Наверное, это единственная калитка в деревне, которая не запирается. Никак.
Адрес точный. Деревня Перекюля, дом 16. Вот они, красивые кирпичные трехэтажные дома. Подходим к калитке и ищем какую-нибудь кнопку. Должна же у калитки быть какая-то кнопка. И какой-то замок. Но нет. Калитку нужно просто открыть. Она не запирается.
«Дом надежды на Горе» уже 29 лет бесплатно принимает людей с алкогольной зависимостью. Они приходят сюда по собственной воле и остаются здесь по собственной воле. По-другому выздороветь от алкогольной зависимости невозможно.
Пока Сергей Васильевич Агафонов, директор реабилитационной программы, рассказывает о программе центра, к нам, озираясь, подходит женщина и, не зная, к кому обратиться, выбирает все-таки его: «Я пешком сюда шла через несколько деревень. Хочу узнать, как сюда привезти сына. Он алкоголик».
«Никак, – откликается Сергей Васильевич, ничуть не удивившись постороннему человеку. – Если вы его привезете, мы его не возьмем. Пусть он сам сюда приходит. На сайте есть вся необходимая информация».
Слово «Peräkylä» переводится с финского как задворки, глухомань. Но сегодня деревню Перекюля Ленинградской области так не назовешь. Для среднерусской глухомани здесь слишком много модных коттеджей с панорамными окнами и плоскими крышами и слишком большой перепад высот.
Дорога между деревнями то взбирается вверх, то сбегает вниз, добавляя амплитуды и колорита местному пейзажу.
Именно этот вид впечатлил когда-то американского миллионера Лу Бентла и его друзей – русского психиатра Евгения Зубкова и знаменитого художника, главного «митька» Дмитрия Шагина. Выбирая, где бы построить первый в России реабилитационный центр для алкоголиков, они остановились здесь.
За 30 000 долларов Лу купил недостроенный дом какого-то разорившегося водочного олигарха. Из окон дома, стоящего на самой верхней точке деревни, открывался превосходный вид, состоящий из бескрайнего лоскутного одеяла полей, лесов и деревень.
«Именно такой вид будет надеждой и утешением алкоголикам, измученным больницами, капельницами, кодировками и полной изоляцией», – решили основатели. И название центра родилось само собой – «Дом надежды на Горе».
Вероятно, Господь простил водочное прошлое тому олигарху. Ведь 30 лет из дома, который он начал и бросил строить, выходят люди, обретшие трезвость.
«30% наших реабилитантов трезвеют и дальше продолжают поддерживать свою трезвость. 30% экспериментируют, срываются и возвращаются на реабилитацию. И 30–40% продолжают употреблять и, как правило, погибают через несколько лет, – рассказывает Сергей Васильевич Агафонов, директор реабилитационной программы. – В государственных медицинских учреждениях процент алкоголиков, достигших ремиссии, колеблется от 0,08 до 0,2».
«Я узнал, что здесь выздоравливают алкоголики, и рассмеялся»
Александр Ш. живет в Горелове, в 15 минутах езды от Перекюля. «В Перекюля жили мои друзья. И как-то давно мы шли с ними мимо «Дома» – пьяненькие – и я увидел американский флаг (в честь приезда основателя Лу Бентла в «Доме» вывешивали флаг. – Ред.).
– Я спрашиваю: «Че это тут у вас, американское консульство?» – «Да нет, тут алкоголики выздоравливают». Я засмеялся: «Ха-ха-ха, алкоголики!» Но в ответ никто не засмеялся. Местные всегда относились к «Дому» с уважением. Правда, на реабилитацию сюда из деревни никогда не приходили, просто спивались.
А я пришел. Через 15 лет.
То состояние, в котором я тогда находился, можно назвать «ад при жизни». Во время своего последнего запоя я ходил по участку и только повторял: «Господи, помоги мне сдохнуть!»
Утром встаешь – говоришь: «Все, сегодня пить не буду». Искренне говоришь, хоть детектор лжи подключай. А потом идешь и все равно покупаешь. Прямо идешь в магазин за выпивкой и плачешь. Потому что это одержимость. И ты идешь, как зомби. И ничего с собой сделать не можешь.
