«Продолжаем работать. Другие это просто не вытянут». Координатор Церковного штаба Наталья Еремичева – о двух годах непрерывной помощи беженцам

В здании по адресу Николоямская, д. 49, стр.3 беженцы появляются ежедневно с 10 утра, без перерывов на праздники и выходные. Каждые пять минут у Натальи звонит телефон или подходит с вопросом кто-то из волонтеров. Она одновременно ищет машину для гуманитарной помощи и тех, кто может помочь ее туда загрузить, направляет волонтеров собирать посылки в Мариуполь и извиняется, что снова приходиться прервать разговор.

– Для меня все, что происходит, это еще и личная история, – говорит Еремичева. – Мой дом в Киевском районе Донецка, в 3,5 километрах от аэропорта. Дочка поступила в колледж в Москву, и поэтому мы с ней сюда переехали. А мой муж, и 88-летняя мама остались в Донецке. К частью, сейчас мама и муж с нами.

Я давно доброволец Милосердия, ходила в «красную зону», Детскую Морозовскую больницу. Пандемия уже заканчивалась, и тут – Украина. Нужны были люди на горячую телефонную линию, потому что пошли беженцы. Я написала координатору, что у меня есть время, я ночами все равно не сплю. Но мне предложили: давай лучше в штаб? Так я оказалась здесь.

«Люди все шли и шли. В день было до 270 человек»

– Сколько же всего людей прошли через вас за эти два года?

– Давайте посчитаем в среднем, – Наталья Еремичева пододвигает клавиатуру. – 2 580 человек в месяц, поделим на 30, это среднее на сегодня, получается, 86 человек в день. А всего, следовательно, за это время здесь были более 54 тысяч человек… Кто-то обращается единожды, кто-то приходит регулярно.

– Вы помните самых первых беженцев?

– Я помню всех мартовских, потому что их с каждым днем пребывало, но они еще не шли сплошным потоком.

Была пара из Мариуполя, лет по 50 обоим. Их 20-летний сын со своей девушкой пропали под завалами. 20 марта в их дом попал снаряд. Завалы разобрали, останки идентифицировали, но их тела не нашли до сих пор. Они за своих детей молятся, как за живых, сестра с инсулинозависимым диабетом осталась в Мариуполе ждать брата.

Поразила  еще многодетная семья из Мариуполя. Четверо детей, старшему около 14, младшему 6, мама – маленькая, худенькая. У них папа в Москве работал, и она поехала к нему на пару дней, а дети остались дома с бабушкой… Потом они с мужем пытались прорваться к родным с украинскими паспортами через Крым, потому что через ДНР никого не пускали. К счастью, эта история закончилась хорошо, семья воссоединилась.

В июле 2022-го у нас появилась новая сотрудница, Юлия Афанасьевская, она была первой, кому удалось выбраться с территории Украины через линию фронта. (Истории Юлии можно узнать в нашем материале «Мы выбрались оттуда. Все остальное точно будет хорошо»). У Юли специфическое образование – она ветврач по крупному рогатому скоту. Понятно, что в Москве с этой профессией трудоустроиться не возможно. Начиная с апреля и до июня месяца она каждый день приходила к нам и бесплатно работала на складе. Потом приняли уборщицей, она совершенствовалась и уже более полутора лет работает соцработником.

Мы начали расширяться, потому что люди шли, шли, шли… Весь май-июнь мы принимали в день по 200-270 человек. Это, конечно, колоссальная разница с мартом, когда максимум было по 60-70 беженцев в день.

Слава Богу, в самые сложные месяцы помощи хватало: по циркулярному письму Патриарха ее везли много, и склад тогда не пустовал. Но трудностей поначалу было достаточно. Мы тогда еще не знали, какая именно помощь будет нужна беженцам? В каком они здесь находятся статусе?

20 миллионов только на переводы документов

– Наверное, самое первое, что требовалось, кроме продуктов и одежды – медицинская помощь?

– К счастью, Церковная больница свт. Алексия сразу приняла всех, кто старше 18 лет, независимо от гражданства. Затем в начале марта 2022 года начало действовать постановление правительства, по которому беженцам из Украины обязаны были оказывать медицинскую помощь, в том числе высокотехнологичную. Но для того, чтобы этого добиться, нужно было пройти достаточно сложный бюрократический путь. Хотя были врачи в обычных поликлиниках и больницах, которые лечили беженцев, принимали  роды. Ведь многие женщины приезжали в положении, а отправить их в роддом фактически можно было только по скорой.

