Мученицу Татьяну Гримблит называли советской Анастасией Узорешительницей. С 17 лет Татьяна экономила во всем на себе – на одежде, на питании и всю свою скромную зарплату тратила на помощь заключенным и ссыльным. А еще она писала им утешительные письма, а люди в неволе ей были благодарны до слез, потому что больше им никто добрых слов не писал и посылок с самым необходимым в тюрьму не передавал.
И можно понять – отчего. В то время приносить передачи в тюрьму можно было только кровным родственникам. Если кто-то помогал заключенным, кроме родных, НКВД сразу брал таких граждан на карандаш и расценивал такие случаи как преступление против власти, «контрреволюционную деятельность», за которую в годы красного террора сажали и расстреливали.
Татьяна знала об этом и была готова к тому, что ее в любой момент могут арестовать. Четыре раза она оказывалась за решеткой за «антисоветскую агитацию» и «религиозные разговоры». Но выходила не сломленная и снова собирала посылки для заключенных, отлично понимая, что для многих ее помощь в суровых условиях заключения будет единственной поддержкой. А ее поддерживал, кажется, Сам Господь.
Хлеб. Рукавицы. Шапки. Войлочные ботинки
Зимой светает поздно. Чтобы успеть передать посылку заключенным Томской пересыльной тюрьмы, нужно почти ночью выходить из дома.
Несмотря на раннее время, возле здания Томской пересыльной тюрьмы уже многолюдно. Пока Татьяна мерзла в бесконечной очереди, почему-то вспомнила, что первый тюремный замок в Томске был погребом, куда сажали провинившихся стрельцов. А теперь, после революции, тюрьма, говорят, переполнена другими людьми – мирянами и священниками, провинившимися тем, что они верят во Христа.
Принимали передачи медленно. От пронизывающего ветра нечем было дышать. Татьяна поежилась. Но вот и ее очередь. Девушка просунула в окошко холщовый мешок с вещами.
– Что здесь? – недовольно интересуется уставшая женщина из окошечка, заглядывая в мешок.
– Хлеб. Рукавицы. Шапки. Войлочные ботинки. Носки шерстяные. И еще теплый свитер, – спохватывается Татьяна.
– Кому? Фамилия? – строго спрашивает приемщица.
– Знаете, пусть раздадут тем, кто посылок не получает, – просит девушка. – Очень вас прошу!
В окошке презрительно хмыкают. Люди, стоящие рядом в очереди, недоуменно переглядываются.
– Фамилия! – зло выкрикивает голос из окошка.
– Гримблит. Татьяна Гримблит, – отвечает девушка и почему-то улыбается.
Второй путь
Татьяна Гримблит родилась в начале ХХ века в Сибири, в городе Томске.
– Не так давно была обнаружена запись о крещении святой Татьяны, – рассказывает настоятель храма в честь святой новомученицы Татианы Томской (Гримблит) протоиерей Михаил Фаст. – Девочку, которая родилась 14 декабря по старому стилю в 1902 году (а не в 1903 году, как считалось ранее), крестил ее родной дедушка протоиерей Антонин Мисюрев в домовом Казанском храме Томского императорского университета.
Татьяна Гримблит росла в многодетной, дружной, благочестивой семье. Ее отец, Николай Гримблит, обрусевший немец, был служащим акцизного управления. Мама, Вера Мисюрева, была дочерью священника Антонина Мисюрева – проповедника, преподавателя богословских дисциплин в Томской семинарии, учителя Закона Божия в мужской и женской гимназиях.
Всего в семье было четверо детей.
Когда Татьяна подросла, ее отдали учиться в Мариинскую гимназию – первое среднее учебное заведение для девочек в городе. Гимназия готовила учительниц начальных классов – давала глубочайшие теоретические знания по разным предметам, а также полезные навыки рукоделия и музицирования. Любимым уроком маленькой Тани был Закон Божий, а любимым преподавателем – дедушка Антонин, который вел этот предмет.
