17 июля Русская Православная Церковь отмечает день памяти царственных страстотерпцев, принявших мученическую кончину в Екатеринбурге в подвале Ипатьевского дома в ночь с 16 на 17 июля в 1918 году.
Большевики убили не только семью императора Николая, но и 10 придворных и слуг, последовавших за ней в ссылку.
«Мы с самого начала предлагали им покинуть Романовых. Часть ушла, а те, кто остался, заявили, что желают разделить участь монарха. Пусть и разделяют…» – писал руководитель расстрела Яков Юровский, комендант Ипатьевского дома.
Четверо: доктор Боткин, горничная Анна Демидова, повар Харитонов и лакей Трупп были расстреляны вместе с семьей в ночь с 16 на 17 июля в доме Ипатьева.
Шестеро: генерал-адъютант И.Л. Татищев, гофмаршал князь В.А. Долгоруков, «дядька» наследника К.Г. Нагорный, лакей И.Д. Седнев, фрейлина Анастасия Гендрикова и гофлектриса Екатерина Шнейдер – в различных местах в 1918 году.
Что нам известно о них?
Графиня Анастасия Гендрикова, фрейлина, 31 год
Графине Гендриковой (1887–1918) был на момент смерти 31 год. Обаятельная, веселая, неизменно дружелюбная, весьма христианского настроения, хрупкая и сильная одновременно – такой осталась графиня в воспоминаниях современников.
В 1912 году от сердечного приступа скончался отец Анастасии, граф Василий. Перенести несчастье помогали долг и доброта: «Молодая и прелестная графиня Гендрикова, хотя и бывшая в горе и трауре, вносила некоторую струю живости и бодрости в нашу, порой затихавшую, мирную жизнь», – писал командир императорской яхты «Штандарт» Н.В. Саблин о плавании, в котором Анастасия сопровождала государыню.
Мать Анастасии в течение последних четырех лет была лежачим инвалидом с мучительными болями, дочь за ней ухаживала. Графиня-мать умерла на ее руках вскоре после смерти отца. Гендрикова остается одна среди во многом лицемерной, душной обстановки двора: в отличие от императрицы, мало куда выходившей и убежденной, что «народ обожает своего царя», она видит и понимает, что отношение к царской семье во многом показное, неискреннее, ненадежное:
«Боже мой! Когда же кончится моя бесцельная, одинокая жизнь? Она меня тяготит, больное, измученное, жаждущее любви сердце нигде не находит ответа и тепла… Пришлось спуститься с высоты, где царят утешение и мир, в самую тину житейскую, в самый центр жизненных дрязг, суеты, забот; вникнуть и окунуться в окружающую жизнь, полную сложностей, интриги, пошлости и лжи людской…» (запись в дневнике от 16 января 1917 года).
Помогает вера, искренняя и глубокая уже с юности.
Анастасия старается забыться в делах, в своих обязанностях, и постепенно они становятся для нее не просто исполнением работы. Она отвлекает от печальных мыслей императрицу, берет на себя нелегкий уход за ней, уже страдающей «нервной болезнью», диагностированной домашним доктором Боткиным.
«Она была наделена от природы характером сверхчеловеческой доброты и прелести», – писал о Гендриковой английский журналист Вильтон, работавший в то время в России.
В феврале 1917 года Гендрикова выехала к тяжелобольной сестре в Кисловодск. Но, едва прибыв, узнала об отречении от престола императора и спешно вернулась в Царское Село – всего за два часа до того, как царская семья и пожелавшие остаться с ними слуги были арестованы. «Слава Богу, я успела приехать вовремя, чтобы быть с ними», – напишет Гендрикова в тот вечер в дневнике.
В июле 1917 года Временное правительство принимает решение о перевозе царской семьи в Тобольск. Накануне отъезда Анастасия Гендрикова делает запись:
«Я не могу уехать отсюда, не возблагодаривши Бога за тот чудный мир и силу, которую Он посылал мне и поддерживал меня за все эти почти пять месяцев ареста. Какое чудное спокойствие на душе, когда можешь все и всех дорогих отдать всецело в руки Божьи, с полным доверием, что Он лучше знает, что кому и когда надо. Будущее больше не страшит, не беспокоит. Я так чувствую и так доверяюсь тому (и так это испытала на себе), что по мере умножения в нас страданий Христовых, умножится Христом и утешение наше».
