«Бог дал мне счастливый характер и по нему посылает мне жизнь», — написал доктор Боткин 20 июля 1909 года в письме к двенадцатилетнему сыну Юре. Всего через девять лет, 17 июля 1918 года, в половине второго ночи охрана разбудила лейб-медика Евгения Боткина и приказала ему поднять всех обитателей Ипатьевского дома, сообщив о переезде царской семьи в другое место. Романовых с приближенными привели в подвал, где комендант Яков Юровский зачитал решение Уральского совета о расстреле. Спустя несколько минут лейб-медик Евгений Боткин закончил жизнь рядом с последними пациентами — семьей императора Николая II.
Медицинская карьера Евгения Боткина началась с должности врача-ассистента в Мариинской больнице для бедных и Российском Обществе Красного Креста. Как и отец, знаменитый терапевт Сергей Боткин, он был убежден, что лечить надо не отдельный больной орган, а весь организм. Евгений Боткин продолжил некоторые исследования, начатые отцом (вопросы иммунологии, сущности процесса лейкоцитоза и другие), а оппонентом на защите его диссертации, посвященной заболеваниям крови, был великий физиолог Иван Павлов.
Боткин был уверен в том, что врач должен сострадать пациенту. Особенно он сочувствовал людям простым, необразованным:
«Никогда не обрывайте больного, пусть он вам действительно все расскажет, с самого начала, как он понимает и настоящие, и предшествующие свои страдания, пусть расскажет о своих родных <…> вы должны руководить рассказом, должны направлять его, вам нужно умение слушать».
«Среди нас было мало верующих…»
В молодости Боткин не был религиозен. Однако когда в 1891 году доктор женился на 18-летней Ольге Мануйловой, жизнь молодой семьи началась с утраты, перевернувшей его душу. «Среди нас было мало верующих, — вспоминал он о выпускниках медицинской академии в письме к другу, — но принципы, исповедуемые каждым, были близки к христианским. Если к делам врача присоединяется вера, то это по особой к нему милости Божией. Одним из таких счастливцев — путём тяжкого испытания, потери моего первенца, полугодовалого сыночка Серёжи, — оказался и я».
Позднее, чтобы объяснить, как врач должен относиться к пациентам, Боткин часто использовал христианские образы:
«Кого же и баловать, казалось бы, как не больных, — так по-детски беспомощных и часто так по-детски милых? <…> Если такой больной с доверием прибегнет к врачу и как духовнику принесет ему все стоны своей души, — не больной, но либо не в меру чувствительной, либо не по силам затравленной, либо просто загнанной и забытой, — а врач, чтобы «не баловать» его, остановит его и, назначив лечение, отпустит, не даст ли он этим голодному камень вместо хлеба? Врач знает, что этим он не «балует» больного, а исполняет лишь священный долг свой», — писал он в книге «Что значит «баловать» больных?» в 1903 году.
«Я не буду убит, если Бог того не пожелает»
В 1904 году во время Русско-японской войны Евгений Боткин добровольно вступил в действующую армию. Будучи заведующим медицинской частью Российского общества Красного Креста в Маньчжурской армии, он лично участвовал в боях, заменяя раненых фельдшеров. За храбрость и мужество доктор получил несколько наград.
С фронта он написал множество писем, которые были опубликованы в виде книги «Свет и тени Русско-японской войны 1904–1905 гг.: Из писем к жене» в 1908 году. Размышляя о войне, врач поставил ряд «диагнозов» своей эпохе. Так, о причинах военных поражений он писал: «целая масса наших бед есть только результат отсутствия у людей духовности, чувства долга, что мелкие личные расчеты ставятся выше понятия об Отчизне, выше Бога…».
«Отчаяние и безнадежность охватывает душу. Что-то будет у нас в России? Бедная, бедная родина», — писал он, как бы предвидя события ближайших десятилетий.
Врач по-новому взглянул тогда и на сословную разницу. Например, его поразил случай при ночном обходе в госпитале: тяжелораненый солдат пытался обнять санитара и стал целовать руки врача, думая, что это его мать. «Поразительно было, что никто из страдальцев не жалуется, никто не спрашивает: «За что, за что я страдаю?» — как ропщут люди нашего круга, когда Бог посылает им испытания», — писал Боткин.
