Пастор, сын пастора
Пастор Иоганн Эрнст Глюк был сыном пастора. Он родился в 1652 году в маленьком саксонском городке Веттине, а его отец служил пастором в тамошней церкви Святого Николая. Внушительное здание из серо-желтого полевого камня было для мальчика как второй дом.
Юноша окончил гимназию и направился дальше по отцовским стопам.
Полет, однако же, у этой птицы был повыше. Слушал лекции по богословию в двух университетах – Виттенбергском и Лейпцигском, в 21 год принялся проповедовать на территории Лифляндии, на территории нынешней Латвии. Перевел на латышский Библию (для этого он специально ездил в Гамбург, изучать древние языки).
В 31 год он – пастор в Мариенбурге (нынешний латвийский город Алуксне). Глюк открывает народные школы с преподаванием на родном, латышском (а не на шведском) языке, а также школы для подготовки латышских, народных же, учителей.
Прекрасно владея русским языком, он переводит Библию с церковно-славянского на современный русский. Открывает и школы для русских детей – их в Лифляндии множество.
Об этом проповеднике-миссионере чуть ли не легенды складывают.
Но наступает Северная война. Летом 1702 года войска под предводительством Бориса Петровича Шереметева захватывают Мариенбург, принадлежащий Швеции. Глюк больше не миссионер, а пленник, арестант.
Увы, когда солдаты брали Глюка в плен, погиб русский перевод Библии. Однако еще три года назад Глюк отослал в Россию письмо, в котором говорилось в том числе про этот труд. И Шереметев получает приказ: привезти Глюка в Россию.
Иоганна доставляют в Псков, затем в Москву. Узник содержится в подворье Ипатьевского монастыря, между Ильинкой и Варваркой, под охраной подьячного Тимофея Шишляева.
Условия строгие: Тимофей Архипович получает указание «того апта со всеми полонянниками надзирать со всякою осторожностью».
Но, не находя в поведении пленника никакой злонамеренности, ему улучшают условия содержания. Его переводят в Немецкую слободу, в дом другого пастора, отца Фагеция. По поручительству Фагеция, с Глюка снимается охрана. Но пока это только видимость свободы. Официально пленник остается пленником.
Определенными вольностями – и в том числе пусть сильно ограниченной, но все-таки свободою перемещения – Глюк все же пользуется. Распространяется слава об образованном пленнике, который к тому же умеет доступно объяснять самые сложные вещи. У вот уже у него первые русские ученики – братья Авраам, Исаак и Федор Веселовские. Их готовят для службы в Посольском приказе, им нужно знать иностранные языки.
Кстати, среди учениц Иоганна – его собственная служанка Марта Скавронская, которая вместе с ним приехала в Россию и стала впоследствии женой Петра I, а затем и русской императрицей Екатериной I.
В свободное же время необычный пленник переводит на русский язык книги «отца педагогики» Яна Коменского. Переводит сборник лютеранских песнопений, катехизис Мартина Лютера, немецкую грамматику. Он также составляет русскую грамматику – одну из первых. Снова переводит на русский язык Библию, но этот перевод опять пропадает – после смерти пастора его нигде не обнаружили.
Высокопоставленный пленник
И наконец-то Глюк встречается с царем. Иоганн уверяет Петра, что способен «его царскому величеству служить в науке различным хитростям, а имянно: латинского, немецкого, еврейского и иных восточных языков; також на славенском языке риторике, философии, геометрии, географии и иным математическим частям и политике, гистории и прочему, к гражданским наукам принадлежащему».
И предлагает государю учредить в Москве школу для обучения русских подростков. Речь, по сути, идет о хорошей гимназии. Петр соглашается.
Судьба Глюка во многом схожа с судьбой другого европейского экспата, Николаса Бидлоо – тот по распоряжению Петра создал в Москве первую российскую больницу. Правда, один прибыл в нашу страну по фантастически выгодному контракту, а второго привезли насильно, под конвоем.
