Труднее всего беженцам из интеллигенции

Церковный штаб помощи беженцам в Москве открылся 9 марта 2022 года и с тех пор работает без перерывов на выходные и праздники. За почти полтора года штаб успел принять 43 000 обращений – в пиковые моменты в день могли обратиться до 270 человек.

В особняк, расположенный по адресу ул. Николоямская, д. 49, стр. 3, приходят целыми семьями, чтобы получить поддержку – разовую или постоянную. Приходят уже не только жители Донецкой и Луганской республик, Херсонской и Запорожской областей, беженцы с Украины, но и российские граждане, которые эвакуировались от недавних обстрелов приграничного Шебекина. Здесь они могут получить продуктовую и вещевую помощь, консультацию юриста и социального работника, психологическую помощь.

Как изменился подход к помощи беженцам за это время, какие проблемы сохраняются и каковы дальнейшие перспективы, рассказывает координатор штаба Наталья Еремичева, которая работает здесь с самого первого дня.

«Мы всегда готовы»

– Штаб успевает подготовиться к новому наплыву беженцев, если военные действия активизируются или происходят катастрофы, как разрушение плотины Каховского водохранилища?

– Мы всегда готовы. Небольшой запас у нас есть всегда, и ни разу не было такого, чтобы склад гуманитарной помощи был абсолютно пустым и мы не имели возможности помочь.

Из Херсонской области у нас почти нет обращений, потому что тех, кто оттуда сейчас эвакуировался, распределяют в Крым и Краснодарский край, да они и сами не хотят так далеко уезжать. Если и доезжают до Москвы, то только те, кто точно сможет устроиться у знакомых.

Сейчас стали обращаться люди, приехавшие из Шебекина, – ежедневно приходит по 5–7 таких семей. С ними проще, потому что это граждане России: у кого-то есть пенсия, кому-то платят зарплату за временный простой. Но в Москву они приезжают, как правило, к друзьям и знакомым, им часто нужно постельное белье, подушки, одеяла, одежда. Правда, у этих беженцев на всех одна фраза: «Я все равно вернусь домой».

– В Шебекине сейчас небезопасно, но в некоторых городах на новых территориях жизнь постепенно налаживается. Есть ли беженцы, которые уже смогли вернуться?

– Многие ездят туда-сюда транзитом. Там они занимаются какими-то вопросами, ремонтируют жилье, получают компенсацию: эти вопросы требуют личного присутствия. Когда там становится тяжело, особенно в тех районах, где случаются обстрелы, люди возвращаются в Москву.

Есть те, кто уезжает на постоянное место жительства, потому что в столице ничего не получилось. Например, у нас есть семья из Мариуполя – они пытались искать здесь работу, снимать жилье, но в конце концов все бросили. Супруг уехал на родину работать водителем скорой помощи и обустраивать там жизнь. Их жилье разрушено, нужно составлять акты, оценивать ущерб и добиваться его возмещения. Жена с ребенком 12 лет пока что живет здесь в ПВР, но свою жизнь они все-таки хотели бы строить там.

Тем, кто хочет вернуться, мы разово приобретаем билеты. Но не всем, а только льготным категориям – пенсионерам, многодетным семьям и семьям, в которых есть инвалид. И только в города на присоединенных территориях. В Грузию, Прибалтику и Европу отправлять мы не можем.

«Просим некоторые семьи: ребята, давайте дальше сами»

– Можно ли составить усредненный портрет беженца, которому штаб продолжает помогать сейчас?

– У нас есть как новые обращения, так и люди, которые с нами достаточно давно. Есть люди, которые только приехали в Москву, и те, кто здесь с марта прошлого года, но до сих пор не обращались, потому что по разным причинам не испытывали нужды и не искали помощи.

С января мы изменили требования, и полные семьи, где есть двое работающих взрослых и не больше двух детей, снимаем с поддержки. Помогаем в течение полугода с момента приезда в Россию, а дальше просим: ребята, теперь, пожалуйста, сами.

Поэтому сейчас у нас в основном одинокие пенсионеры, одинокие мамы и одинокие отцы, семьи с инвалидами (кроме третьей группы) и многодетные. При этом в первое посещение помощь мы оказываем в любом случае, независимо от того, попадает ли человек в какую-то из перечисленных категорий: люди получают продуктовый набор, средства гигиены и одежду в гумцентре.

– Какие беженцы до сих пор остаются самыми беспомощными и неустроенными и с чем это связано?

