«Когда я вижу боль, я действую, и мне становится легче»

Марианну Орлинкову можно по-модному назвать позитивным человеком. А может быть, просто счастливым?

Мы разговариваем больше часа, и из уст моей собеседницы сыплются определения «приятный», «интересный», «умный», «содержательный», «уникальный». Относятся они буквально ко всему – к комсомольской юности последних лет СССР, к учебе, к журналам, глянцевым и нет, к коллегам, к детям и родителям, к людям в ПНИ.

Может быть, такая открытость к жизни и привела когда-то девочку-отличницу из провинции на московский журфак, сотрудника глянцевого журнала – на ресторанную кухню, и заместителя главного редактора журнала про еду – в ЦЛП, где она учит готовить особых детей.

Яичница в зуме

– Весной 2020-го, когда началась вся эта самоизоляция, мы продолжали заниматься с детьми по зуму. Одна барышня попросила дать ей индивидуальный урок по приготовлению вкусной яичницы, – рассказывает Марианна.

– Я воспользовалась рецептом моего папы: яйцо разбивается в «окошко» в куске хлеба. Просто, сытно, интересно. У нас было сорок минут, а у моей барышни – ограниченное количество хлеба. И вот за это занятие мне не удалось объяснить ей, что такое «вырезать из центра мякиш»; она обрезала корки, и на этом мы застопорились.

Конечно, я выкрутилась, и мы приготовили вкусную яичницу с хлебом. Но, если бы я стояла рядом с ней, объяснить, что именно делать, было бы гораздо проще. А в условиях дистанционного занятия нужно найти какой-то другой принцип объяснения. Это заставляет тебя перестраиваться, развиваться.

«Это было волшебное совпадение меня и эпохи»

Марианна Орлинкова родилась в Свердловске.

«Для меня этот город навсегда останется со старым названием, – говорит она. На новом язык почему-то ломается».

Девочка училась в одной из лучших местных школ, где часть предметов преподавали на английском языке.

«Лет за тридцать до меня по-английски там вели и математику, и физику, и историю. К тому времени, когда училась я, остались английский язык и литература. Но все равно после этой школы на журфак МГУ я прошла легко».

А вот профессию Марианне… выбрала мама.

«Когда у девочки-подростка хорошие отношения с родителями, очень полезно бывает к ним прислушиваться. Моя мама просто посмотрела на меня и выдала стопроцентное попадание: “А не пойти ли тебе на журфак?” Правда, насколько понимаю, она не рассчитывала на то, что я буду писать, но видела, что я хорошо говорю. Поэтому мама думала, что я буду хорошим тележурналистом. В итоге я поступила в телегруппу».

Это был 1988 год, телевидение вдруг стало очень популярным, и заявлений в телегруппу подали в несколько раз больше студентов, чем было мест. Пришлось проходить дополнительный конкурс. Зато в 1993 перед выпускниками открылись практически безграничные возможности.

«Поступала в университет я еще комсомолкой. Но у нас, спасибо классным руководителям, был вполне приятный комсомол безо всяких ужасов.

При этом я прекрасно знала историю собственной семьи и понимала, что с одной стороны у меня – расстрелянные, с другой – евреи, с третьей – белая эмиграция.

Так что, родись я лет на пятнадцать-двадцать пораньше, в институт мне было бы не попасть. Но в итоге все было хорошо.

Это было волшебное совпадение меня и эпохи. Мне даже перестраиваться никуда не пришлось: когда началась перестройка, мне было четырнадцать, и я взрослела вместе с ней. Как потом сказал один из моих начальников: “Вы – удивительное поколение – вообще ничего не боитесь”».

На ТВ Марианна так и не поработала. Была работа в «Известиях» – делали вкладку о телевидении. А через три года, когда это издание сошло на нет, появился Cosmopolitan.