После окончания гимназии 16-летняя Татьяна могла устроиться работать учительницей в любое место, но выбрала детскую колонию «Ключи». Сегодня трудно сказать, что это было за учреждение, но, вероятнее всего, это был своего рода детский дом, где перевоспитывались беспризорники, совершившие правонарушения. На сайте УФСИН России по Томской области говорится о том, в 1903 году в пригороде Томска была открыта исправительная колония для малолетних преступников, в которой дети обучались грамоте и ремеслу.
Устроившись туда на работу воспитательницей, 16-летняя Татьяна приняла твердое решение понести подвиг мученичества за Христа, пообещав себе все, что будет зарабатывать, отдавать тем, кто голодает.
– Я не знаю, как это возможно в 16 лет, – размышляет отец Михаил. – Возможно, у нее был какой-то мистический опыт и она поняла, что перед ней открыто два пути: обычная жизнь или крестный путь. Если она будет жить как все, то доживет до старости и никто ее, скорее всего, не тронет. Если выберет крестный путь, то будут беды, одиночество, преследования, заключения и ранняя смерть. Она твердо выбрала второй путь.
Свое скромное жалованье с тех пор Татьяна тратила на посылки для заключенных. Через какое-то время в Томской пересыльной тюрьме привыкли видеть стройную темноволосую девушку с узелком в руках, которая всегда просила передавать продукты и вещи тем, кто ни от кого не получает помощи.
Неожиданно для Тани таких людей оказалось очень много. Чтобы помочь всем, ее скудного жалованья не хватало, и Таня в свободное от работы время ходила по храмам Томска и упрашивала прихожан пожертвовать «копеечку» или ненужные вещи людям, которые умирают от голода и холода. Приходя домой ближе к ночи, она без сил падала на кровать. А на другой день после работы шла искать деньги и вещи снова.
«Из-за решетки глаза голубые»
Утешение Таня находила в написании стихов, часто обращенных к Богу: «Я рано свой путь избрала, 16-ти лет я молила тогда: О Боже, меня избери, возьми мои силы, пока молода, Крестом за Тебя одари!». Сборник стихов Татьяны Гримблит – это две рукописные тетрадки, расчерченные по линейке простым карандашом, которые содержат несколько десятков стихотворений, написанных в 1920–1930-е годы.
Исследователи, изучившие стихи мученицы, говорят, что это не просто стихи, а дневник, в котором автор пыталась осмыслить не только свой духовный путь, но и новую эпоху, наступившую в результате революционного переворота.
– Думаю, что Татьяна Гримблит впервые оказалась за решеткой, когда ей не было еще и 18 лет, в 1920 году, – говорит священник Михаил Фаст. – В это время на территории Сибири закончилась гражданская война и начались политические репрессии, особенно по отношению к участникам колчаковского движения. Девушка в первую очередь помогала «белым офицерикам», как она их называла, по словам ее родственников.
В стихотворении «Двенадцать лет» в 1932 году Татьяна ведет отсчет своего крестного пути по тюрьмам и ссылкам: «Тринадцатый год я дорогой иду… С семнадцати лет я узнала тюрьму… На ниве тюремной тринадцатый год Тебе добровольно служу…» В стихотворении «Девушка (решение)» она пишет о себе: «Из-за решетки глаза голубые… Ей восемнадцать-то завтра лишь минет…» Можно сказать, что она в стихах развивает богословие крестоношения и мученичества, и это ее богословие вполне согласуется с учением отцов Церкви, – замечает священник.
Когда Татьяна стала помогать заключенным, не все родственники поняли, зачем она занялась этой опасной деятельностью, но при этом всегда поддерживали ее.