Ее вера при всех ударах судьбы росла.
Графиня Анастасия вместе с семьей императора едет в Тобольск, а потом в Екатеринбург. Там графиню прямо с вокзала отвезли в губернскую тюрьму. Вскоре, опасаясь наступления Белой армии на город, под усиленной охраной перевезли в Пермь. По свидетельству ранее знавших графиню, она была так истощена, что ее едва можно было узнать.
В ночь на 5 сентября 1918 года группу заключенных, в которую входили А. Гендрикова и учительница Е. Шнейдер, также не пожелавшая разлучаться с царской семьей, погнали к ассенизационным полям недалеко от Сибирской дороги. Поставили спиной к конвою, а затем убили ударами прикладов по голове. Трупы слегка присыпали землей.
Вскоре Пермь была занята частями Белой армии, удалось разыскать тела убитых: Гендрикову без труда опознали, тело, пролежав семь месяцев в нечистотах, оставалось нетленным, даже ногти имели розоватый оттенок.
16 мая 1919 года Анастасию Гендрикову похоронили на Новом Всехсвятском кладбище. После возвращения большевиков могилы были срыты.
В октябре 2012 года по инициативе прихожан храмов Перми на предполагаемом месте захоронения Анастасии Гендриковой и гофлектрисы Екатерины Шнейдер был установлен поклонный крест. Точное место захоронения удалось установить только в 2020 году. Останки были подняты и сделана судебно-медицинская экспертиза. 9 июня 2024 года в Перми освятили мемориал на могиле.
Анна Демидова, горничная, 40 лет
Анна Степановна Демидова прослужила членам царской семьи более 20 лет, ради этого отказавшись от замужества: незадолго до Первой мировой войны она познакомилась с инженером Николаем Эрсбергом. Ждали свадьбы, но Демидова не захотела расставаться с царской семьей. И свадьба не состоялась.
Демидова родилась в Череповце, ее прапрадед был городским головою, а дедушка заместителем градоначальника. Ребенком Анна Степановна была отдана для обучения в церковно-учительскую школу при Леушинском женском монастыре. Там она научилась искусно рукодельничать – именно ее работами заинтересовалась императрица при посещении выставки этой школы. Императрица пригласила девушку во дворец для обучения рукоделию великих княжон.
Когда царская семья была арестована, Демидова, на вопрос, что она решила, сказала, что поедет «вместе с ними».
В Тобольске Анна продолжала выполнять свои обязанности горничной, занималась починкой белья, разделяя со всеми общую арестантскую жизнь с ее неопределенностью, скудными условиями, а главное – неизвестностью: что ждет впереди?
При переезде из Тобольска в Екатеринбург большевики снова предложили царским слугам покинуть арестованных, но никто не согласился. Чекист И.И. Родзинский позже говорил: «Одно время после перевода в Екатеринбург была мысль отделить от них (царской четы и наследника. – Ред.) всех, в частности, даже дочерям предлагали уехать. Но все отказались».
Сохранились воспоминания учителя английского в царской семье Гиббса о том, в каком состоянии была тогда Анна Степановна (Гиббс вместе с Жильяром, как иностранно подданные, были отпущены, Гиббс перешел в православие, стал архимандритом Русской Православной Церкви, педагогом и дипломатом. – Ред.). В вечер перед отъездом она призналась ему: «Ох, господин Гиббс! Я так боюсь большевиков. Не знаю даже, что они с нами сделают». Боялась, но осталась до конца.
В ночь с 16 на 17 июля именно она разбудила дочерей Николая II. По свидетельствам очевидцев, в подвал она взяла с собой две подушки, чтобы подложить одну из них под спину больного цесаревича. Вторая осталась у нее в руках. Это на несколько минут продлило Анне жизнь. Но через пару минут ее просто докололи штыками и добили прикладом.
Евгений Боткин, врач, 53 года
Доктор Боткин, лейб-медик государя, следивший за здоровьем страдавшего гемофилией наследника цесаревича Алексея и всей семьи, не покинул своих больных и был расстрелян вместе с ними в подвале Ипатьевского дома.