Девушка Cosmo

В середине 90–х Cosmopolitan был первым глянцевым журналом в России, «дочкой» одноименного американского издания. Должность, на которую пришла туда работать Марианна, называлась «rewriting editor» – редактор переводных материалов, поскольку поначалу предполагалось, что российская «дочка» будет многое переводить из американской «мамы». Однако уже через полгода российский журнал стал полностью оригинальным.

«Американский вариант был рассчитан на девушек от девятнадцати до двадцати семи, – рассказывает Марианна. – В России поначалу нас читали девочки и женщины от тринадцати и до пятидесяти пяти. Потому что ничего подобного до того не было. Были «Работница» и «Крестьянка», и тут – такие мы с необычными материалами и красочными картинками.

По сравнению с нынешним гламуром тогдашний Cosmopolitan был «Литературным обозрением» + журналом «Огонек». В нем было много интересных умных статей, хороших репортажей, потрясающих материалов о перевоплощении «журналист меняет профессию» или «давайте из бедняшки-золушки сделаем красотку».

Все это ломало стереотипы о женской жизни в России. Думаю, в 90-х российский Cosmo был гораздо лучше, чем его британский, американский и даже австралийский варианты».

Тогда же, во время работы в глянце, Марианна впервые получила навыки, которые, как она считает, очень пригождаются ей сейчас в работе с особыми детьми.

«Мой главный навык из Cosmo – понимание того, что в мире нет ни одного человека, который обязан думать, как ты.

Когда я там работала, нам писали очень много писем. Еще не было интернета, комментариев в социальных сетях – это были просто бумажные письма. И по ним было хорошо видно, что десять разных людей на одну и ту же статью выдадут десять разных реакций.

Сейчас, в ЦЛП, момент, «насколько адекватно меня понимают» превратился для меня в основной.

Появилась жизненная задача: «когда ты что-то говоришь, проследить, чтобы информация долетала до ушей и мозга того, кому она предназначена». Причем раньше я могла подумать про человека: «Ну, это просто не наш читатель». Сейчас я преподаватель, и не донести чего-то до учеников позволить себе не могу.

Морковка – не всегда то, чем кажется

В Cosmo Марианна проработала 14 лет: «К этому времени появились тонны других гламурных журналов. Соревнуясь друг с другом, они стремительно глупели, это было не очень приятно. Журналы юнели, количество читателей «за 35» уменьшалось и, в конце концов, они исчезли совсем. Так что, когда, в конце концов, появился прекрасный журнал «Гастроном», я с радостью перестала писать про девушек и их проблемы и стала писать про еду.

Еще до того, как начала писать на эту тему, я много читала о еде, ездила в разные страны, иногда брала уроки кулинарии. Заходя в рестораны, прорывалась на кухню к шеф-поварам с просьбой что-нибудь рассказать и показать. Так что в моем случае получилось прекрасное соединение хобби и профессии.

Для меня еда – это существенная составляющая человеческого удовольствия. И я уверена, что человек, который может вкусно кормить себя и других, – гораздо счастливее, чем тот, который не может. Конечно, всегда останутся люди, которые будут питаться пельменями с майонезом и жареной картошкой с кетчупом, а по  праздникам, – салатом оливье; они имеют на это право. Но появился и новый  «класс» тех, кто любит готовить и отлично разбирается в  еде. Пробуя новое, вы узнаете новый мир, а я пытаюсь привлечь к этому как можно больше людей.

Кстати, сам мой переход «из журналистики на кухню» был очень мягкий. Сначала я была «приличный журналист и одновременно хороший домашний повар», потом «приличный домашний повар, который учится доносить свои умения до домохозяек», дальше «профессиональный повар» и даже  «профессиональный повар-педагог». Как видите, морковка – не всегда то, чем она кажется; иногда она – гораздо больше».

«Когда я вижу боль, я действую, – и мне становится легче»

ЦЛП в жизни Марианны Орлинковой тоже появился через еду. Однажды в ресторане она познакомилась с мужем Ксении Рейцен, психолога, много лет работающей в Центре. После уже сама Ксения позвала необычного повара в инклюзивный лагерь ЦЛП на Валдае. В первый раз Марианна попала туда буквально на полтора дня.