Я был постоянным клиентом одной частной наркологической клиники в Питере – у меня даже были две дисконтные карты. Но в очередной приезд врачи отказались меня брать. Сказали жене: «Мы уже ничем не сможем помочь». Она уговорила положить меня в реанимацию. И я лежал там лицом к стенке, понимая, что ждать мне нечего. И вдруг врач мне шепотом сказал: «Попробуй «Дом надежды на Горе». Я сразу вспомнил, как шел мимо и смеялся. И я поехал.
Сегодня Александр работает в «Доме надежды на Горе» старшим консультантом по химической зависимости. Это не единственная его работа: он генеральный директор в фирме. У него прекрасные отношения с женой и детьми. А главное – у него есть трезвость и Бог.
– Жить трезво – вообще кайфово. Я даже не представлял, что так бывает.
В программе говорят: «Алкоголизм – это дыра в душе величиной с Бога». А когда с Богом живешь, чувствуешь себя абсолютно наполненным. Наступает душевный покой. А мы, алкоголики, никогда ведь раньше его не испытывали. Мне – главное – продолжать работать по программе, помогать другим.
«Достигнув духовного пробуждения, мы пытались донести смысл наших идей до других людей»
Выздоровление в «Доме надежды на Горе» основано на Миннесотской модели реабилитации, в основе которой – программа «12 шагов». Именно эта модель когда-то помогла избавиться от зависимости основателю «Дома» – американскому миллионеру-алкоголику Луису Бентлу.
Выздоравливающий по 12-шаговой программе алкоголик обязательно стремится помогать другим алкоголикам. Это его 12-й шаг. Это залог его трезвости. Это – его благодарность программе и Богу, которые спасли его от смерти. А алкоголизм – смертельная болезнь.
Согласно отчету Всемирной организации здравоохранения, 2,6 млн смертей в год связаны с употреблением алкоголя. То есть алкоголь стал причиной каждой 21-й смерти в мире (4,7% от всех умерших за год).
Лу Бентл решил помогать не просто алкоголикам, а тем алкоголикам, у которых не было ни единого шанса на выздоровление – русским алкоголикам. Русский психиатр Евгений Зубков стал его проводником.
«Когда Лу приезжал в Россию в начале 1990-х, он поражался, что на улицах города прямо в лужах валялись пьяные. Пьянка тогда была запредельная, – вспоминает художник Дмитрий Шагин. – Это же было время «сухого закона» Горбачева. Не имея нормального алкоголя, пили всякую гадость. Спирт «Рояль»… Когда я попал за границу, то увидел этот спирт «Рояль» в хозяйственном магазине, его продавали как жидкость для розжига каминов. А у нас его пили – бутылку за вечер. И помирали пачками».
Чтобы выздоровление от алкоголизма было наглядным, Лу решил приглашать российских знаменитостей с алкогольными проблемами в американский реабилитационный центр. Он сам оплачивал им дорогу и лечение.
У него перед глазами был пример Эрика Клэптона. Когда тот выздоровел от алкоголизма и, не скрывая. стал об этом рассказывать, за ним потянулись сотни людей.
Кстати, Эрик Клэптон тоже побывал в «Доме надежды на Горе». Но это было позже. А пока никакого «Дома» не было, знаменитые российские рок-музыканты и художники получали от Лу приглашение в американский рехаб.
Группа «Митьки» тогда была не просто известным творческим объединением художников. Митьки стали целой субкультурой и символом нонконформистской интеллигенции.
«И все знали, что митьки очень сильно пьющие, – рассказывает Дмитрий Шагин, один из основателей группы, чье имя и харизма отчасти легли в основу образа митька. – Ну так было описано в книге Владимира Шинкарева «Митьки», которая стала своеобразным манифестом».
– Пьянство было художественной концепцией?
– Может, даже и частью концепции… Мы таким образом победили «сухой закон» Горбачева».
Творчество и сам образ митьков стали символом проявления свободомыслия и мирного сопротивления застоявшемуся советскому режиму. «Митьки никого не хотят победить» – один из принципов этой добродушной субкультуры. И пьянство было такой неагрессивной формой сопротивления. В народе ходила шутка «На горбачевский красный террор митьки ответили белой горячкой».
Но для самих митьков такая форма сопротивления стала носить угрожающий характер.
«Я пришла на реабилитацию, но не верила, что я алкоголик»
Такие истории, как у Марии (имя героини изменено), врачи-наркологи называют «вдовий алкоголизм». Потеряв мужа в прямом смысле этого слова (10 дней его искали спасатели), найдя его тело и похоронив, Мария никак не могла найти себе утешение.
