут загружаться в систему электронного учета – это еще одно ноу-хау нашей программы обучения. Туда же будут попадать все результаты контрольных тестов каждого резидента и данные внешнего аудита, проводимого хирургами-супервайзерами.

Андрей Павленко

– Почему для первого модуля выбрана именно хирургия рака ободочной кишки?

– Эта методика стандартизована и технически наиболее проста в освоении. Одновременно она дает возможность отработать практически все хирургические приемы, которые могут понадобиться на более сложных модулях, связанных с хирургией рака желудка и пищевода, рака печени и поджелудочной железы, а также рака прямой кишки.

– Кто будет менторами?

– На данный момент это заведующий онкоколопроктологией Московской городской онкологической больницы №62 Илья Черниковский, заведующий колопроктологией Центральной клинической больницы Управделами Президента Артем Гончаров и я. Но вообще задача пилотного проекта – сформировать институт наставников. Наставник должен обладать не только лидерскими качествами, но и терпением. Суметь поставить руки молодому врачу. Хирургу просто прооперировать. Сложно ассистировать человеку, которого ты обучаешь.

В современной России наставников мало. Хирурги, которые оперировали в советское время, уже пожилые. А новые не очень охотно делятся знаниями и умениями, потому что росли в диких экономических условиях. В 90-х принцип был один: не воспитай человека, который может занять твое место. Придется менять этот стереотип и подыскивать людей. По разным модулям у нас сейчас в шорт-листе порядка 12 человек. Это те, кого я знаю лично. Но и в Америке в год выпускается не больше 15 хирургов-онкологов у 3-4 наставников. Так что в перспективе мы видим 6-8 наставников. Чем их меньше, тем проще контролировать эффективность.

– Будут ли наставники получать за работу деньги?

– Безусловно. У нас, к сожалению, все считают, что образование можно получать бесплатно. И преподаватели не мотивированы обучать студентов, поскольку получают копейки. Мы будем доплачивать наставникам, которые хорошо обучают резидентов. А резиденты будут получать стипендию и не думать о том, как прокормить себя и свою семью.

Вы спрашивали в начале разговора, чего мне не хватало. Мне катастрофически не хватало денег. Когда я учился в ординатуре, у меня на руках был маленький ребенок. Мы снимали маленькую однокомнатную квартиру по типу барака во Всеволожске. Очень часто у меня не было денег на электричку домой, и приходилось лазать через забор. Я подрабатывал по ночам, а днем учился – насколько продуктивным было обучение, можно себе представить. Только самые высоко замотивированные и фанатичные люди могут пережить этот период. Любой менеджер в возрасте ординатора может получать от 80 тысяч рублей и выше. Доктор в это время, как правило, голодает, если у него нет очень богатых родителей.

Поддержите Школу онкологов на сайте фонда!

Мы просим подписаться на небольшой, но регулярный платеж в пользу нашего сайта. Милосердие.ru работает благодаря добровольным пожертвованиям наших читателей. На командировки, съемки, зарплаты редакторов, журналистов и техническую поддержку сайта нужны средства.

Читайте наши статьи в Телеграме

Подписаться

Для улучшения работы сайта мы используем куки! Что это значит?