«Философских вопросов вроде «а за что людям такие тяжелые дети, такое испытание» я никогда не задаю. Просто так сложилась жизнь, – рассказывает Марианна. – Если заниматься беспрерывными вопрошаниями, жить будет некогда. И отключать эмоции я тоже умею.

У меня в жизни был случай: в свои полтора года моя дочь заболела астмой. Она кашляла и задыхалась, окружающие убеждали меня, что это не лечится.

У меня был выбор: либо свихнуться, задавая вопросы про «за что и как же так», которых моя нежная психика выдавала немало, либо просто начать что-то делать внутри ситуации. В итоге способ вылечить астму я нашла довольно быстро.

С тех пор я знаю: если ты испытываешь боль, но хочешь действовать, боль нужно отложить в сторону. Потому что действовать, растворившись в боли, невозможно.

А выползти из нее назад будет стоить огромных сил. Поэтому я предпочитаю, видя боль, просто начинать что-то делать: собрать денег, чему-то научить, сделать жизнь родителей хотя бы немного интереснее.

Всегда можно сделать хоть что-то. Иногда это очень мало, но все равно лучше, чем сидеть и сокрушаться.

Другое дело, что в тот момент об особых детях я не знала ровным счетом ничего. Но я такой человек, что ничего себе заранее не представляю – так гораздо легче жить. Я приезжаю, начинаю наблюдать за окружающими, и тогда уже делаю выводы.

Зачем особым родителям правильные специи

Мы договорились, что я приготовлю что-нибудь интересное, чтобы, по мере возможностей, в этом могли участвовать и дети, – рассказывает Марианна. – Я решила, что мы сделаем тесто для лепешек и будем их печь на камнях на костре, как будто мы первобытные люди.

Мы напекли этих лепешек, и тогда Ксюша спросила, не могу ли я рассказать что-нибудь про еду и родителям. Потому что в лагере, когда родители на кухне готовят продукты для очередного обеда, одновременно происходит родительская группа. Дети в это время находятся с волонтерами, и родители могут немного расслабиться и проговорить свои проблемы.

Я пришла туда и увидела скептически настроенных людей, смотрящих на меня как на фрю из журнала с картинками, которая сейчас начнет учить их жить.

Через час моих разговоров про то, как гречку и морковку превратить во вкусную еду с помощью нескольких правильных специй (лагерь на Валдае – вегетарианский), мощный папа трех дочек, долго молчавший в сторонке, спросил: “Ух! А точно так же про мясо – можете?”»

На следующий год Марианна приехала в лагерь уже на несколько дней, а потом – каждый год ездила на Валдай на целую смену.

«Кулинарные мастер-классы стали общими любимыми занятиями, – говорит Марианна.

Потому что родителям особых детей в России вообще-то не до еды. У родителей особых детей есть ограничения по времени, по силам, потому что они все время уставшие, а часто – по бюджету.

Задача, с учетом всех этих ограничений, придумать вкусную еду – очень интересная. И, когда ты показываешь людям такие решения, они тебя любят».

Конечно, провести мастер-класс по выпечке с ребенком, который не говорит, не реагирует, полулежит в коляске, было для меня необычно.

Мне понадобилась помощь педагога. Я видела, как волонтер брал руку этого ребенка и просто мял ею тесто. И я подумала: «Ок, пускай я не получу от этого ребенка реакции в виде улыбки или желания утащить себе кусок. Но, видимо, от того, что его пальцы соприкоснутся с приятной фактурой (а дрожжевое тесто – это очень приятная на ощупь штука), ему будет хорошо.

Так я знакомлю людей с разными возможностями их восприятия. Проблема только в том, через какой орган человек может воспринять новое ощущение. Но даже в самых сложных случаях эта возможность есть».