– Вы знаете, в штабе перед нашими глазами проходит очень много самых разных историй, и не всегда в них можно выявить что-то общее, все очень индивидуально и совершенно непредсказуемо. Например, у нас есть пара, женщине 53, мужчине 65. Они приехали и сразу смогли снять комнату, неплохо устроились и даже нашли работу. Но он после инсульта, и полноценно работала только супруга. Затем у нее возникли проблемы с почками, нужен гемодиализ, и работать эта женщина больше не может. Предугадать такой поворот, конечно, никто заранее не мог, но ужас в том, что, не имея до этого проблем, семья не то что не получала гражданства, а даже не подавала документы на временное убежище.

И сейчас им надо заниматься оформлением документов с самого начала, потому что получить лечение никак иначе просто невозможно. Они жили хорошо, а сейчас вдруг стали беспомощными.

Очень трудно людям из интеллигенции – они, несмотря на образование, не могут здесь устроиться.

Юристы, учителя, вузовские преподаватели, ученые – они жили в другой стране, и нужно переучиваться, заново подтверждать свою квалификацию. А пока они могут рассчитывать только на неквалифицированный труд, немногие на это готовы.

– Наверное, самые беспомощные беженцы – это те, кто до сих пор остается в ПВР? Об этих людях в последнее время почти не вспоминают.

– Мне попадалась статистика, что на сегодняшний момент в ПВР по всей России живет всего 49 000 человек, и это с учетом эвакуации из Шебекина и Херсонской области. При этом, по официальным подсчетам, границу пересекло около 6 млн человек, то есть в ПВР остается менее одного процента.

Сейчас в связи с ситуацией в Шебекине и Новой Каховке ПВР в России стало больше, новые открываются в основном в Белгородской области и Крыму. В Московской области некоторые ПВР, наоборот, сейчас ликвидируют, а те, что пока остаются, расположены крайне неудобно, добираться оттуда в Москву трудно.

Но беженцы из ПВР к нам все равно приезжают. Продукты мы им не выдаем, потому что в ПВР кормят, но они просят чай, печенье, стиральные порошки и гели для душа. Лекарств тоже нет. Например, у нас есть девушка, которой надо регулярно обращаться за медицинской помощью. На прием она записана к 9 утра, но добраться из ПВР к столь раннему времени она не может. Приезжает заранее, и мы оплачиваем ей ночь в хостеле.

В ПВР живут не только одинокие старики, там есть матери с детьми, чаще всего они не работают и поэтому не могут снимать жилье, у них нет других вариантов. Среди наших подопечных есть мужчина с ребенком-инвалидом: он не может оставить неслышащего сына с аутизмом и выйти на работу. Мы уже помогли им оформить гражданство, инвалидность, сейчас пытаемся устроить мальчика в специализированный интернат, где с ним будут заниматься, и тогда есть шанс, что жизнь семьи наладится.

Единого маршрута здесь нет, каждую ситуацию здесь надо разруливать в индивидуальном порядке.

Вначале беженцев все жалели, сейчас есть усталость от темы

– Мы живем с темой помощи беженцам уже больше года. Изменилось ли отношение к ним за это время?

– Да, конечно. Я замечаю некоторую усталость, и, возможно, из-за этого у нас сократились продуктовые пожертвования, стало меньше волонтеров. Особенно это ощущается с января 2023 года.

Вначале беженцев все жалели и стремились им помогать. Но ведь беженцы тоже разные, и ведут они себя по-разному. Есть и такие, у которых в ПВР комната вся завалена гуманитарной помощью. С другой стороны, по-прежнему есть и сострадательные люди, и беженцы, которые нуждаются и еще долго будут нуждаться в помощи благотворительных организаций.

Свое влияние оказывают и события, которые происходят в стране. Например, когда в сентябре прошлого года была объявлена мобилизация, фокус общественного внимания сместился, и многие россияне начали помогать семьям мобилизованных и тем, кто служит в армии. Кроме того, многие благотворительные организации и фонды больше помогают тем, кто нуждается в ЛДНР, и везут гуманитарную помощь в разрушенные города. Она там действительно очень нужна, не меньше, чем здесь в Москве.

– Волонтеров в штабе стало меньше?

– Они есть, и люди приходят. Просто у нас есть своя специфика: люди плачут, просят, требуют внимания – не все волонтеры это выдерживают.

Изначально нам помогали активные волонтеры, которые пришли из ковидных госпиталей. Они привыкли к более активной помощи, поэтому в какой-то момент перешли от нас в военные госпитали и в больницы на присоединенных территориях, стали ездить помогать в Мариуполь, Горловку, Луганск. Там они могут сразу увидеть результат своего труда, а у нас с этим, к сожалению, сложнее.

Но при этом у нас много волонтеров и сотрудников из числа беженцев.