У некоторых беженцев на фоне стресса начинала развиваться онкология. У нас одна мамочка из Горловки родила пятого ребенка и через месяц почувствовала себя плохо. Оказалось, опухоль шейки  матки, причем огромная. И сейчас она проходит химиотерапию, а волонтеры помогают мужу с детьми.

С малышами тоже было не просто, особенно со стоматологией. У многих молочные зубы надо было вырывать или проводить коррекцию брекетов. А это же все безумно дорого. В основном, конечно, лечили частным порядком, мы находили деньги и эти приемы оплачивали.

– Беженцам из Украины было тогда непросто оформить гражданство?

– Два года назад они сперва получали разрешение на временное проживание, затем ВНЖ, и за все было нужно было платить.

Но перед этим все их документы надо было сначала перевести с украинского на русский язык, а это было катастрофически дорого. С апреля по сентябрь 2022-го года мы только на одни переводы потратили 20 миллионов рублей.

«Не каждый волонтер это выдержит»

– Кто и как помогал беженцам, которые оказались в Москве?

– В марте 2022-го мы впервые принимали представителей обучающей программы «Лидеры России». Среди них был заместитель руководителя Федеральной налоговой службы РФ. Выслушал наши проблемы, пообщался с подопечными  и ежедневно к нам приходили добровольцы-сотрудники ФНС. Кроме этого, значительно помогали финансово, закупали мелкую бытовую технику, детские новогодние подарки и тд.

Обычные москвичи помогали и помогают. Кто-то деньгами, кто-то продуктами, средствами медицинского назначения (инвалидные коляски, ходунки, трости), гигиена, бытовая химия, вещи. Женщина-стилист привезла 6 крестильных наборов, как раз собирались крестить двоих малышей. Многие москвичи выращивают овощи, варят варенье, шьют постельное белье, нам все это принося для подопечных.  

Сегодня у нас в чате почти 700 действующих добровольцев, а в общей сложности их было больше тысячи. Некоторые поменяли направление помощи:  кто-то сейчас возит помощь на фронт, кто-то помогает в госпиталях или на присоединенных территориях.

– Легко ли быть волонтером в штабе и помогать беженцам?

– Далеко не всегда. Люди приходят разные, и дело не только в том, что у каждого из них тяжелая жизненная ситуация. Очень сложно бывает наладить общение, когда люди только требуют и ничего не хотят слышать. Просят, кричат, ругаются, плачут, переходят на личности, выливая свою боль и обиду.

Не каждый волонтер это выдержит, некоторые помощники уходят в расстройстве. Но часто, переварив все это дома и успокоившись, возвращаются, потому что уверены: хороших людей больше, чем плохих.

В целом, сейчас энтузиазм чуть-чуть улегся, изменилось и отношение к самим беженцам. После объявления мобилизации, появления раненых, сборы гуманитарной помощи и пожертвований больше переключились на тех, кто на фронте. Своих жальче, конечно.

«Психологи и священники продолжают помогать беженцам»

– Какую помощь получают беженцы в штабе сейчас?

– Самое простое, но и самое востребованное – продуктовый набор. В пакете рис, гречка, макароны, масло, консервы мясные, рыбные,овощные,  сгущенка, чай, сладости, кроме этого средства гигиены, шампунь, гель, стиральный порошок, мыло, зубная паста, щетка. Один такой пакет стоит не менее тысячи рублей, значит, для помощи только ста беженцев требуется собрать пожертвований на сто тысяч рублей в день. Мы даем такой пакет с интервалом в 30 дней. 

Оказываем юридическую поддержку, составляем заявление на принятие гражданства РФ, помогаем с оформлением документов и получением льгот, покупаем лекарства, средства медицинского назначения, оплачиваем похороны.

Но есть и радостные моменты. У нас ведется активная программа культурных мероприятий, которые носят реабилитационный характер. Водим семьи в театры, на концерты, выставки, в музеи, на квесты, в аквапарк. Недавно несколько семей посетили шикарный ресторан в центре Москвы.

– Психологи и священники продолжают работать с беженцами?