Дети в ЦЛП выросли, особенности остались

В прошлом году ЦЛП получил в аренду здание бывшей школы. Помимо классов, в хозяйстве центра оказались остатки бывшей столовой с пищеблоком. Марианна Орлинкова сказала: «А почему бы нам не сделать здесь настоящую кухню и проводить уроки, чтобы дети могли что-то сами себе приготовить?» Так в ЦЛП возник ГАМП – гастрономическая модельная площадка – место занятий для детей и взрослых.

С момента своего возникновения ЦЛП занимался только детьми. Но Центру тридцать лет, дети за это время выросли и превратились во взрослых людей с особенностями.

А людям с особенностями старше восемнадцати лет деться в России практически некуда: учеба им не положена, на работу их не берут – сиди дома, смотри телевизор.

«У наших занятий в ГАМПе несколько задач. Общая задача – научить пробовать мир, радоваться ему, расширить горизонты. Иногда – просто научить есть новые блюда и продукты. И совершенно необязательно, чтобы это был ЗОЖ, ведь некоторые люди с особенностями в принципе все время выбирают и едят одно и то же.

Следующая задача в том, чтобы выросшие молодые люди умели себя накормить.

Например, у нас есть ребята из ПНИ, которые до того жили в детских домах-интернатах, питались в столовой и потому никогда сами себе не готовили. Теперь они переехали на тренировочную квартиру с сопровождаемым проживанием, и хочется, чтобы они умели не только «заварить дошик», а нарезать салат, сварить гречку, испечь что-нибудь несложное или даже сложное».

Однако самый продвинутый вариант занятий в ГАМПе – профессиональное обучение.

«У меня есть такое видение, что, при соблюдении правильных условий люди с особенностями могут замечательно работать в общепите – на кухне, в пекарне или кофейне. Вариантов работы может быть масса – поваром, кондитером, заготовщиком, бариста, – рассказывает Марианна.

Разумеется, это непростое трудоустройство, но здесь я очень надеюсь на продолжение сотрудничества со «Сбером», благодаря которому мы уже построили в ЦЛП кухню.

Мне хотелось, чтобы ребята, – не важно, учатся ли они готовить для себя или готовятся работать в общепите – не боялись бы ресторанной кухни – ведь она совсем не похожа на домашнюю. Чтобы они знали, что вот эта сложная штука с лампочками, которая гудит и нагревается, – это пароконвектомат, по сути, – обычная духовка. Что кастрюли сделаны из нержавеющей стали и так далее.

Помимо наших учеников, к нам ходят студенты некоторых обычных московских колледжей, с которыми мы, возможно, войдем в коллаборацию: например, возьмем на обучение некоторых их студентов, а они возьмут наших, потому что для нужд трудоустройства диплом колледжа может оказаться полезнее, чем диплом ГАМП».

Человек с особенностями как повод пересмотреть себя

«Вы даже представить не можете, сколькому я учусь у своих студентов. Человек с принципиально иным восприятием мира – это невероятное богатство, то, что по-английски называется «diversity» – «разнообразие мира». Мы чрезвычайно мало ценим его в мире, где теперь все одинаково – одни и те же магазины и «Макдональдсы». Когда это разнообразие появляется, – это новый повод объяснить себе себя и другого.

Например, у меня есть замечательный студент, ему под сорок. У него нет слуха и почти нет речи, раньше таких людей называли «глухонемыми», теперь считается, что это неправильно; ведь они не немые – их просто не научили говорить. И вот этот парень, который даже не очень хорошо читает по губам, обладает даром потрясающе считывать контекст. Иногда я начинаю думать, что это телепатия – не успела я еще повернуть голову, а он уже четко знает, чего я хочу.

Сесть и поболтать с ним я не могу – он неговорящий. Но я получаю фантастическое удовольствие от его трудолюбия, от его желания помогать. Большую часть жизни он провел в ПНИ, где помогать было особо некому. Теперь же, оказавшись в более благоприятных условиях, такие ребята расцветают».

Фотограф: Павел Смертин