СМИ сообщают, что глава Следственного комитета обратился к премьеру с предложением принять меры, чтобы остановить рост насилия в приемных семьях. «В 2016-м году возбуждено 189 уголовных дел о преступлениях против жизни, здоровья и половой неприкосновенности детей-сирот, [которые живут у приёмных родителей или опекунов]. Тогда как в 2015-м [таких дел было] 146. Анализ материалов показал, что опекуны, совершающие преступления в отношении приёмных детей, в ряде случаев страдают алкогольной зависимостью и различными психическими заболеваниями (шизофрения, расстройства сексуального предпочтения, в том числе педофилия)», – приводит слова Александра Бастрыкина «Лайф».
Также глава СКР заявил, что все чаще детей берут под опеку не из благих побуждений, а ради денег, которые выплачивает опекунам государство. По сведениям интернет-ресурса, он считает необходимым проведение более тщательных проверок кандидатов в приемные родители, с предоставлением органам опеки различных сведений из силовых ведомств.
Публикацию «Лайфа» мы попросили прокомментировать эксперта по семейному устройству детей, директора благотворительного фонда «Волонтеры в помощь детям-сиротам» Елену Альшанскую:
– Речь здесь идет о данных, которые уже оглашались представителем СКР в Совете Федерации в июне 2017 г. Можно понять озабоченность людей, которые работают с конкретными делами. Они видят нарушение прав детей, видят, что и среди приемных родителей попадаются люди, которые их используют, насилуют, совершают преступления. Вопрос в том, насколько помогут предлагаемые меры?
В публикации «Лайфа» упоминается о предложении передавать органам опеки данные о судимости кандидатов в опекуны, и о совершении ими административных правонарушений – вплоть до сведений о штрафах за неправильную парковку и жалобах соседей.
Однако, и в настоящее время кандидаты должны предоставлять в опеку справки о судимости. А что даст информация о жалобах и штрафах? Вряд ли она может повлиять на решение о возможности или невозможности для человека быть приемным родителем, или позволит понять, не склонен ли он к насилию и злоупотреблениям.
Я могу разделить эту обеспокоенность следователей. Нужно понимать, что если ребенок один раз уже пострадал, был жертвой насилия, или потерял кровную семью и травмирован этой ситуацией, то наша задача — чтобы с ним не случилось ничего ужасного вновь. Государство берется обеспечить благополучие ребенка, и оно не должно отдаватьего туда, где его снова изнасилуют, или даже туда, где родители просто будут выпивать – к сожалению, бывают случаи, когда и приемные родители страдают алкоголизмом.
Действительно, нам нужна такая работа с кандидатами в приемные родители, чтобы она позволяла оценить, какие проблемы и сложности возможны в конкретной приемной семье. А значит – требуется большое количество качественно подготовленных специалистов, которые смогут увидеть и ресурсы, и возможные проблемы опекунов. И в первую очередь ресурсы – ведь даже неидеальный кандидат при хорошей опоре на ресурсы и понимающий проблему – может помочь ребенку.
Конечно, есть очевидные вещи: ребенок не должен быть передан тем, кто страдает алкоголизмом, или, например, стоит на учете в ПНД.
Выявить всех «неблагонадежных» в любом случае невозможно. И сведения о различных провинностях ничего не говорят о родителях – но внесут лишнюю настороженность для органов опеки. Ну, вот у человека 10 неоплаченных штрафов за парковку, вот на него жалоба, что он в выходные работал дрелью. Какой вывод из этого могут сделать органы опеки? Никакого. Но наличие таких сведений заставят их более подозрительно смотреть на людей, которые как раз с точки зрения имеющихся у них ресурсов, возможно, очень подошли бы детям, стали бы очень хорошими родителями.
Важное исключение – истории, связанные с педофилией. Бывает, что на человека не заводят уголовное дело, или не доводят его до конца, поскольку нет твердых доказательств вины. Но я считаю, что сведения об этом в любом случае должны быть известны органам опеки, если такой человек захочет взять в семью ребенка. Сейчас у нас нет реестра с такой информацией, и органы опеки не могут узнать, что когда-то в отношении кандидата в опекуны были эти подозрения. Нужно, чтобы обо всех такого рода случаях становилось известно, и в опеке могли бы оценить эту информацию, и принять взвешенное решение.
Как было бы в идеале? Во-первых, очень четкое информирование, о том, какие сложности могут встретиться на пути, какие дети – не с точки зрения цвета глаз и их внешнего вида, а сточки зрения потребностей и тяжелого опыта, требующего работы – нуждаются в семейном размещении.
