Трагедию принято описывать на сухом языке цифр. 1 сентября 2004 года в заложниках оказалось 1128 человек – ученики бесланской школы №1, их родители и младшие братья и сестры, учителя и несколько случайных свидетелей. Три дня дети и взрослые находились во власти группы из 34 террористов, большинство – в заминированном спортивном зале. Людям не давали еду и воду, мужчин из числа заложников расстреляли в первые часы.
В ходе штурма, который стихийно начался на третий день, погибли 334 человека, из них 186 – дети. Ранения получили свыше 800 человек, из них 72 ребенка и 69 взрослых стали инвалидами. Пострадали также 62 сотрудника силовых структур. В целом потерпевшими признаны 1343 человека.
О теракте в Беслане написаны книги, сняты документальные фильмы и даже написаны песни. В память о тех событиях мы собрали публикации «Милосердия.ru» о Беслане разных лет. Мы хотим, чтобы люди помнили.
«Мы хватали ртом дождинки»
В память о погибших заложниках в спортивный зал бесланской школы №1 – сейчас там мемориал – приносят не только цветы и игрушки, но и бутылки с водой. Традиция сформировалась буквально с первых дней: дети и взрослые, захваченные террористами, трое суток мучились от страшной жажды.
«Время тянулось медленно. Становилось ужасно жарко. Заложники снимали с себя все, что только можно было снять, соблюдая приличия, – вспоминала Агунда Ватаева, которая на тот момент училась в 9-м классе. – Мы сидели под выбитыми окнами и хватали ртом дождинки – чтобы хоть чуть-чуть попить. Люди раскладывали тряпки и вещи на подоконниках, чтобы они намокли. Потом мы обтирались ими».
Восстановить ход событий помогает материал Нины Кайшаури «Беслан. Фотохроника». В нем собраны воспоминания заложников, освобождавших их спецназовцев, освещавших теракт журналистов. Текст сопровождают специально подобранные документальные кадры.
Все началось примерно в 9 утра 1 сентября 2004 года, во время праздничной линейки. Группа вооруженных людей ворвалась на территорию школы. Всех, кому не удалось убежать, террористы стали загонять в спортзал. Тогда же были и первые погибшие.
– Когда нас стали загонять, моего одноклассника отец начал всех успокаивать, – вспоминала заложница Зарина Царихова (на момент теракта девушке было 14 лет, она пошла в 8-й класс). – К нему подошел террорист, схватил его за шею и поставил на колени… и говорит: «Если вы сейчас не закроете свои рты, я его убью». А мы никогда не видели, перед нами никогда не убивали… Мы стали друг друга успокаивать. Но это террориста не остановило, он ему выстрелил в висок. У того сразу закатились глаза, он рухнул». После этого бандиты расстреляли еще 16 мужчин.
Вскоре после этого спортзал заминировали. Террористы передали требование о переговорах, вызывая на них президентов Северной Осетии и Ингушетии, а также детского врача Леонида Рошаля. Установить контакт с террористами попытались муфтий Северной Осетии Руслан Валгатов и прокурор Беслана Алан Батагов, но их не пустили внутрь здания.
К вечеру первого дня заложники уже страдали от жажды – предложение передать воду, еду и лекарства террористы отвергли, а 2 сентября от обезвоживания начали гибнуть люди. В тот же день в школу удалось зайти бывшему президенту Ингушетии Руслану Аушеву. Он стал единственным, с кем боевики вели переговоры. В результате удалось освободить 11 женщин с грудными детьми (всего – 26 человек). Одной из них была Анета Гадиева, которая попала в заложники с двумя дочерьми, грудной Миленой и четвероклассницей Аланой (Алана в результате погибла. – Ред.): «Я просила террористов, чтобы ребенка понесла моя дочь Алана. Но он повторил очень грубо: «Мать и один грудной ребенок – на выход». Куда мы шли, мы даже не знали. Думали, в спину стрелять будут. И потом, когда вышли за школьный двор, мне кто-то крикнул: «Анета, беги!» Я прижала дочь к себе и побежала».
