Подозрительный сосед

В 1940 году странноватый человек поселился в глухой деревне Мишаки под Тутаевом, «приехал на лето». Соседи насторожились: одинокий, замкнутый, необщительный, из дома почти не выходит, зато приезжают к нему разные люди. Вдруг он — немецкий шпион? Тут как раз война началась, и на непонятного соседа донесли — «на всякий случай».

Взяли его 7 июля 1941 года в Рыбинске, куда он приехал по поводу прописки. В ходе дознания выяснилось, что задержанный хотя и не немецкий шпион, но объявлен во всесоюзный розыск как руководитель антисоветской организации.

В картотеках НКВД данных о нём было достаточно: Мечёв Сергей Алексеевич, 1892 года рождения, сын «служителя религиозного культа», с высшим образованием, беспартийный. В 1929 году административно выслан из Москвы, в 1933-м судим знаменитой 58-й статье («антисоветская деятельность»). Пять лет исправительно-трудовых лагерей, наказание отбыл. В настоящее время «ведёт работу по созданию подпольных, т. н. «катакомбных», церквей, насаждает тайное монашество по типу иезуитских орденов и на этой основе организует антисоветские элементы для активной борьбы с Советской властью».

Следствия не было. «Тройка» Ярославского военного трибунала приговорила его к расстрелу «без конфискации имущества за отсутствием имущества у осужденного».

Маросейская семья

В словах о создании Мечёвым «нелегальной» церкви была доля правды: на момент своей гибели отец Сергий уже десять лет был запрещен в священнослужении и считался отлученным от Церкви. При этом он не был бунтарем или оппозиционером: все как будто случилось само собой — из-за того, что этот человек просто старался поступать по совести.

Юношей он не думал становиться священником (правда, этого хотел его отец — известный на всю Москву духовник, святой праведный Алексий Мечёв) и поступил в университет на медицинский. Однако, не выдержав практики в анатомическом театре, перевелся на историко-филологический.

Медицинские знания пригодились ему не раз. И когда он в Первую мировую отправился фельдшером-добровольцем на фронт (тогда же, во время бомбёжки на границе Германии с Польшей фельдшер Мечёв познакомился с молодой сестрой милосердия Евфросинией Шафорстовой, своей будущей женой). И позже, в 30-х, когда в лагерях Архангельской области он выжил только потому, что изредка получал освобождение от общих работ и должность медбрата в лагерном медпункте. И накануне войны, когда, лишённый средств к существованию, устроился на ставку фельдшера в поликлинику.

К церковной карьере Сергей Мечёв никогда не стремился. Наоборот, он до последнего увиливал от хиротонии, а на путь церковного служения его подтолкнуло то, что многих отвратило от Церкви, — гонения. Окончательное решение стать священником он принял осенью 1918 года, в Оптиной пустыни, после беседы со старцем Анатолием (Потаповым).

В 1919 году он был рукоположен и стал служить в храме святителя Николая в Клённиках, где настоятельствовал его отец. Храм располагался на улице Маросейка, а его прихожан называли «маросейская община» или даже «маросейская семья».

Отец Сергий быстро обрёл известность — к молодому образованному священнику тянулись люди со всей Москвы. Когда в 1923 году святой праведный Алексий скончался, община уговорила отца Сергия принять настоятельство. Как ни парадоксально, 1920-е годы стали временем расцвета общины храма на Маросейке.

В катакомбы

13 декабря 1931 года указом Синода весь причт маросейского храма был отлучён от Православной Церкви, а клир — запрещён в священнослужении. Поводом послужил публичный отказ отца Сергия исполнять указ Патриархии № 549 от 8/21 октября 1927 года о поминовении властей за богослужением.

Отец Сергий никогда не был ярым антисоветчиком. Он даже успел послужить в Красной армии и поработать в советских учреждениях. «Мой муж всегда принимал советскую власть», — подтверждала, если верить протоколам следствия, его супруга Евфросиния Николаевна.

