Хотя пиво – в лице основателя и владельца здешнего пивоваренного завода господина фон Вакано – всячески звало к сотрудничеству и взаимодействию. Увы, основатель самого известного в России пивзавода давал больше, чем у него могли взять.
Он собирался прожить до 133 лет
Альфред Филиппович фон Вакано, 34 лет от роду, взялся буквально из ниоткуда. До 1880 году его в Самаре не было – а тут вдруг появился. И сразу же подал прошение в городскую управу: «Желая устроить в Самаре большой по стоимости и операциям паровой каменный пивоваренный завод, имею честь просить городскую управу для постройки означенного завода дать мне в арендное содержание место, указанное на выкопировке из плана».
В Петербурге, Киеве, Москве такое происшествие прошло бы незамеченным. Здесь, в провинции на Средней Волге оно выходило из ряда вон. Еще бы – некий неизвестный ранее австрийский дворянин вдруг требует, чтобы ему дали снести постройки уже действующего пивзавода и обещает выстроить на этом месте тоже нечто пиводелательное, но только грандиозное. С чего бы вдруг?
К тому же он намеревается платить аренду вдвое больше своего предшественника, добропорядочного и всем прекрасно известного господина Шабаева. Аренду требует на 99 лет, а ежели по истечении этого срока город не продлит с ним договор, грозится «снести возведенные им постройки в течение шести месяцев по окончании срока аренды».
Он что, и правда собирается прожить до 133 лет? А может, он вообще колдун?
Самое удивительное в этом происшествии, что городские власти согласились. Околдовал? Или прельстил хорошими условиями?
Вторая версия кажется более правдоподобной.
И все-таки «биргалка»
Альфред Филиппович приступает к возведению заводских построек. И сразу атакует городские власти очередными подозрительно выгодными предложениями. Он собирается устроить на своем заводе еще один, газовый завод. При этом снабжать газом еще и самарский драматический театр, расположенный неподалеку. Первый год – бесплатно, а потом по льготным ценам.
Власти согласились, но на всякий случай отказались от освобождения от платы. Пусть на льготных основаниях, но все-таки платили. Так им было спокойнее.
В 1897 году фон Вакано испрашивает русского подданства. Подданство ему предоставляется. Доверия, однако, этот факт не прибавляет.
Самарский полицейский в результате некоторых мероприятий оперативного характер (а куда же без этого?) делает вывод: образ жизни пивовар «ведет беспорочный и пользуется в Самаре общим уважением… является сотрудником всех филантропических обществ».
Губернатор вынужден признать, что «фон Вакано заботится о благосостоянии своих рабочих, и введенные им для этой цели порядки и приспособления могут считаться образцовыми».
Подозрения, однако, все растут. Но фон Вакано этого, как будто и не замечает. Он выступает с новым предложением: «Я уверен, что приведу в лучший вид площадь вокруг театра, устрою пологий спуск с улицы Дворянской вместо существующего вдоль Струковского сада и обустрою детскую игровую площадку сзади драмтеатра».
Гласные Думы, наконец-то, с облегчением вздохнули. Все теперь понятно – фон Вакано хочет наложить свои австро-венгерские лапы на Струковский сад, чтобы устроить там свой ресторан или, учитывая, его основной бизнес, портерную. Не пущать!
Однако, предложение снова приняли.
Дальше – больше. Фон Вакано дарит городу канализацию. Некоторые думцы начинают признавать его заслуги. Господин Подбельский произносит пламенную речь: «Не каждой думе, не каждому городу приходится иметь такого деятеля, каким показал себя господин Вакано. Мы все по мере сил работали, но среди нас возвышался он один и деятельность его – лучшее из того, что дала дума настоящего состава».
Правда, в конце концов предприниматель все-таки возводит в городе так называемую «биргалку» (от слова «beer», «пиво»). Но всем понятно, что доход с нее смешной, да и рассадником разврата это заведение никак не назовешь. Пресса в восхищении: «Многим волжанам также хорошо известна большая, хорошо обустроенная пивная лавка № 1 (Биргалка) возле Струковского сада».