Обычно семейный врач знает все секреты семьи, не только медицинские. Боткин тоже знал, но никогда никто не слышал от него лишнего слова. Спокойный, выдержанный, на редкость честный, совершенно бескорыстный.
В 1917-м Боткин не раздумывал: было абсолютно естественным сопровождать своих пациентов, тем более серьезно больного ребенка. За границу – значит, туда. В ссылку под арест – какая разница?
Евгений Боткин происходил из известной медицинской династии Боткиных, в честь его отца названа больница в Москве. Дети Евгения Боткина, Мария и Глеб, были дружны с детьми императора. Глеб и Мария отправились за отцом в ссылку, но в Екатеринбург их не пустили, позже они эмигрировали.
Именно Боткин от имени членов августейшей семьи обращался к коменданту охраны в Екатеринбурге с просьбой о совершении богослужений; за все время были получены разрешения лишь на пять служб. Последнее богослужение состоялось за два дня до убийства. По воспоминаниям учителя Гиббса, когда диакон запел «Со святыми упокой», то государь, а вслед за ним и все присутствовавшие опустились на колени.
В 2016 году доктор Боткин был канонизирован Русской Православной Церковью.
Климентий Нагорный, матрос, «дядька» цесаревича, 31 год
Климентий Нагорный, «дядька» (то есть личный слуга) цесаревича Алексея, находился вместе с семьей царя в Тобольске и Екатеринбурге, ухаживал за цесаревичем днем и ночью, когда тот болел. Был очень силен физически, с веселым характером, он искренне привязался к царевичу Алексею, сам царевич его, по единодушному мнению близкого окружения, «обожал» (за что и взят был самой императрицей в «дядьки».
В службу матроса Нагорного входил не просто присмотр и уход за царевичем, но и обязанности телохранителя. С этим Климентий справлялся особенно хорошо, в том числе в ссылке. Защищая однажды цесаревича от грубости большевистского конвоя, он, как вспоминала очевидица, ей сказал: «Меня они, наверное, убьют. Вы посмотрите, рожи-то, рожи у них какие! Ну, пусть убивают, а все-таки я им хоть одному-двоим, а наколочу морды сам!»
Когда помощник коменданта дома Ипатьева Мошкин хотел прикарманить приглянувшуюся ему золотую цепочку с крестиками и образками, висевшую над кроватью цесаревича, Климентий вместе с камердинером императора Иваном Седневым не позволил этого сделать. Мошкин отомстил: Нагорного и Седнева увели из Ипатьевского дома и заключили в тюрьму. 6 июля 1918 года они были расстреляны с группой заложников.
Алоиз Трупп, камердинер императора, 61 год
Алоизий Егорович Трупп (Труппс), родом из Латвии, в 18 лет пошел служить в армию и был зачислен в лейб-гвардию (обладал превосходной выправкой и высоким ростом). О нем известно немного. Женат не был, детей не было, но он очень любил детей императора Николая.
Камердинер – слуга, следивший за гардеробом своего господина, помогавший ему одеваться. У камердинеров Николая II работы хватало: царь не любил новые вещи, носил подштопанное, но знакомое, что требовало от камердинеров определенного искусства камуфляжа.
Трупп не пожелал расстаться с государем и отправился в Тобольск, а потом в Екатеринбург. Крещенный в католичестве, участвовал в православной церковной службе, молился вместе с царской семьей в заточении.
Еще во время заключения в Царском Селе какой-то пьяный офицер крикнул ему и другим слугам: «Вы – наши враги. Мы – ваши враги. Вы здесь все продажные». В ночь с 16 на 17 июля Алоиз Трупп принял смерть вместе со своим государем.
Иван Харитонов, повар, 48 лет
Иван Михайлович Харитонов родился в семье письмоводителя Дворцовой полиции. Сначала был «поваренком-учеником 2-го разряда» при царской кухне. После военной службы на флоте вернулся на кухню, прошел практику в Париже в одной из лучших кулинарных школ и служил при дворе уже специалистом «суповником».
Был женат счастливым браком, в семье родилось шестеро детей, о которых отец неизменно заботился, из всех командировок с государем каждому писал письма.