Поначалу казалось, что немного выпить – хорошая идея. Мысли становились спокойнее, тревога и чувство вины притуплялись, огромная рана размером с душу как будто переставала разъедать изнутри. Анестезия.
Время шло, а боль не исчезала. Потребность в «анестезии» становилась все больше. «Друзья мне говорили: «Маша, смотри, женский алкоголизм трудно лечится», но я была уверена, что это не про меня. Мне было 55 лет, я вырастила троих детей. Ну как это я могу быть алкоголиком?»
Когда Мария проходила свою первую реабилитацию в «Доме», ее попросили уйти еще до окончания срока. «Видимо, у меня не было настоящей готовности выздоравливать. Я до конца не могла признать свою болезнь: нарушала распорядок, не подчинялась правилам, опаздывала, не сдавала вовремя работы. И даже когда консультанты заключили со мной письменное соглашение, в котором предупредили, что в противном случае мне придется уйти, я продолжила своевольничать.
На 25-й день (реабилитация продолжается 28 дней) меня попросили уйти».
«Алкоголик – это законченный пример бунта своеволия», – написано в книге «Анонимные алкоголики». И только отказавшись от своеволия, алкоголик обретает трезвость. Маша напилась, не доехав до дома: «Я выпила сразу же на вокзале, до того мне было горько и обидно. И пила следующие три года. Меня поддерживал отец Сергий – он звонил мне каждый (!) день и спрашивал, как дела. Иначе я, наверное, погибла бы».
Отец Сергий Ситников регулярно приезжает в «Дом надежды на Горе» читать лекции на духовные темы, отвечать на вопросы реабилитантов. Когда-то он и сам руководил реабилитационным центром и видел, как работает программа «12 шагов».
В итоге Маша пошла на группу «Анонимных алкоголиков» и обрела трезвость. Сейчас Маша снова, спустя восемь лет, вернулась в «Дом надежды на Горе». Потому что сорвалась. «Я приезжала сюда как волонтер – помогала в уборке сада, посадила чеснок. Во мне боролись благодарность и обида. Но после срыва я не сомневалась: мне нужно сюда».
Хочешь быть трезвым – учись быть ответственным
Занятия в «Доме» расписаны на весь день. Зарядка, дежурства по «Дому», группы по книгам «Анонимные алкоголики» и «12 шагов и 12 традиций», лекции врача, священника, занятия в малой группе, терапевтическое сообщество, время на самоподготовку. Перекуры – по 15 минут.
Время в программе расписано таким образом, чтобы реабилитанты не оставались один на один с собой. Они занимаются с консультантами, или пишут работы, которые задали им преподаватели, или выполняют «наряды» – уборку, готовку по «Дому». Телефонами реабилитанты пользуются только раз в неделю. Поэтому даже в курилке висят большие часы, чтобы не опаздывать на занятия.
Дисциплина и ответственность – необходимые инструменты выздоровления.
Сегодня Маша опоздала на занятие на три минуты. Консультант попросил ее написать самоанализ. Самоанализ – не наказание, это работа над собой. Но Маша переживает. Она боится, что снова не справится.
Вечером на группе она делится своим «Дневником чувств» по этому поводу:
«Событие. Опоздала на малую группу на три минуты.
Чувства. Озадаченность, смущение, чувство вины.
Ощущения в теле. Напряжение в спине.
Мысли. «Подумаешь, всего три минуты! Наверное, часы в корпусе неправильные».
«Дневник чувств» реабилитанты пишут ежедневно. «Дневник чувств» и расписание на день носите под мышкой», – напоминает на занятии консультант. Когда алкоголик записывает, как отреагировал на то или иное событие в жизни, он учится наблюдать за собой. В его прошлой жизни любое напряжение, неприятный разговор, чувство вины, страх приводили к одному и тому же результату: он выпивал, чтобы не чувствовать невыносимую боль.
«Когда я вынуждена записывать в «Дневнике», что я почувствовала, мне приходится прислушиваться к себе. Останавливаться и наблюдать за собой, – рассказывает консультант Наталья Ч. (Наталья, как и все консультанты, имеет опыт выздоровления от зависимости). – Алкоголик вообще не имеет такого навыка: отслеживать свои чувства. мысли. И важно еще записать ощущения в теле. Иногда тело сразу выдает напряжение, боль, скованность – еще до того, как я поняла, что меня что-то задело.