Днем 3 сентября к зданию школы подъехал грузовик МЧС: с террористами удалось договориться о том, чтобы забрать тела погибших. В этот момент раздались два взрыва, стрельба и фактически начался штурм. Часть заложников именно благодаря возникшей суматохе смогла спастись, но многие погибли от взрывов, пуль и гранат боевиков и начавшегося в спортзале пожара.
Заложников освобождал спецназ: «Заходили по трое, часть сотрудников шли чуть правее меня, часть левее, я остался посередине коридора. И внезапно – белое облако передо мной, из‑за которого я увидел несколько красных огоньков. Понял, что по нам ведется огонь. Но, удивительно, я ничего не слышал. Инстинктивно упал на спину и выпустил в сторону противника весь боекомплект автоматного магазина». Затем стрельба стихла, в коридоре появился мужчина. «Не сразу поняли, что на нас шел смертник, – продолжил Демидкин. – Открыли огонь, но поздно. Он упал метрах в двух от нас и взорвался. Как мы выжили, не знаю», – вспоминал подполковник Виталий Демидкин.
Это лишь немногие воспоминания участников и свидетелей тех событий. Прочитайте полный текст статьи – это позволит увидеть происходящее их глазами.
«Это было осязаемое ощущение огромной беды»
Журналист Юрий Котенок – военкор и автор одноименного телеграм-канала, главный редактор информационно-аналитического портала «Сегодня.ru». В 2004 году работал в еженедельнике МВД «Щит и меч» и под псевдонимом Олег Петровский публиковал репортажи о ситуации на Северном Кавказе в электронной газете «Утро.ru». В сентябрьские дни 2004-го Юрий Котенок был в Беслане и одним из первых среди журналистов вошел в здание школы вскоре после штурма. В 2019 году, к 15-летию со дня теракта, мы записали его воспоминания – они стали частью материала Елены Симанковой «Беслан: 15 лет как 15 минут».
«Это было осязаемое ощущение огромной беды. Как будто горе разверзлось над городом, в мире зримо материализовалось зло. Как журналист, я бывал на многих войнах, в горячих точках – прошел первую и вторую чеченские кампании, был в Осетии в 2008 году, в Сирии, в Донбассе. Но Беслан – одна из самых страшных картин из моего прошлого», – говорил тогда Юрий.
Он вспоминал, что для журналистов работа в Беслане была крайне напряженной: информации было гораздо меньше, чем слухов, спали корреспонденты, сидя в местном ДК, а то и вовсе стоя, но чаще – просто существовали без отдыха, как будто «на батарейках», постоянно пытаясь поймать сесть, чтобы отправить информацию в редакцию.
Днем 3 сентября, незадолго до начала штурма, Котенок оказался за зданием школы, со стороны железной дороги, где в оцеплении стояли солдаты-срочники одного из подразделений 58-й армии, которых откомандировали из Владикавказа. Когда он общался с уставшими от круглосуточных дежурств молодыми ребятами, к школе как раз подъехал грузовик МЧС. Получилось, что журналист стал свидетелем момента начала штурма.
«Я видел отъезжавший от здания школы грузовик и видел, как из школы, с чердака, смотревшего в сторону железной дороги, по грузовику был выпущен заряд из РПГ, ручного противотанкового гранатомета.
Эта огненная стрела летела фактически на нас. Мы здорово перетрухнули, упали на землю, но на счастье выстрел никого не задел, разорвался в стороне. А после этого пошло гасилово страшное. Чрезвычайно высокая интенсивность обстрела, я мало где такое видел.
После этого в здание уже заходили бойцы спецназа, «Альфа» и «Вымпел». И время перестало существовать. Так всегда на войне: когда идет бой, не думаешь ни о чем, только стараешься вовремя упасть на землю, чтобы не получить «маслину» в лоб».
В статье сохранились воспоминания о том, как была сделана одна из самых известных бесланских фотографий, рассказ о том, что увидели журналисты, которые первыми зашли в школу, и факты о том, как происходил штурм.
«Чтобы не потерять рассудок, приходилось смотреть на это немного отдаленно, невозмутимо. Как будто меня некая эмоциональная пленка накрыла. Вспоминать об этом больно. Теракт в Беслане – огромная беда, которая ворвалась в мирный город и не пощадила никого», – говорил Юрий Котенок.