В феврале 1917-го сменил на должности царского метрдотеля мсье Оливье (автора знаменитого салата). Изобрел деликатес – суп-пюре из свежих огурцов, подаваемый в холодное время года.
Вот такой счастливой, интересной и всем обеспеченной жизнью жил царский метрдотель Иван Харитонов до Октябрьской революции. Любимое дело, любимая семья. Перспективы.
Но после ареста своего государя он, не сомневаясь, следует за ним – не в Париж, не в круиз по Балтике, а в Сибирь, в неизвестность. Причем в Тобольск вслед за царской семьей поехал не только он сам, но и его жена с детьми. В Тобольске Харитонов жил вместе с государем, а для семьи нанимал отдельную квартиру.
В ссылке все труднее становилось добывать продукты. Чтобы накормить семью царя, Иван Михайлович обращался к богатым жителям Тобольска. Помогать они в основном отказывались (в городе стояли красные, возможно, просто боялись), но давали в долг.
Простые люди и церковные служители боялись меньше: приносили хлеб, мясо, молоко, яйца.
В мае 1918-го семье Николая ІІ было объявлено о переезде в Екатеринбург. Иван Харитонов поехал с царем. Царскому повару дали возможность попрощаться с близкими. По воспоминаниям очевидцев, он знал, что может больше не увидеться с ними.
В июле 1918 г. И.М. Харитонова расстреляли в подвале Ипатьевского дома Екатеринбурга вместе с царской семьей. В настоящее время его останки покоятся в склепе Петропавловского собора Петербурга.
Екатерина Шнейдер, гофлектриса, 62 года
Екатерина Адольфовна Шнейдер (Шнайдер) преподавала русский язык и словесность в Николаевском сиротском институте Санкт-Петербурга. Когда дядя цесаревича Николая, великий князь Сергей Александрович женился на принцессе Элле Гессенской, ставшей Елизаветой Федоровной Романовой, для нее наняли учительницу русского языка – ей и стала Екатерина Шнейдер. Елизавета Федоровна была очень довольна своей гофлектрисой (учительницей) и оставила при своем дворе.
В канун приезда в Россию принцессы Алисы Гессенской, будущей императрицы Александры Федоровны, Екатерина Шнейдер, по рекомендации Елизаветы Федоровны, давала ей уроки русского в Кобурге, а по приезде в Россию госпожа Шнейдер заняла должность гофлектрисы уже при дворе будущей императрицы.
Будучи бездетной, Трина, как называли ее в царской семье, была очень привязана к царским детям, учила их немецкому.
Не колеблясь, Екатерина Шнейдер отправилась с царской семьей в Тобольск, а затем в Екатеринбург, где в качестве почему-то «гражданина Е.А. Шнейдер» была помещена в арестный дом, где пробыла до 20 июля 1918 года вместе с графиней Гендриковой.
Остались воспоминания генерала М.К. Дитерихса о последних днях ее жизни (его докладная записка на имя адмирала Колчака, на время отогнавшего Красную армию из нескольких сибирских губерний): «20 июля, вместе с кн. Еленой Петровной /Сербской/, гр. Гендрикова и Е. Шнейдер были отправлены в особом вагоне, под усиленной охраной в г. Пермь, где были заключены в тюрьму. В ночь на 4 сентября гр. Гендрикова, Е. Шнейдер и еще девять других лиц, по постановлению Пермской ЧК, были взяты из тюрьмы и выведены по Сибирскому тракту за 4 версты от города на поля орошения и там, в канаве, убиты».
Когда в Пермь вернулись белые, военные власти просили население сообщать в Пермский окружной суд об известных им случаях красного террора. Тела графини А.В. Гендриковой и Е.А. Шнейдер были найдены лишь в мае 1919 года, в ходе вскрытия массовых захоронений жертв большевиков на месте ассенизационных полей, находившихся в ближайшем пригороде.
Иван Седнев, унтер-офицер флота, слуга императора, 36 лет
Крестьянский сын Иван Седнев служил на «Штандарте», яхте императора, оттуда и попал в его личные слуги. Крестной детей Ивана была великая княжна Ольга.