В интерьерах «биргалки» использовались роспись и богемское стекло. Она считалась украшением города, а цены там были невелики.
И в Самаре, и в Баку
Между тем, на волжском берегу уже отстроен целый город. Множество цехов, склады, внутренняя железная дорога. Бутылки моются по самой прогрессивной, санитарно безупречной технологии. Пробки предварительно замачиваются в кипяченой воде, а в некоторых случаях покрываются парафином.
К собственной пристани каждый день причаливают собственные баржи и буксирные пароходы. Между городами гигантской империи курсируют собстственные вагоны-ледники – чтобы продукт не испортился, особенно летом.
Социалка – вне всяких похвал: «Для нужд заводских служащих и рабочих при заводе учреждены: казарма для одиноких рабочих на 115 кроватей, отдельный дом для семейных рабочих, баня, паровая механическая прачечная, читальня, библиотека для служащих и рабочих, приемный покой с 3-мя врачами и постоянной фельдшерицей, больница, школа и детский приют».
Фон Вакано ездит по Европе и скупает всяческие древности – не для себя, а для коллекции самарского музея. Вступает в городское отделение попечительского совета Марии Александровне о слепых. Мостит улицы камнем. Асфальтирует некогда непролазные тротуары. Покупает земельный участок для устройства на нем детского сада для бездомных и сирот. Обустраивает и содержит городские ясли. Щедро поддерживает семейно-педагогический кружок. В неурожайный год развертывает сеть благотворительных столовых. Открывает городской яхт-клуб. Учреждает призы для спортсменов-лыжников. А в своем собственном доме открывает общедоступную библиотеку.
Думцы, однако, не дремлют. У них новая версия – фон Вакано нарочно спаивает Россию, а в первую очередь богоспасаемый город Самару.
Особенно активен некий Михаил Челышев, поборник трезвого образа жизни, ратующий за введение в городе абсолютного сухого закона.
Челыщев был личность известная. Сам Лев Толстой писал о нем: «Соединение ума, тщеславия, актерства и мужицкого здравого смысла и самобытности». То есть противник Альфреду Филипповичу попался опасный.
Но собака лает – караван идет. Фон Вакано расширяет производство. Строит свой завод в Баку, предварительно проведя тщательный анализ местной воды и пригласив западноевропейских спецов-пивоваров.
«Жигулевский пивоваренный завод на Зыхе (район на тогдашней окраине Баку. – А.М.) ныне должен быть признан как лучший и самый современный по оборудованию не только на Кавказе, но и в России», – писала в 1909 году газета «Каспий». Там же, в Баку фон Вакано открывает пивную «Мир» (представлен весь ассортимент завода) и пивную «Золотой якорь». Большая кружка – 8 копеек, а малая – 5.
«Жигулевское» пиво становится одним из перворазрядных российских брендов.
И тут во всю эту историю вступает настоящая трагедия. Начинается Первая мировая война. Россия и Австро-Венгерская империя теперь враги.
Конец истории
В первые же дни войны фон Вакано, которому на тот момент помимо двух заводов принадлежат 24 торговых предприятия по всей стране и склады в 59 городах России, обращается в самарскую думу с очередным предложением. Он обязуется в наикратчайший срок предоставить городу полностью оборудованную больницу на 30–35 коек и полностью взять на себя расходы по ее содержанию.
Перечисляет на счет благотворительных организаций какие-то совершенно космические суммы. Но все это – лишнее, все это больше не нужно. Наконец-то загадка разгадана. Фон Вакано – австро-венгерский шпион, и был таковым, начиная с 1880 года, с момента своего появления в Самаре. Его арестовывают и ссылают в город Бузулук.
Финита ля комедия. После революции завод конфисковали, а фон Вакано, к счастью, разрешили выехать на родину, что он и сделал в 1919 году. А спустя десять лет фон Вакано скончался, не дожив 61 год до оговоренного в думе срока пролонгирования контракта.
Мы просим подписаться на небольшой, но регулярный платеж в пользу нашего сайта. Милосердие.ru работает благодаря добровольным пожертвованиям наших читателей. На командировки, съемки, зарплаты редакторов, журналистов и техническую поддержку сайта нужны средства.
