Не может жить без помощи

Людмила Николаевна не может жить без посторонней помощи. Передвигается с трудом на инвалидных тростях, да и жалеет о том, что когда-то родилась. Малодушие? Может быть. Ругает себя за слезы, но как быть, если каждой клеткой ощущаешь, что лишняя среди людей, для которых стала тяжелой обузой? Физическая немощь не приносит боли, больно от мук души.

Неповоротливая, неуклюжая, и что с ней только делать? Ритм столицы заставляет быстро непрерывно бежать, успевать, а тут – она, с виноватым взглядом и дрожащими от бессилия руками, опирающимися на гнутые палочки. Шаг, еще шаг, не упасть бы. «Ну, быстрее, с ума с тобой сойти можно! Откуда ты взялась на нашу голову! Ой, нет, она опять плачет!». Иногда даже хочется, чтобы вот сейчас пропал слух или просто исчезнуть, нет ее – и все.

Больных детей, если их не отдают в детских дом, очень любят мамы, а некоторых и папы. Они все потерпят: и нерасторопность, и случайно разбитые чашки, и будут благодарны за каждый новый шаг или осознанный взгляд своего ребенка. Но они умирают, оставляя взрослых беспомощных детей. Больные люди навеки расстаются с заботливыми глазами матери, а их немощь остается. Мать Людмилы умерла от инфаркта. Работала, перерабатывала, так и умерла на производстве. Кирпичный завод Краснодарского края славился не только своими кирпичами, но и вредным воздействием горячих паров. Зато платили неплохо. А если работать без перерыва в две смены – и того больше. Мама Людмилы не отказывалась ни от одной подработки, повторяя: «у меня дете больное, а отец – бросил». Беспрерывно возила дочку на лечение, болела и сама, только все на бегу. Победить диагноз дочки ДЦП нереально, но если за каждое улучшение биться годами, они наступают. Сейчас у 45 летней Людмилы никто не спросит, сделала ли она гимнастику, не болят ли у нее ноги, нужно ли показать ее врачу, правильно ли подобраны лекарства, мама умерла, ее нет. «Сиротка моя, как же ты здесь останешься?», – воскликнула после похорон тетя, окидывая взглядом домишко, в котором жили ее покойная сестра с дочкой. Сейчас такие редко где увидишь, их называли «атаманка», с сеном вместо крыши, наскоро прибитыми дощатыми стенами, покосившейся печкой. Колодец – за километр, удобства – в конце огорода. Очень «комфортное» жилье для инвалида. Стало понятно, что самостоятельно Людмила не сможет прожить в этом доме ни дня. «В Москву поедем, соберу тебя», – вздохнула пожилая родственница.

Так Людмила оказалась в Москве, в трехкомнатной квартире маминой сестры. Ее встретил строгий взгляд мужа родственницы и двое ее взрослых сыновей. С этих пор она и стала камнем преткновения. Нет угла – это про нее. Нет уголка, где бы Людмила чувствовала, что никому не мешает, не мозолит глаза, не раздражает. Со временем стало еще труднее, сыновья женились, привели в дом жен, один за другим пошли дети. Квартира стала похожа на уплотненное общежитие с криками, слезами, скандалами. Людмила делит крошечную комнатку с тетей, только на ночь. Днем комната нужна всем, где быть Людмиле – непонятно. Иногда она просто днями сидит на табуретке в кухне, и боится даже пошевелиться, чтобы не вызвать недовольство. Недавно с инсультом слег глава семьи, бед еще прибавилось. «Не могу больше, не могу…», шепчет она по ночам в подушку.

«Как же мы работали всю жизнь. И мы, и наши родители. Все здоровье отдали работе, а на квартиру инвалиду, неужели не заработали? Получается, не заработали, в кошельке одни копейки звенят. Так я встретила старость, с больной племянницей, которую прячу от родных», – сетует сестра Людмилиной мамы.

Людмила Николаевна во многом может себя обслуживать. Пусть медленно и осторожно, но она ходит. Может и еду приготовить, и одеться. Не может только жить так, как живет сейчас. Просит она свое «убежище», как говорит. Без помощи тети ей, конечно, не обойтись, и родственница согласна к ней часто приезжать, привозить еду, убираться и т.д. В Москве это невозможно, цены все знают. Но, может быть, на квартиру в дальнем уголке Подмосковья удастся собрать? Объявляем сбор помощи в 800 тыс. рублей для Людмилы Николаевны Ушаковой, довольно молодой женщины, которой, кто знает, может быть еще захочется жить.

Елена ВЕРБЕНИНА