– А что сами беженцы говорят об отношении к себе?

– Если это касается государственных органов, МФЦ, поликлиники – мало хорошего говорят и расстраиваются, что там зачастую им не помогают. Стараемся объяснять, что такое отношение не только к беженцам, то же самое нередко испытывают граждане России с паспортом, полисом и регистрацией. Но это все очень тяжело.

Сложности с пенсиями и с временной регистрацией

– Наладился ли, как было обещано осенью прошлого года, процесс получения беженцами гражданства?

– К счастью, да, и, если человеку действительно нужно гражданство, на сегодня его сделать элементарно, особенно для тех, кто проживал на четырех присоединенных территориях – в ЛНР, ДНР, Херсонской и Запорожской областях. Сейчас весь процесс занимает около двух недель. Остальным мы советуем сначала получить временное убежище – тогда появляется полис ОМС, можно устраиваться на работу, а затем уже подавать документы на гражданство и ожидать полгода.

Но многие почему-то до сих пор тянут время и не занимаются оформлением. Например, сейчас у нас достаточно много таких обращений: людей просят покинуть жилье, которое ранее были готовы предоставлять на льготных условиях, и только в таких обстоятельствах беженцы начинают задумываться о том, чтобы получить документы и оформить то, что положено им от государства. Пособия на территории РФ можно получить, лишь имея гражданство. Это касается пособий инвалидам, детских и пенсионных выплат.

– На какую пенсию могут рассчитывать беженцы?

– С этим сейчас все довольно сложно. В основном пенсию в Москве назначают самую маленькую, она сейчас составляет 13 000 рублей. И то, около 9000 платит государство, а за остальной суммой нужно обращаться с отдельным заявлением в соцзащиту, а туда можно обратиться только при наличии регистрации в Москве или Подмосковье.

Некоторые беженцы получают пенсию в ДНР и ЛНР, но там она совсем небольшая – около 10 000 рублей в месяц. Кроме того, у них ранее был принят закон: если ты два месяца не получаешь пенсию, ее забирают, поскольку считают, что пенсионер больше не живет в регионе. В пандемию этот срок продлили до полугода. При этом пенсия приходит на карточки местных банков, и только недавно стало возможным обналичивать эти средства в Москве через Промсвязьбанк. У некоторых наших беженцев карты остались на родине: чтобы не потерять выплаты, они вынуждены раз в полгода ездить за этими деньгами. Дорога в один конец стоит больше 3000 рублей, так что эти поездки становятся для многих настоящей проблемой.

Нужны репетиторы

– Как изменился формат помощи, которую оказывает штаб, с марта прошлого года и до сегодняшнего момента?

– Раньше у нас был постоянный поток, и волонтеры могли в основном регистрировать приходящих и выдавать им гуманитарную помощь. Теперь подход более детальный: каждая семья в обязательном порядке проходит соцработника, мы уделяем на это минимум полчаса. Объясняем, рассказываем, помогаем устроиться в жизни, чтобы решались проблемы людей.

По-прежнему востребована психологическая помощь, психологи у нас консультируют как в штабе, так и удаленно, по телефону. Развивается служба волонтеров-юристов. У нас есть сотрудник – юрист, в прошлом гражданин Украины, который уже набил руку на составлении заявлений на гражданство, есть волонтеры из Областной коллегии адвокатов – они курируют все, что касается социальных вопросов – пенсии, пособия, многодетность и так далее, помогают составлять исковые заявления и сопровождают наших беженцев в суде.

Очень востребована медицинская помощь и реабилитация: здесь мы сотрудничаем не только с проектами службы «Милосердие», но и с другими партнерами. Те беженцы, кто получил гражданство, пошли по врачам, начали лечить свои хронические заболевания. Сейчас у нас уже 300 человек в месяц просят приобрести для них лекарства. Мы стараемся помогать им получать то, что возможно, от государства, а остальное оплачиваем.

Сейчас ищем возможности отправить детей в летние лагеря, развиваем направление культурно-массовых мероприятий: экскурсии и походы в театр, детские праздники, концерты, выставки, зоопарк – около 100 бесплатных событий в месяц для примерно 2000 беженцев. Есть репетиторы, которые занимаются с детками, и потребность в них очень высокая. Многодетным семьям, особенно семьям священников, нужны няни.

– Что стало ясно за почти полтора года работы штаба?

– Мы нужны, это однозначно. Те беженцы, которые сейчас остаются с нами, без нас пропадут, потому что сейчас остались в основном люди, которые независимо от гражданства принадлежат к незащищенным категориям населения и всегда будут нуждаться в поддержке. Каждый день приходят новые беженцы.