А вот если я увидела, какие чувства мною овладели, и понимаю, какое событие их вызвало, я могу сделать новое действие. Испугалась, что меня не поймут, – уточнила. Забыла – переспросила. Обиделась – вежливо дала обратную связь. Сегодня мне не нужно выпивать, чтобы справиться со своими чувствами».
Утром Маша снова опоздала на группу.
– Что чувствуете?
– Сильный страх. Страх замечаний. Страх, что снова придется уйти с программы.
– Поэтому и опаздываете. То, чего мы сильно боимся, обычно с нами и случается. Не думайте о том, что будет потом. Есть только «здесь и сейчас». Какое утруднение возьмете себе, чтобы не опаздывать? Я предлагаю вам стать «звонарем» – звонить в колокольчик, собирая всех на занятие. Для этого нужно быть на месте за пять минут до занятия.
Маша слегка обескуражена. Но напряжение в лице ушло, морщины на лбу разгладились, щеки тронула легкая улыбка. Предложение ей кажется одновременно трудным и почетным. «Я попробую».
Ты главное – сегодня не пей
«Когда я приехал в знаменитый американский центр «Эшли» отца Мартина (штат Мэриленд), – вспоминает Дмитрий Шагин, – меня попросили ответить на 29 вопросов. Очень простых. Типа «болит ли у вас голова после употребления?», «случались ли проблемы на работе из-за употребления?» и т.д.
Если на три из 29 отвечаешь «да», тебе предлагают пройти лечение. Я ответил «да» на 28 из 29. И очень удивился. Единственный вопрос, на который я ответил «нет»: «Задерживала ли вас полиция за вождение в пьяном виде?» И только позже я вспомнил, как нас с другом задерживала полиция, когда мы гнали по встречке, выпив по паре бутылок водки каждый. Но я был не за рулем. И как настоящий алкоголик ответил «нет». Алкоголизм – болезнь отрицания. Человек не хочет видеть реальность.
Я ехал в американский реабилитационный центр не для того, чтобы бросить пить. Я ехал, чтобы научиться культурно пить. Если бы мне тогда сказали «больше никогда не пей», я бы, наверное, уехал.
Но мне сказали: «Это программа одного дня – One day at a time, никто же не знает, что с нами будет завтра. Поэтому ты – главное – сегодня не пей». И я согласился. Тем более там и выпить было негде.
Публика в центре была самая разная. Помню, как итальянец, которого выгнали из коза ностра за пьянку, готовил мне яичницу из 12 яиц.
Когда я вышел оттуда, я уже понимал, что трезвость нужно хранить и беречь. «Копи свою трезвость по одному денечку», – научил меня один выздоравливающий алкоголик. Вот и коплю уже 32 года».
Лу Бентл оплатил дорогу и пребывание в американском реабилитационном центре многим российским знаменитостям. Постепенно он понял, что нужно строить центр в самой России. И когда у Дмитрия уже было стабильных три года трезвости, они вместе с психиатром Евгением Зубковым стал искать место для такого центра. Так появился «Дом надежды на Горе».
«Эта ответственность за «Дом» и мне помогала сохранять трезвость. Все-таки на меня смотрят люди. И если бы я сорвался, это навредило бы и «Дому», и репутации программы «Анонимные алкоголики» в целом. Люди стали бы думать: «А! Не помогает!» Но программа помогает!»
Пока мы разговариваем, к зеленой калитке с улицы подходит мужчина. С первого взгляда видно, что он не ошибся адресом. Его несвежая тельняшка, и брюки, и стоптанные кроссовки явно прожили трудную судьбу. На смуглой лысине яркой отметиной подсыхающая рана. Седая щетина обрамляет лысину и подбородок. Опираясь на палочку, он неуверенно открывает калитку и направляется к «Дому».
– Вы Сансаныч? – спрашивает гость у Дмитрия Шагина. – А, нет! Тот без бороды.
– Я не Сансаныч, – с восторгом разглядывая странника, отвечает Дмитрий. – Но я могу ответить на вопросы. Ты откуда? Зачем приехал?
– Из Москвы. Выздоравливать. Я собеседование уже прошел по телефону.
– А сколько дней трезвый?
– Восемь.
– Надо бы десять. Но ты проходи – тебя здесь примут. Ты – главное – сегодня не пей, – улыбается Дмитрий Шагин.
Поддержать «Дом надежды на Горе» можно здесь.