Под школу выделили бывшие нарышкинские палаты на Маросейке. Сам Петр подписал указ: «Для общия всенародныя пользы учинить на Москве школу на дворе В.Ф.Нарышкина, на Покровке, а в той школе бояр, и окольничьих, и думных, и ближних, и всякого служилого и купеческого чина детей их, которые своею охотою приходить в тое школу записываться станут, учить греческого, латинского, итальянского, французского, немецкого и иных разных языков и философской мудрости».
Глюк выпустил «приглашение к российским юношам, аки мягкой и к всяческому изображению угодной глине»: «Здравствуйте плодовитые, да токмо подпор и тычин требующие дидевины! По указу державнейшего нашего Монарха полюбится мне термиточию словесам вас с изъяснении разума вашего обучити. Врата умудрения ныне отпираются!.. Понеже младая юность, аки воск преобразится, часто в злобу превратится… Десница готова немощных водити, плавающим помогати и всяким заблудящимся светило подносити…»
Оно было подписано: «Ернст Глик, лифляндский препозит, ныне полонянник». Он был сподвижником Петра и не последним человеком в государстве, но формально оставался пленником, о чем язвительно упомянул.
Преждевременная попытка
В скором времени после открытия, стараниями все того же Глюка, школу переименовали в гимназию. Это слово больше соответствовало ее предназначению, которое опять-таки подкорректировал высокопоставленный пленник – готовить молодежь не только для государственной службы, но и для продолжения образования в заграничных университетах (русских в то время еще не было).
Учителями тоже взяли иностранцев: «Иоан Рейхмут учит географию и из философии делательную итику и политику, от исторических авторов Курция и Иусина истолкует; Стефан Рамбурх, танцовальный мастер, телесное благолепие и комплементы чином немецким и французским научает; Иоан Штурмевель, конский учитель; швед Нордгроен – для шведского языка и «гисторий»».
И так далее.
Занятия начинались в шесть часов утра. С двенадцати до часа – перерыв на завтрак. В шесть часов вечера младших учеников отпускали домой, старшие же продолжали сидеть над учебниками.
Что называется, не забалуешь.
О пасторе ходили всяческие слухи, большей частью нехорошие. Его подозревали в шпионаже в пользу саксонии. В том, что он через свои переводы Коменского хочет обратить православных в «папскую веру» (при том, что сам Коменский был по вероисповеданию протестантом). И так далее.
* * *
В мае 1705 года пастор неожиданно скончался. Он прожил всего 52 года. Его похоронили с почестями. Через десять лет гимназия закрылась. Всего ее окончили 238 человек.
Как водится, нашлись хулители. Один из них, генерал Христофор-Герман Манштейн возмущался: «Человек этот, обладавший познаниями и сведениями в такой только мере, как любой деревенский священник, сумел однако же прослыть за гениальную личность, потому что знал основательно русский язык. Петр I обратил на него внимание и поручил ему основать школы, в которых молодые дворяне могли бы получать образование.
Глюк предложил ему устроить школу по образцу тех, какие он видел в лифляндских городах, где молодые люди обучаются латинскому языку, катехизису и другим предметам учения. Император одобрил этот проект, назначил значительную сумму денег для платы учителям и дал в Москве большой дом…
Тогда Глюк вызвал несколько студентов богословия лютеранского вероисповедания и при обучении в своей новой школе следовал во всем правилам шведской церкви, а для того чтобы нисколько не уклониться от них, перевел даже несколько лютеранских гимнов весьма плохими русскими стихами; учеников своих он заставлял петь эти гимны с большим благоговением при начале и при окончании занятий.
Подобный порядок был до того смешон и успех этого нововведения так жалок, что Петр I не мог вскоре не заметить этого. Поэтому он закрыл школу и снова предоставил обучение детей родителям».
И такая трактовка долгое время была чуть ли не основной.
Историк В.Ключевский много позже с сожалением писал: «Гимназия Глюка была у нас первой попыткой завести светскую общеобразовательную школу в нашем смысле слова. Мысль оказалась преждевременной: требовались не образованные люди, а переводчики Посольского приказа, и училище Глюка разменялось на школу иностранных корреспондентов».
Следующая гимназия откроется в Москве только спустя полвека, в 1755 году, при университете.