«Во время работы огня не замечаешь, — писал медик о передовой. — За себя я не боялся: никогда еще не ощущал в такой мере силу своей веры. Я был совершенно убежден, что как ни велик риск, которому я подвергался, я не буду убит, если Бог того не пожелает».
Когда его фронтовые письма прочла императрица Александра Федоровна, она увидела в Боткине не только медика, но и человека высокой культуры и духа. В апреле 1908 года император подписал указ о назначении доктора Боткина лейб-медиком Высочайшего двора. Возможно, роль сыграло и то, что он был специалистом в заболеваниях крови и мог быть полезен цесаревичу, больному гемофилией. Так Евгений Боткин продолжил традицию отца — первого русского врача на этом посту, лечившего Александра II и Александра III.
«Своей добротой Они сделали меня рабом своим»
После нового назначения доктор Боткин постоянно находился при семье императора, без выходных и отпусков. Главным пациентом доктора стал наследник императора, цесаревич Алексей. Мальчик чувствовал искреннее отношение доктора и однажды написал ему по-французски: «Я Вас люблю всем своим маленьким сердцем!»
Из-за тяжелой болезни цесаревича Алексея и слабого здоровья государыни лейб-медик редко бывал дома. Отношения с женой стали стремительно ухудшаться. После 19 лет совместной жизни Ольга ушла от мужа к учителю своих сыновей. Дети по собственной воле остались жить с отцом.
«Боткин был известен своей сдержанностью. Никому из свиты не удалось узнать от него, чем больна государыня и какому лечению следуют царица и наследник. Он был, безусловно, преданный их величествам слуга», — отмечал начальник канцелярии министерства императорского двора, генерал Александр Мосолов.
Боткин говорил о царской семье: «Своей добротой Они сделали меня рабом Своим до конца дней моих…». Семья императора отвечала ему тем же: «Ваш брат для меня больше, чем друг. Он всё принимает близко к сердцу, что с нами случается», — сказал однажды Николай II брату своего лейб-медика Петру Боткину.
«Я дал царю слово оставаться при нем»
В 1917 году, после падения монархии, Боткин отправился вместе с Романовыми в ссылку. В Тобольске он преподавал царским детям русский язык и биологию, открыл бесплатную медицинскую практику, где лечил даже солдат охраны.
По свидетельству австрийского пленного Иоганна Мейера, перешедшего на сторону большевиков, Боткину предлагали покинуть царскую семью, но он отказался это сделать. «Слушайте, доктор, революционный штаб решил вас отпустить. Вы можете в Москве взять управление больницей или открыть собственную практику. Мы вам дадим рекомендации», — говорили ему. Евгений Сергеевич отвечал отказом:
«Я дал царю мое честное слово оставаться при нем. Для человека моего положения невозможно не сдержать такого слова. Я также не смогу оставить наследника. Как я могу совместить это со своей совестью?».
«В сущности, я уже умер»
За неделю до расстрела, 9 июля 1918 года, Евгений Сергеевич написал длинное письмо «доброму другу Саше», своему однокурснику по учебе в Медицинской академии:
«Не думаю, чтобы мне суждено было когда-нибудь еще писать, — мое добровольное заключение здесь настолько же временем не ограничено, насколько ограничено мое земное существование. В сущности, я уже умер, умер для своих детей, для друзей, для дела. Надеждами себя не балую, иллюзиями не убаюкиваюсь и неприкрашенной действительности смотрю прямо в глаза… Меня поддерживает убеждение, что претерпевший до конца спасется».
В этом письме он объяснял, почему остается с царской семьей:
«Вообще, если «вера без дел мертва», то дела без веры могут существовать, и если кому из нас к делам присоединялась и вера, то это уже по особой к нему милости Божьей. Это оправдывает и последнее мое решение, когда я не поколебался покинуть своих детей круглыми сиротами, чтобы исполнить свой врачебный долг до конца, как Авраам не поколебался по требованию Бога принести ему в жертву своего единственного сына».
Когда Юровский объявил решение Уралсовета совета о казни, стоявший позади императора Боткин машинально ответил: «Значит, нас никуда не повезут».
По словам коменданта, после расстрела доктор был еще жив и лежал на боку, опираясь на локоть. «Его пришлось добивать», — написал цареубийца в воспоминаниях.
В 1981 году Русская зарубежная Церковь причислила доктора Боткина к лику святых в чине страстотерпца. 3 февраля 2016 года на Архиерейском соборе Московского Патриархата он был прославлен для общецерковного почитания.