«Я понимала, что вопрос «а где был Бог?» будут задавать мне постоянно»
Игуменья Нонна (Багаева) – настоятельница Аланского Богоявленского женского монастыря, расположенного в 50 километрах от Беслана. Обитель была открыта незадолго до теракта, а в 2007 году при монастыре начал действовать реабилитационный центр для пострадавших детей.
К 15-летию тех событий мы говорили с ней о том, как и чем он смог помочь детям Беслана и их родителям. Матушка Нонна тогда говорила: «Понимаете, помочь этим детям для нас тогда означало ожить самим и начать действовать». Эти труды принесли свои плоды: для многих детей, пострадавших в теракте, монастырь действительно стал вторым домом. О том, как затягивались душевные раны, рассказывала Елена Симанкова в материале «Беслан: 15 лет как 15 минут».
«Сложно вспоминать те дни… – говорила игуменья. – Тогда, в Беслане, среди людей находился владыка Феофан (Ашурков). Он предлагал себя в качестве заложника, на своей машине помогал вывозить раненых, говорил с матерями, всех знал поименно, и каждая из матерей могла позвонить ему в любое время суток и попросить о помощи или просто поговорить. Никто тогда не говорил, что Церковь осталась в стороне от этого горя.
Но 1, 2, 3 сентября… Невозможно было ни молиться, ни есть, ни пить, ни дышать. Был какой-то ступор, парализация, сердце словно остановилось. И боль. Было только глубокое сожаление, что нельзя умереть вместе с теми людьми в зале».
Когда заложники были освобождены, идея основать при монастыре реабилитационный центр возникла довольно быстро. Ее поддержал протоиерей Андрей Сикоев, настоятель храма Покрова Божьей Матери в Берлине, клирик Русской Православной Церкви за рубежом. Будучи по рождению осетином, батюшка близко к сердцу принял произошедшую трагедию и активно помогал своим соотечественникам.
Через три года реабилитационный центр уже работал. Мать Нонна говорит, что детей лечили любовью, стараясь отвлекать их от плохих воспоминаний, окружать заботой и поддержкой. Принимали пострадавших любого вероисповедания: «Мы мечтали создать для бесланских детей такой дом радости, куда они могли бы прийти в любой момент».
Игуменья вспоминает мальчика, который смог оттаять только с четвертой попытки: на первом курсе реабилитации он прятался за креслом, а на четвертом уже был лидером и заводилой среди детей. Вспоминает отца, потерявшего в теракте жену и ребенка, а второй ребенок был ранен. Мужчина говорил монахиням: «Сыном моим занимайтесь, но мне про Бога не говорите», но на одной из последних трапез, во время общей молитвы, вдруг перекрестился. «Для нас это было настоящим чудом оттаявшего сердца», – говорила мать Нонна. И добила, что часто думала: сколько же раз придется отвечать на вопрос о том, где был Бог в те страшные сентябрьские дни. Мне очень тогда помог отец Андрей Сикоев, он сказал: «Что значит «где был Бог?» Он был с детьми в зале, Он страдал вместе с ними», – вспоминает монахиня.
Бесланских детей в монастыре считают родными, радуются их успехам и тому, какими они выросли. Уже к 15-й годовщине теракта многие тогдашние мальчики и девочки успели не только окончить вузы, но и вступить в брак, родить детей. Малышей крестили в монастыре, там их называют «наши внуки».
«Как можно сказать, что прошло уже много лет и надо успокоиться? Каждый раз, когда мы 3 сентября идем крестным ходом от школы до детского кладбища Города ангелов, я не нахожу в себе ни зернышка христианского милосердия, смирения или всепрощения. Я иду, слезы предательски льются не останавливаясь, а я ненавижу этих нелюдей, пришедших в мирный город и убивших не только заложников, но и всех нас.
Мы переживаем эту трагедию каждый год в первые дни сентября, чтобы потом целый год приходить в себя, до следующего сентября. Утешает лишь милосердие Божие и то, что своими скудными силами и молитвами мы рядом с ними. Были и останемся навсегда».