Если семья планирует взять ребенка под опеку, туда должны приходить сотрудники социальных служб, общаться, разговаривать с ними – об их понимании того, что такое приемный ребенок, о будущих изменениях в жизни семьи, о том, насколько к ним готовы и сами приемные родители, и другие члены семьи. Обычно при таком плотном общении те же проблемы с алкоголем становятся видны – но они могут появиться и после того, как в семье появится приемный ребенок. В первую очередь для этого нам не хватает профессиональных кадров. Сегодня ни сотрудники опеки, ни социальные работники не достаточно компетентны для такой работы.
– Разве реально в обозримое время подготовить нужное количество специалистов?
– Я считаю, что именно с этого нужно начинать. Нужно разработать программу, которая в первую очередь будет предполагать понимание того, что такое приемная семья, что такое детско-родительские отношения, что такое травмированный ребенок. Сейчас специалисты, посещающие семьи, могут ничего об этом не знать. Как следствие – придавать значение несущественным вещам, и не замечая важного.
Первичная задача — подготовка кадров. Чтобы оценка семьи строилась на педагогических моделях, чтобы психологи и педагоги общались с людьми, и чтобы при этом происходила не только их оценка, но, в первую очередь, информирование. Кандидаты в приемные родители могут многого не знать – а в ходе общения понять какие-то вещи, изменить свои подходы и мотивации.
Люди проходят школу приемных родителей, потом их должны готовить к приему конкретного ребенка, учить понимать его проблемы и потребности. Понятно, что кого-то пристальное внимание может отпугнуть. Но если люди берут на себя такую ответственность за ребенка, который уже попал в травматическую ситуацию – они должны нормально относиться к тому, что их готовят, оценивают, контролируют. Главное, чтобы это делалось подготовленными специалистами, по понятным правилам и критериям – а не произвольно.
Обеспокоенность вызывает и большое количество возвратов детей. Это давно должно было бы привести к тому, чтобы в вузах для работы с приемными семьями по отдельным программам обучали бы психологов и педагогов. Людей, у которых уже есть какие-то базовые компетенции в понимании детско-родительских отношений, нужно учить тому, как работать с приемными родителями, приемными семьями. Однако этого до сих пор практически нет.
Другая важная тема — это сопровождение. Мы можем на начальном этапе видеть человека, который нам кажется абсолютно идеальным. Но когда начинается совместная жизнь с ребенком, и ребенок нажимает на какие-то болевые точки, о которых не могли предполагать – приемный родитель«слетает с катушек». Например, появляется насилие, которого в семье не применяли к кровным детям. Хорошо бы люди понимали заранее, что как только возникают проблемы – они должны решать их с помощью специалистов. Ну, и чтобы такие специалисты были.
Я убеждена, что там, где люди получают за воспитание детей вознаграждение – сопровождение должно быть обязательно. Но оно также должно идти с привлечением подготовленных кадров, и по ясным правилам. Сейчас я слышу, что в некоторых случаях сопровождение навязывают, специалисты сами не понимают, что такое приемные семьи, и на самом деле менее компетентны, чем приемные родители.
В каких-то случаях сопровождение воспринимается как насилие, какие-то занятия, не нужные ни родителям, ни детям. Так быть не должно. Сопровождение — это социальная и психолого-педагогическая поддержка, в основном по запросу семьи, но специалист может и сам ее предложить, если он видит, что в ней есть необходимость. Целью сопровождения должно быть решение проблем приемной семьи – а не навязывание каких-то культурно-массовых мероприятий или тестирований.
В идеале наша задача сейчас – объединить усилия заинтересованных структур, чтобы создать единые четкие правила подготовки, поддержки и сопровождения приемной семьи. Когда эти правила начнут действовать – я думаю, цифры, о которых говорят в СКР, очень скоро изменятся.
Впрочем, и сейчас их масштаб таков, что о репрезентативности говорить сложно. Надо смотреть показатели за предыдущие годы, что было до этого. Если раньше уровень долгое время был примерно одинаковым и очень низким – тогда, да, можно будет сказать, что произошел резкий рост насилия в приемных семьях. Но я этих данных не знаю, поэтому ничего сказать не могу.
– Что можно сказать о законопроекте о социальном воспитании, который обсуждает Дума?
– Мне он не очень нравится. Он скорее о закреплении трудовых отношений, чем об интересах и потребностях ребенка. Опять мы пляшем не с того конца. Главная проблема с точки зрения трудового законодательства сегодня – если приемные родители становятся наемными работниками, то не очень понятно, где они находятся во время болезни, как могут использовать отпуск, и т.д.
Да, было бы совершенно правильно установить, чтобы для приемных – да и для многодетных родителей, воспитывающих кровных детей – засчитывался бы трудовой стаж. Но пока хорошего проекта подобных законодательных изменений никто не представил.
Предложение отдавать сирот под опеку лишь родственникам критикуют эксперты
