У нас с Колей психическое заболевание, но мы поженились и родили ребенка – дочь здорова

Не ищу виноватых

– Я музыкант, сейчас мне 33 года. В 2016 году впервые попала в больницу. Не верила, что я больна, после выписки таблетки не принимала. Потом было еще четыре госпитализации, и вот тогда я начала принимать эту мысль: да, я больна.

На появление или обострение моего заболевания могли повлиять и обстановка в семье, и жизнь в небольшом поселке, и неудачный выбор работы, с которой я не справилась, и то, что я однажды по глупости попробовала псилоцибиновые грибы. Так или иначе, это случилось, не ищу виноватых.

Точного своего диагноза так и не знаю – пыталась узнать об этом у врача. А врач, замечательный человек, мне сказал: «Тебе не нужен диагноз, ты музыкант». Исходя из того, что написано в инструкции к моим таблеткам, полагаю, что у меня параноидальная шизофрения.

Конечно, страх был

С моим будущим мужем Николаем мы познакомились в реабилитационном отделении, когда я там лежала впервые. Он тоже лежал там впервые. У моего мужа клиническая депрессия. Мы с ним очень много и откровенно говорили о наших болезнях, о том, что чувствуем и как с этим жить.

Потом мы поженились, я родила Машу, и после ее рождения, в этом же году попала в больницу снова.

Когда я была беременной, то еще не считала себя больной. Не могла такое принять. Но страх заводить семью, рожать ребенка у меня был. Это был по-своему отчаянный шаг – мне казалось, что или сейчас, или никогда. Я очень хотела жить нормальной жизнью.

У нас с Колей было обоюдное желание создать семью, хотя не было особых условий: Коля очень тяжело и мало зарабатывал, я тоже как-то трудно жила. Но ребенка мы оба очень хотели.

Уже беременная, я ходила по всем родственникам, знакомым, рассказывала о том, как вообще живу, и чувствовала, что никто в меня не верит – что может быть у меня какое-то благополучие. Все считали, что ребенок может родиться с патологиями. Но как-то нас Бог уберег.

И благодаря дочери Маше я очень поднялась, стала больше общаться, больше интересоваться разными вещами. Маша меня очень радует, очень мотивирует на то, чтобы не думать о своей болезни, не говорить о болезни с людьми.

Когда Маша только родилась, у меня тоже была депрессия. При этом, как уже сказала, дома я никаких лекарств не принимала. Тогда муж поделился со мной своими антидепрессантами, и мне стало лучше. Я рассказала об этом врачу, и мне стали их выписывать.

Я поняла, как важно отслеживать свое состояние

Моя болезнь ставит определенные ограничения в моем образе жизни, но, если их принять и соблюдать, становится даже проще. Это касается и режима дня, и особенностей восприятия жизни и отношений с людьми.

Я уже стала замечать, когда у меня начинается обострение. Обычно это происходит из-за каких-то стрессов. Тогда, по согласованию с врачом, принимаю не одну таблетку, а две.

Из-за лекарств мне очень трудно просыпаться с утра, и сплю я больше, чем спят обычные люди, – по 12, иногда по 14 часов. Для меня очень важно соблюдать режим сна – ложиться в 10 вечера например.

Раньше я очень уставала от общения. Конечно, есть те, к кому я привыкла, и здесь нет проблем. А от людей малознакомых быстро уставала. Но когда ты знаешь, что это проявление болезни, не обвиняешь себя и других, просто знаешь свою меру и стараешься не перегружаться.

Коля видит, что я справляюсь. А он со своей работой справляется – он очень коммуникабельный. И очень любит Машу. Может быть, у него и есть некоторая неуверенность по поводу нашего будущего, но я надеюсь, вместе мы справимся. Пока он чаще всего в разъездах из-за работы, а заниматься ребенком мне помогает моя мама.

Измениться мне помогла встреча с Колей и рождение Маши

Я долго думала и пришла к мысли, что буду скрывать от Маши факт своей болезни, пока она не достигнет лет 16. Боюсь, что у нее будут проблемы со сверстниками, если она расскажет, чем ее мама болеет.

Сказала бы я Маше прямо о своей болезни уже теперь или до ее совершеннолетия, если бы в нашем обществе не была бы сильна стигматизация людей с психиатрическими диагнозами? Не знаю, у меня нет ответа на этот вопрос.

Сейчас Маше три с половиной года. Думаю, она не замечает, что со мной что-то не так. Бывают случаи, что мне плохо и я не могу уделять внимание Маше, когда она ищет общения. Мне приходится отсыпаться, отлеживаться, чтобы меня никто не трогал. Я Маше говорю, что плохо себя чувствую.

Как я уже сказала, когда Маше был год, я была в депрессивном состоянии. И вот у меня иногда был тот самый пустой взгляд – я замечала, что она это перенимает. Потом у меня это прошло, и у нее это прошло.

Но сейчас очень многое изменилось. Я сама ищу общения с людьми, их поддержки – не только для себя, но и для Маши, чтобы у нее было близкое окружение, чтобы были люди, которые принимают участие в ее жизни. До госпитализации я была одиночкой – друзей у меня не было, людям я не открывалась, не рассказывала ничего о себе.

Больница научила меня тому, что очень важны друзья, близкие и что нужно заниматься творчеством не просто для себя, но и с людьми этим делиться. Я надеюсь, так и будет, моя музыка найдет своего слушателя. Мой опыт юности был очень тяжелым, но после встречи с Колей, после рождения Маши я как-то сама пришла к этим выводам и необходимости перемен.

Мы с мужем собираемся переехать в Санкт-Петербург – там он найдет работу без командировок, и мы с Машей не будем скучать по нему из-за частых разъездов. Врач, у которого я наблюдаюсь, поддерживает меня в этом намерении, говорит, что я способна так жить. К тому же мы будем не одни – у нас в Петербурге друзья и родственники.