«Каждый год возвращаюсь в Беслан, чтобы понять, что жизнь продолжается»
Среди заложников в Беслане было много детей – не только школьников, но и их младших братьев и сестер, которых родители также привели на линейку. К настоящему момент даже те, кто пережил трагедию в младенческом возрасте, успели вырасти и окончить школу. Те же, кто пришел 1 сентября 2004 года на роковую линейку в статусе учеников, давно выросли. Они учатся, работают, создают семьи и рожают детей. А с недавних пор еще и попадают на первые полосы ведущих СМИ, причем не в дни очередной годовщины, а благодаря собственным достижениям, талантам и добрым делам. О том, как сложилась судьба детей Беслана, мы рассказывали в материале Елены Симанковой «Каждый год возвращаюсь в Беслан, чтобы понять, что жизнь продолжается». Он рассказывает о спортсмене Артуре Найфонове, враче Георгии Ильине, певце и поэте Станиславе Бокоеве и Санете Сабановой, которая строила карьеру в области моды.
История Артура Найфонов громко прозвучала на Олимпиаде в Токио, где борец вольного стиля завоевал бронзу. Тренироваться Артур начал еще в школе в семилетнем возрасте, а продолжил – уже после трагедии, в которой потерял мать: женщина буквально приказала сыну и дочери бежать, а сама погибла под шквальным огнем террористов в момент штурма. Артур запомнился еще и тем, что поделился последней конфетой с 10-месячным малышом, сидевшим рядом.
Георгий Ильин попадал в прессу дважды. Многим знакомо фото мальчика, застывшего в немом крике, оно даже стало прообразом памятника пострадавшим в Беслане, который установили в городе-государстве Сан-Марино. Второй раз Георгий прославился во время ковида – студент медицинского вуза первый вызвался пойти в красную зону как медбрат, сказав, что тех, кто видел теракт в Беслане, уже ничто не напугает. Мальчик выжил чудом – в последний момент он пересел подальше от развешенной в спортзале взрывчатки. Сидевшая рядом с ним двоюродная сестра с сыном погибли.
Станислава Бокоева врачи и вовсе сначала приняли за погибшего: все дело в том, что у мальчика была редкая патология, и сердце билось не слева, а в правой части тела. Было пробито горло, врачи опасались, что он не сможет говорить, но Стас… запел. Сейчас Бокоев живет в Москве, занимается видеомонтажом и пишет песни. В 2019 году в Осетии прошел его первый концерт под псевдонимом Indi. В одной из песен Стаса есть такие строки: «Когда меня не станет, мой голос след оставит».
Санета Сабанова попала в заложники вместе с сестрой, мамой и дедушкой – первым директором бесланской школы №1, который и построил когда-то злополучный спортивный зал. Мужчина погиб, опознать его смогли лишь по фрагменту тела с ботинком. Санета с мамой выступали в ООН, рассказывая о своем опыте столкновения с терроризмом. Девушка окончила в Москве академию им. Плеханова и некоторое время работала в компании «Русмода», где творил дизайнер Александр Терехов.
Санета рассказывала, что тяжелее всего ей далось осознание, что она жива, а другие дети погибли: девушка как будто чувствовала за это свою вину. Потребовалась долгая реабилитация, но в итоге Санета смогла сформулировать свои переживания:
– Поняла, что прилетаю сюда (в Беслан. – Ред.) каждый год именно в эти даты за своим спокойствием, как бы парадоксально это ни звучало. Несмотря на усиление возле наших домов, несмотря на людей в форме и массы людей в черном с венками и гвоздиками в руках, идущие к школе.
Прилетаю, чтобы быть вместе со своей семьей, в Беслане, дома.
Знать, что мы живы и здоровы. И нам ничто не угрожает, что мы свободны, мы можем спокойно дышать и у нас есть вода в неограниченном доступе. Да, именно за этим я сюда прилетаю. За безоблачным и беззаботным детством и спокойствием. Прилетаю для того, чтобы мой внутренний ребенок понял, что все прошло. Что ничего нам не угрожает, что жизнь продолжается.