– Моя бабушка, старшая сестра Татьяны София, не афишировала перед посторонними своих отношений с сестрой Татьяной, но и никогда не стеснялась этого родства. Например, всю жизнь, все 70 лет советской власти, во всех анкетах она так и писала о своем происхождении: отец – надворный советник, а муж, родная сестра и родной брат – арестованы или находятся в заключении, – рассказывает внук сестры Татьяны Гримблит, Софии, Юрий Киров. – Татьяна часто приезжала в гости к сестре. Все соседи и бабушкины сослуживцы ее видели, об этом родстве знали и догадывались, что бабушка помогла Татьяне чем могла.
Посылки с оказией
Второй раз Татьяну Гримблит арестовали в Иркутске в 1923 году, и снова за помощь нуждающимся заключенным.
– Дело в том, что в Томске существовал тайный комитет помощи ссыльному духовенству, – рассказывает отец Михаил Фаст. – В каждом приходе тихоновской ориентации производились сборы денег и вещей, которые далее хранились в кладовой Петропавловской церкви. Старые вещи ремонтировались, шилось новое белье, собирались посылки и отправлялись осужденному духовенству с оказией в места ссылок и заключений.
Скорее всего, Татьяна была активисткой этого комитета и поэтому в 1923 году поехала с посылками в Иркутск, куда было отправлено в заключение томское духовенство во главе с епископом Виктором (Богоявленским) по делу о сопротивлении изъятию церковных ценностей. Там Татьяну арестовали – видимо, она привезла помощь известным НКВД лицам. Но если она и была активисткой комитета, на допросах она никого не выдала, говорила, что занимается этим одна.
И через четыре месяца ее отпустили за отсутствием состава преступления.
«Фамилию попутчика я не знаю»
Через пару лет, в 1925 году, – третий арест.
6 мая 1925 года. Начальник секретного отделения ОГПУ допрашивает Татьяну Гримблит. Ему снова крайне важно узнать, через кого она передавала посылки, чтобы этих лиц тоже «привлечь к ответственности». Татьяна это тоже понимала.
В деле сохранилось такое ее признание: «С 1920 года я оказывала материальную помощь ссыльному духовенству и вообще ссыльным, находящимся в Александровском централе, Иркутской тюрьме и Томской и в Нарымском крае. Средства мной собирались по церквям и городу, как в денежной форме, так и вещами и продуктами. Деньги и вещи посылались мной по почте и с попутчиками, то есть с оказией. С попутчиком отправляла в нарымскую ссылку посылку весом около двух пудов на имя епископа Варсонофия (Вихвелина). Фамилию попутчика я не знаю. Перед Рождеством мною еще была послана посылка на то же имя, фамилию попутчика тоже не знаю».
Когда следователь у Татьяны спросил, просила ли она помощи у духовенства на помощь заключенным, она ответила, что никто не отозвался на ее просьбу. Также она не назвала никого, кто кроме нее собирал помощь ссыльным. Следствие постановила «вдохновительницу тихоновского движения» выслать из губернии вместе с представителями духовенства. Ее отправили в Зырянский край на три года.
Никогда до этого Таня надолго не расставалась с матерью. Теперь поезд ее нес в неизвестность. Все люди остались на перроне, а поезд набирал скорость. Только одна мама Тани бежала изо всех ног, словно пытаясь догнать или остановить своим взглядом поезд. Вся в слезах она крестила дочь и провожала ее взглядом: «Тронулся поезд, быстрее идет, все уж далеко отстали от нас. Ты лишь, родная, бежишь все вперед, крестишь меня, не отводишь ты глаз…»
Только через месяц, 1 июля 1926 года, Татьяна Гримблит была по этапу доставлена в Усть-Сысольск. А там было принято решение, чтобы оставшийся срок Татьяна отбывала в Казахстане. Ее отправили этапом через всю страну. Полгода она провела в пути. Изможденные заключенные оказались в Туркестане в декабре 1927 года, но пробыла там Татьяна всего три месяца. В марте 1928 года Татьяну Гримблит выпустили на свободу и разрешили жить там, где захочет.
Ее выбором стала Москва.