При этом он не смог принять печально известную «Декларацию» митрополита Сергия (Страгородского), опубликованную в газете «Известия» в августе 1927 года. В ней тогдашнее официальное церковное руководство (Сергий, заместитель Патриаршего Местоблюстителя, митрополит Нижегородский, и Временный Патриарший Священный Синод) сообщало, что Патриархия «решительно и бесповоротно становится на путь лояльности» и выражает благодарность Советскому правительству «за внимание к духовным нуждам православного населения». Согласиться с этими словами Мечёв не мог. «Церкви как в Москве, так и в провинции закрывались, все приходило в запустение. И митрополит Сергий утверждая обратное, действовал в угоду Советской власти, своим авторитетом руководителя Церкви прикрывал проводимую Советской властью политику притеснения Церкви, — вспоминал отец Сергий Мечёв. — Я отъединился от него, замкнулся в своем храме, не исполнял тех его распоряжений, которые противоречили церковному уставу и моей совести».

Отец Сергий почти два года пытался определиться со своим отношением к происходящему. В то время, как многие священники его круга решительно порвали с митрополитом Сергием и прекратили его поминовение за богослужением, иерей Сергий Мечёв искал компромисс. Он продолжал поминать митрополита Сергия на солее, вне алтаря, прекратив поминовение лишь в алтаре.

«Он старался, чтобы мы его поняли, но никого не принуждал следовать ему, — вспоминала прихожанка кленниковского храма Елена Апушкина, — „Если вы не разделяете моего пути, идите своим, но я не могу идти по другому”, — говорил он. Душа его не принимала того, что казалось ему противоречащим его взглядам на существо Церкви, он ссылался на свою „немощную совесть”».

Увы, такая линия поведения только внесла смуту в жизнь прихода. Многие прихожане стали обвинять отца Сергия в двуличии, а некоторые даже покинули общину. Видимо, это и подтолкнуло настоятеля к принятию решения: он отказался подчиняться митрополиту Сергию и молиться за безбожную власть, объяснив прихожанам, что «молиться можно только за власть верующую».

Результат последовал незамедлительно: 29 октября 1929 года отец Сергий, вместе с двумя священниками и девятью прихожанами был арестован, обвинён в «антисоветской деятельности» и сослан на три года «в Северный край».

Домой он уже не вернулся. Оставшиеся двенадцать лет жизни — чередование тюрем, лагерей, ссылок, съёмных квартир. Жену и четырёх детей видел эпизодически. Все священники клённиковского храма и многие из прихожан отца Сергия были арестованы и сосланы, храм в 1932 году был закрыт, разорён и обезглавлен.

«Отец Сергий — крупная величина»

После первого ареста отца Сергия отправили в город Кадников Вологодской области. Там он снял две комнаты в частном доме, в одной из них обустроил храм. Переписывался с прихожанами, каждый день совершал богослужение. Вскоре его супруга Евфросиния Николаевна также получила три года ссылки и переехала к мужу с младшей дочерью Аней. Старшие дети остались в Москве под опекой дяди, Глеба Николаевича, и приезжали к родителям на каникулы. Срок ссылки уже почти истёк, но 7 марта 1933 года последовал новый арест.

Формально отца Сергия арестовали за «антиколхозную агитацию». Собственно, в тот день в городе арестовали всех, кто имел какое-либо отношение к Церкви, так как церковники априори считались врагами коллективизации. В ходе следствия выяснилось, что никакой агитации отец Сергий не вёл, да и с местным населением почти не общался. Однако следователь зацепился за слова, сказанные на допросе местным священником Петром Чельцовым. «Мечёв — крупная величина в церковном мире, пожалуй, не только Москвы, но и России», — упомянул отец Пётр. Эти слова в протоколе были подчёркнуты. И отца Сергия решили не отпускать.