– Раньше психологов в штабе было много, люди хотели выговориться. Но сейчас такого наплыва желающих уже нет. Психологи бывают в штабе не целый день. В начале и батюшки приходили ежедневно. Но в определенный момент стало понятно, что для людей это очень личное, поэтому сейчас, если кто-то хочет, мы даем номер телефона дежурного священника  храма Царевича Дмитрия.

«У каждого свой уровень страха»

– Из российских пограничных территорий, таких как Белгород, Шебекино, к вам также попападают беженцы?

– Да, шебекинцы приезжают, но с ними проще – так как они изначально россияне и у них есть пенсия, у многих удаленная работа. С другой стороны, в  ПВР московской области их не берут, здесь они могут жить только у родственников. В исключительных случаях мы помогаем снять хостел.

Примерно две недели назад у нас была женщина, которая уехала из Белгорода после смерти мужа. Она семь лет за ним ухаживала после инсульта, но, когда он умер, не дождалась даже девяти дней. После трагических событий декабря, когда обстреляли город, она была так напугана, что села в поезд и приехала в Москву. На вокзале ей подсказали про нас.

Она плачет и говорит, что ей страшно, что она не может вернуться домой.

За эти два года мы поняли: у каждого свой уровень страха. Кто-то сидит в подвале, рядом с которым идет бомбежка, и молится. А кто-то за 200 километров от эпицентра событий все еще не в состоянии успокоиться.

– Вы упомянули ПВР. Много ли их осталось сейчас, и есть ли там беженцы?

– Их стало гораздо меньше, и там по-прежнему мало мест. В Москве нет ПВР и не было. В Московской области из 8 осталось 5, переполнены, приходится ждать по полтора-два месяца, чтобы освободилось место.

ПВР – это не отдельно построенные лагеря для беженцев, а свободные номера в гостиницах, хостелах, детских оздоровительных лагерях, санаториях и профилакториях. В Подмосковье ПВР  находятся в лесу, до ближайшей остановки автобуса в некоторых местах, несколько километров пешком.

Беженцам мы рассказываем, что, кроме Москвы есть и другие варианты, где можно получить помощь: Калуга, Тула, Тверская область. Хотя в других городах тоже свои проблемы.

У нас была семья из Горловки – четверо деток, отец работал шахтером. Ему предложили трудоустройство где-то в Волгоградской области, в 200 с лишним километрах от областного центра. А жена сейчас беременна пятым ребенком и ей на обследование надо добираться до Волгограда. Ближе было бы вообще рожать в Волгодонске Ростовской области, но там другой полис ОМС и ее там не принимают.

– Вы говорите о многодетных семьях. Их действительно много в общем потоке?

– Они чаще обращаются к нам. На Украине достаточно было быть многодетными родителями или одинокой матерью, чтобы получить выплату. В России, согласно законодательству, для получения государственного пособия надо еще доказать, что не просто многодетный, но и малоимущий. Люди не знают разницу в законах, поэтому не понимают, почему так. В 2023 году Правительство издало Постановление, для  присоединенных территорий оформлять единое детское пособие без подтверждения официального дохода.

И вот эти все мелочи, детали, их должны знать не только сами беженцы, но и волонтеры, которые их курируют. Надо стоять стеной, отстаивая интересы этих несчастных людей, у которых иногда опускаются руки и сдают нервы.

– С работой для беженцев тоже помогал штаб?

– Мы выкладываем в чаты беженцев много вакансий. Но в большинстве случаев требуется неквалифицированный труд: уход за пожилыми, няня за детьми, сторож в храме, повар, уборщица. Такой зарплаты не хватит на жизнь. Люди просто не могут себе позволить соглашаться на 30 тысяч, потому что им нужно питаться, ездить на общественном транспорте, снимать квартиру. Трудоустройство беженцев – по-прежнему огромная проблема.

«Беженцев не спутаешь ни с кем»

– Штаб работает уже почти два года. Как вам кажется, когда и на каких условиях он сможет закрыться с позитивным ощущением, что помощь беженцам больше не требуется?

– Какое-то время назад мы думали передать наших подопечных по другим направлениям службы помощи «Милосердие». Но потом поняли, что нет, поступать так не стоит. У этой группы есть отличительный и определяющий признак, по которому их не спутаешь ни с кем.

В любом случае наш объем помощи – порядка 2000 семей в месяц, другие проекты финансово просто не вытянут. Так что пока мы продолжаем работать и помогать.