«Доброе у Вас сердце, Татьяна Николаевна»
В Москве она поселилась возле храма святителя Николая в Пыжах, так как здесь служил ее духовник, архимандрит Гавриил (Игошкин), прославленный позднее в лике святых. Здесь она пела на клиросе. Теперь уже по всей Москве она собирала помощь для заключенных, со многими из которых была знакома после ссылки лично. Им Татьяна писала письма, так как знала, что слово не меньше, чем кусок хлеба, может согреть душу, вселить в нее веру.
Письма Татьяны согревали и воодушевляли, как, например, это, адресованное архиепископу Аверкию (Кедрову), когда он отбывал ссылку в городе Бирске: «Дорогой мой Владыка Аверкий! Что-то давно мне нет от Вас весточки. Я была в отпуске полтора месяца. Ездила в Дивеево и Саров. Прекрасно провела там месяц. Нет, в раю не слаще, потому что больше любить невозможно. Да благословит Бог тех людей, яркая красота души которых и теперь передо мной. Пишите мне, я уже крепко соскучилась о Вас, родной мой».
Епископ Иоанн (Пашин) ей писал из лагеря: «Родная, дорогая Татьяна Николаевна! Письмо Ваше получил и не знаю, как Вас благодарить за него. Оно дышит такой теплотой, любовью и бодростью, что день, когда я получил его, был для меня один из счастливых, и я прочитал его раза три подряд, а затем еще друзьям прочитывал… Доброе у Вас сердце, счастливы Вы, и за это благодарите Господа… Вы – по милости Божией – поняли, что высшее счастье здесь – на земле – это любить людей и помогать им. И Вы – слабенькая, бедненькая – с Божьей помощью, как солнышко, своей добротой согреваете обездоленных и помогаете, как можете».
Для многих она стала единственным человеком, который передавал добрую весточку с воли.
«К Великому Светлому празднику Вы первая меня письменно приветствовали и прислали духовное утешение <…>, – писал Татьяне отбывающий срок за «церковную пропаганду» священник Рафаил Дубровин. – От детей ни строчки до сего времени. Мне по-человечески обидно и тяжело! Не скрою от Вас, что поддержка Ваша (15 рублей) в настоящее время очень и очень дорога. <…> Теперь могу покупать хлеб и им питаться».
Начало 1930-х годов. Нахлынула новая волна гонений на Церковь и верующих людей.
В 1931 году и Татьяну Гримблит, и архимандрита Гавриила арестовывают и ссылают в самый страшный лагерь того времени – Вишерский. Но Татьяна не пала духом. Она научилась здесь делать перевязки, ставить уколы, изучила основы медицины и стала работать фельдшером, поскольку медиков в лагере не хватало.
В 1932 году ее освободили, но с запретом на жизнь в 12 городах. И это не сломило ее дух – она выбрала город Юрьев-Польский, в 200 километрах от Москвы, где вновь начала помогать заключенным.
История на пляже
В 1933 году, когда срок запрета истек, Татьяна Николаевна переехала в Александров и устроилась работать фельдшером в больнице, где ее старшая сестра София была врачом.
К этому времени относится история, рассказанная корреспонденту «Милосердия.ru» внуком сестры Татьяны Гримблит Юрием Кировым.
– В середине 1930-х годов к своей старшей сестре Софии – моей бабушке – в гости в Александров приехала сестра Татьяна, – рассказывает Юрий. – Был знойный летний день. Многие горожане собрались на пляже озера Дичковское. Моя бабушка София в то время была единственным образованным детским врачом во всем городе, поэтому ее многие знали в лицо. Изнемогая от жары, сестры подошли к озеру и начали снимать одежду. София предвкушала, как сейчас она поплавает в прохладной воде, но… вдруг увидела под одеждой у Татьяны массивные цепи – вериги, как у святых, живших много столетий назад, носивших их для смирения плоти. От неожиданности София чуть не потеряла дар речи, но, увидев изумленные взгляды окружающих людей, быстро одела сестру-подвижницу и увела домой.