Еще пять лет лагерей. Заключённых часто переводили с места на место. Особенно над ним издевались в Свирьлаге. Сохранились воспоминания врача-психиатра, который обследовал отца Сергия в 1935 году в Главном управлении Свирских лагерей. «Первым был мною освидетельствован известный всей Москве профессор-протоиерей о[тец] Сергий Мечёв. У него оказалось реактивное состояние после допросов, на которых ему сообщили о расстреле его жены и детей. Мне удалось содействовать его отправке в тюремную больницу им. Гааза на испытание к гуманному профессору Оршанскому, который, как я надеялся, смог бы устроить отцу Сергию свидание с его родными. Я был убежден, что его родные не расстреляны, а ложным сообщением об их смерти только мучили священника». Забегая вперед заметим, что врач оказался прав.

В 1937 отец Сергий освободился. Жить в Москве ему, естественно, запретили. Он поехал в Тверь (тогда — Калинин), где устроился работать фельдшером в местную поликлинику.

Предательство епископа

Отец Сергий активно переписывался с прихожанами, которые теперь были рассеяны по всему пространству СССР. Видимо, он хотел разбить свой разбросанный по стране приход на десятки и сделать так, чтобы каждую десятку окормлял подходящий священник. Соответственно, нужен был епископ, который рукоположит в священники нескольких людей из верных отцу Сергию прихожан.

Осенью 1938-го отец Сергий открыл свой замысел епископу Мануилу (Лемешевскому), который проживал тогда неподалёку — в селе Завидово Калининской области. Владыка Мануил — отсидевший пять лет на Соловках и четыре года в Мариинских лагерях, вызывал доверие у отца Сергия. Однако это был надломленный человек, советский осведомитель. Он сотрудничал со спецслужбами с конца двадцатых годов, несмотря на то, что сам был узником советских лагерей. 

1 мая 1939 года епископа Мануила арестовали, и он дал подробные показания об отце Сергии (в дальнейшем эти показания легли в основу расстрельного дела Мечёва).

Узнав о предательстве епископа, отец Сергий пережил страшное потрясение. Через одну «доверенную особу» он передал местой прозорливице, блаженной монахине Ксении вопрос: „Что делать священнику, которого предал епископ?” Формулировка смутила женщину, она исполнила поручение нехотя. „Кому ты отказала?! — сурово упрекнула ее блаженная. — Он — священномученик! Его ждет схима, затвор”».

«Это не болезнь, а прозорливость»

Больше года отец Сергий пытался избежать ареста — скитался, проживал на квартирах друзей, на заброшенных дачах. Как только видел, что его фигура вызывает подозрение, переезжал. Предчувствуя гибель, незадолго до смерти он признался одному из маросейских священников, отцу Борису Холчеву: «Отец Борис, я заболеваю психически. Подходит человек, а я вижу, что у него в душе». — «Это не болезнь, — возразил отец Борис, — а прозорливость».

Известно, что в последние месяцы жизни отец Сергий готовился к смерти и даже отслужил сам по себе заупокойный сорокоуст. Как специалист по древнерусским житиям, он знал, что так делали подвижники, которые предчувствовали собственную смерть без отпевания.

В тюрьме ярославского УНКВД отец Сергий отказывался давать показания о ком-либо из своих единомышленников. Был помещён в карцер на пять суток. Но так никого и не оговорил.

Жена отца Сергия, Евфросиния Николаевна, пережила мужа на 17 лет. Все эти годы она ждала мужа и не разрешала выкидывать или раздавать его вещи: «А старичок вернется, что он будет носить?». О том, что Сергий Мечёв был расстрелян 6 января 1942 года его семья узнала только в 1989-м.

В 2000 году Архиерейский собор Русской Православной Церкви прославил отца Сергия в лике новомучеников и исповедников Российских.

Мощей священномученика Сергия у Церкви нет — место его захоронения неизвестно.