Иван Седнев поехал за своим государем в Сибирь. Там продолжал служить ему и всей семье, и его служба, а главное верность, были для царских изгнанников утешением.
Незадолго до расстрела царской семьи был вместе с «дядькой» царевича Алексея Климентием Нагорным уведен из Ипатьевского дома и посажен в тюрьму Екатеринбурга. 6 июля 1918 года вместе с другими заключенными расстрелян.
Жена его осталась вдовой в 30 лет и больше замуж не пошла. С детьми о муже она не говорила, а если спрашивали, обрывала: «Не тревожь!»
Граф Илья Татищев, генерал-адъютант, 58 лет
После своего отречения 2 марта 1918 года Николай II, вернувшись в Петербург, был оставлен почти всей своей свитой уже на вокзале. В Царское приехало несколько человек. Когда государю объявили об аресте и ссылке, он обратился к нескольким своим адъютантам с просьбой о сопровождении. Кто-то не ответил, кто-то попросил время на обдумывание.
Тогда государь спросил генерала Татищева. Тот согласился тотчас. Позднее генерал писал: «Было бы нечеловечески черной неблагодарностью за все благодеяния идеально доброго государя даже думать над таким предложением; нужно было считать его за счастье».
Генерал Татищев хорошо понимал последствия такого решения. Занимаясь политикой, дипломатией и разведкой, умея превосходно анализировать ситуацию, он давно, да и не один он, конечно, осознавал, что Россию ждут жестокие времена и в первую очередь в отношении ее государя.
Вопреки духу времени генерал Илья Татищев был искренне верующим человеком. Всегда носил с собой Евангелие и, как говорили, знал его наизусть. По семейному преданию, вера как смысл, а не как обряд шла еще от прабабушки Татищева, духовного чада святителя Игнатия (Брянчанинова), находившейся со святителем в переписке.
По отзывам друзей, он никогда никого не осуждал, давая характеристику любому человеку, умел не задеть его личного достоинства. Всегда стремился помочь: однажды уже почти в ночное время принялся искать хорошего детского врача знакомым, у которых заболел ребенок, и не успокоился, пока не нашел.
Женат генерал не был: в юности он полюбил княгиню Наталью Оржевскую, бывшую не раз сестрой милосердия. Однако она вышла замуж за другого, а Илья Татищев предпочел остаться один.
Посланный императором к германскому кайзеру Вильгельму, генерал Татищев делал все возможное для мира между державами. Посланный императором в Сербию в 1914 году, он сделал все, что было необходимо для подавления страшной эпидемии тифа, разразившейся в стране.
В Тобольске Илья Леонидович оставался всегда спокоен, хладнокровен, не реагировал на провокации охраны, нередко разряжал общую обстановку. Пилил вместе с императором дрова, а по вечерам читал вслух царской семье.
Генерал отправился вслед за государем и в Екатеринбург, несмотря на предупреждение, что будет арестован. Действительно, как только он прибыл в город, его сразу отправили в тюрьму. 10 июня генерал Татищев и князь Долгоруков были увезены чекистами из тюрьмы и расстреляны за Ивановским кладбищем Екатеринбурга. Начальник тюрьмы Михаил Кабанов писал в своих воспоминаниях, что их останки были найдены и погребены сестрами Ново-Тихвинского монастыря.
Князь Василий Долгоруков, гофмаршал двора, 49 лет
Среди тех, кто не покинул государя по его приезде в Петербург, кроме Татищева был царский гофмаршал (управляющий двором), генерал-майор князь Василий Долгоруков. Полковник Евгений Кобылинский, приставленный к государю Временным правительством, писал: «По слухам, Долгоруков был плохим гофмаршалом. При нем вроде бы кухня плохо работала, а суп подавали такой, что есть невозможно. Но именно этот плохой гофмаршал остался с императором в трудную минуту. А это поважнее качества супа».
Князь Василий добровольно последовал за государем под арест, а затем в ссылку. Был убит вместе с генералом Татищевым в Екатеринбурге 10 июня 1918 года. Погребен на кладбище Александро-Невского Ново-Тихвинского женского монастыря.
Иллюстрации Дмитрия ПЕТРОВА