«Встала и демонстративно его перекрестила»
С жильем в Александрове оказалось сложно, и в 1936 году Татьяна переехала в село Константиново под Москвой, где стала лаборанткой в местной больнице.
Даже в бурные двадцатые и ужасные тридцатые годы, когда угроза смерти нависала над ней, она оставалась верна своим убеждениям. Это ярко подтверждают показания (или доносы?) сослуживцев, с которыми она работала в константиновской больнице: «Гримблит зимой 1937 года, сидя у тяжело больного в палате, в присутствии больных и медперсонала, после его смерти встала и демонстративно его перекрестила».
В разговорах, сравнивая положение в тюрьмах царского строя с настоящим, Гримблит говорила: «При советской власти можно встретить безобразных моментов не меньше, чем прежде». Отвечая на вопрос о том, почему она ведет скудную жизнь, Гримблит говорила: «Вы тратите деньги на вино и кино, а я на помощь заключенным и Церковь». На вопрос о носимом ею на шее кресте Гримблит неоднократно отвечала: «За носимый мною на шее крест я отдам свою голову, и, пока я жива, с меня его никто не снимет. А если кто попытается снять крест, то снимет его лишь с моей головой, так как он надет навечно».
Недописанное письмо
Поздний вечер 5 сентября 1937 года. Татьяна Гримблит, полная теплых чувств, пишет очередное письмо ссыльному священнослужителю. От резкого стука в дверь ручка выпадает у нее из рук. Она прекрасно знает, кто это. За ней пришли сотрудники НКВД.
Письмо так и осталось недописанным, как и те добрые дела, которые могла бы сделать Татьяна, если бы ее не арестовали в этот раз. С разрешения мужчин в форме, стоявших за спиной, она написала записку подруге, попросив ее смягчить боль потери для матери: «Ольга родная, прости! Прибери все. Получи белье от Дуни. Белье прибери в коробку, которая под кроватью. Постель и одежду зашей в мешки (мешка здесь два, но ты найди целые и чистые, в которых можно было бы все послать маме).
Когда меня угонят отсюда, то только через десять дней пошли все маме, известив ее сначала о моем аресте письмом. Напишешь письмо, а потом через пару дней шли вещи. Деньги на пересылку у тебя будут. Деньги после десяти дней вслед за вещами отправить маме, она мне переводить будет и пересылать что надо. Ну, всех крепко целую. За все всех благодарю. Простите. Я знала, надев крест, тот, что на мне: опять пойду. За Бога не только в тюрьму, хоть в могилу пойду с радостью».
Это был пятый арест. И последний. Не вынудив ее к предательству и не добившись нужных имен, чекисты вывезли Татьяну Гримблит на полигон Бутово под Москвой и 23 сентября 1937 года расстреляли, сбросив в один из рвов вместе с другими мучениками.
Словно предчувствуя свою мученическую кончину, Татьяна когда-то писала, обращаясь к Господу: «Ложь, клевета благодарностью будут мне за любовь, за труды. Пусть меня каждый и все позабудут, помни всегда только Ты…»
В 2002 году Татиана Гримблит была причислена к сонму новомучеников и исповедников Российских. Мы верим, что Татьяна Гримблит стала молитвенницей перед Богом за всех, кто обращается к ней за помощью.
Как гимн любви сквозь десятки лет звучат слова святой мученицы:
О Боже, любовью полно
К нам каждое Слово Твое,
И только желанье одно –
Возьми Себе сердце мое.
Редакция «Милосердия.ru» сердечно благодарит за помощь в подготовке статьи настоятеля храма в честь святой мученицы Татьяны Гримблит (в Богашеве) протоиерея Михаила Фаста и внука старшей сестры святой Татьяны Гримблит Юрия Кирова.
Коллажи Дмитрия ПЕТРОВА
