Царский доктор
Строго говоря, он был не немцем, а голландцем. Но в стране долгополых кафтанов подобных различий не видели. Лопочет не по-русски, значит, немой, немец.
Николай Ламбертович Бидлоо родился в Амстердаме, в 1669 (по другой версии – в 1670) году. Отец – известный в свое время, в своем месте доктор. Так что Николай пошел по стопам папеньки.
Обучался он сначала в медицинской школе в Амстердаме, а затем в старейшем нидерландском университете, Лейденском. В 1697 году получил докторскую степень. Вернулся в Амстердам, довольно быстро обзавелся большой практикой, можно сказать, что вошел в моду.
А спустя пять лет судьба свела его с русским окольничим, чрезвычайным и полномочным послом России при Голландских штатах, боярином Андреем Артамоновичем Матвеевым. Результатом этой встречи стал шестилетний контракт с совершенно космическим годовым жалованием – 2500 гульденов.
В 1703 году Бидлоо прибывает в Москву, чтобы занять должность личного врача при Петре Первом.
Доктору приходится, по сути, постигать мир заново. Переучиваться с нидерландского языка на русский, с гульденов на рубли, привыкать к холодному, вьюжному климату, к тому, что он теперь не просто Николаас, а Николай Ламбертович, и сам не выговоришь, а также постигать русский характер, в принципе, непостижимый.
Русские часто называли доктора Быдловым. По их лицам было видно: это что-то не совсем хорошее. Зачем? Ведь он им ничего плохого и обидного не делал.
Но главное, в его новой работе не было ровным счетом никакого смысла. Здоровье у царя настолько крепкое, что ему не нужен не только персональный лекарь, но и вообще какие бы то ни было врачи.
В конце концов, доктор не выдержал и запросился обратно, в Голландию. Тем более, его здоровье, не в пример здоровью царскому, оставляло желать лучшего, и без отдыха перемещаться вместе с непоседливым монархом становилось все труднее.
Николай Ламбертович получил, в общем, ожидаемый отказ, на родину его не отпускали. Царь не любил терять то, что привык считать своим.
Но и абсурдность ситуации он тоже превосходно понимал. И Бидлоо получает новое задание – устроить в Москве госпиталь или медицинскую школу. А лучше и то, и другое.
Первая больница и театр мертвых
В 1706 году Петр издает указ: «Построить за Яузой-рекою против Немецкой слободы в пристойном месте гошпиталь для лечения болящих людей. А у того лечения быть доктору Николаю Бидлоо, да двум лекарям, Андрею Репкину, а другому – кто прислан будет».
Наконец-то Николай Ламбертович – бывший Николаас – при настоящем деле. Он берется за него с азартом, и уже в 1707 году в Лефортове начинает действовать первый в России госпиталь, а также первая в стране госпитальная медико-хирургическая школа. На первый курс зачислено полсотни человек.
Бидлоо радостно докладывал своему венценосному патрону: «Гошпиталь… ноября в 21 день 1707 году в такое состояние приведен, что со оным в Божие имя начало учинено, и впервые несколько больных в тот дом приведено … Сей Ваш указ, всемилостивейший Государь, привел я к доброму концу, к Вашего Величества славе и к пользе бедным и увечным, и … таковы гошпиталь … не только во всю Россию, но и во весь свет к Вашей славе известен, и в разных книгах о том учинися упоминание».
Это было первое в России учреждение такого плана.
Неплохо обстояло дело и со школой: «Лучших из студентов моих рекомендовать не стыжусь, ибо не токмо имеют знание одной или другой болезни, которая на теле приключается и к чину хирурга надлежит, но и генеральное искусство о всех болезнях, от главы и даже до ног…
Взял я в разных годах и числах 50 человек до науки хирургической, из которых 33 осталось, 6 умерли, 8 сбежали, 2 по указу взяты в школу, один за невоздержание отдан в солдаты».
По тому времени Бидлоо совершил немыслимое. Впоследствии он признавался: «Многие хирурги советовали, дабы я народу русского юноши не учил, сказующе, что не возможешь сие дело совершить».
Но доктор был упорен, лично обучал русских студентов и открыл у них немалые таланты к медицине.
Особой гордостью Бидлоо был анатомический театр с амфитеатром. Новшество понравилось и венценосцу. Заграничный журнал «Европейская молва» писал:
«В Москве построен анатомический театр, который вверен надзору доктора Бидлоо, голландца и царского медика; он часто анатомирует тела как умерших обыкновенной смертью, так и скончавшихся от ран, причем часто присутствует сам царь с вельможами, особенно когда медики советуются о свойствах тела и причинах разных болезней».
В школе готовили не только докторов, но также повивальных бабок. За каждого обученного лекаря Николай Ламбертович получал от Петра дополнительный гонорар – 100 рублей. А за каждого подлекаря – 50.
Бидлоо даже написал учебное пособие: «Наставление для изучающих хирургию в анатомическом театре». Правда, текст был на латыни – в тогдашнем русском языке не отыскалось нужных слов.
В этой книге он рассказывает, среди прочего, каким должен быть истинный хирург: «Не слишком молод или стар, хорошо изучивший теорию науки и имеющий опыт в своем искусстве. Он должен обладать рассудительным умом, острым зрением, быть здоровым и сильным.
Во время операции быть внешне безжалостным, не сердитым, способным, славным, трезвым. Хирург не должен быть своенравным, дабы не слишком спешил при операции и по своей опрометчивости не бросал операцию посредине, не сердился на сказанное больным.
Еще должен быть проворным, чтобы уверенно начинать операцию, не ленивым, а деятельным. Далее, чтобы хирург не гневался на больного, а старался расположить его к себе… Никогда не приступать к операции ради наживы, а лечить болезни по призванию».
Тут же, при госпитале и при школе доктор обустроил «аптекарский огород» на котором он выращивал лекарственные травы. А пиявок ловили в окрестных прудах.
Словом, Бидлоо глядел триумфатором.
Охотник за умами
Доктор оказался гениальным менеджером. Шустрым, наглым, в меру жуликоватым. Но воровал он не деньги – мозги. Можно сказать, что Бидлоо был первым в стране профессиональным охотником за умами. Не стесняясь, переманивал особенно талантливых студентов Славяно-греко-латинской академии, из-за чего постоянно конфликтовал с тамошним ректором отцом Феофилактом (Лопатинским) и префектом отцом Гедеоном (Вишневским).
Отец Феофилакт даже донес на доктора в Синод – дескать, тот записывает «наилучших учеников в анатомическое учение без ректорского и префекторского ведома».
Но Николаю Ламбертовичу покровительствовал сам Петр.
Бидлоо дал волю и другим своим талантам – музыкальным, зодческим и даже садоводческим. Он признавался: «Мою жизнь и честь я посвятил практической медицине, а для удовольствия и отвлечения я обращался к разным искусствам и наукам, таким как живопись, рисование, музыка, математическая геометрия, архитектура и т.д.»
Выступил между делом в роли режиссера – в 1723 году, в честь возвращения Петра из победоносного Персидского похода, лично поставил приветственное представление. Конечно, силами своих студентов-медиков.
Был он и царским конфидентом – Петр Алексеевич и Николай Ламбертович часто вдвоем засиживались до глубокой ночи за кубком доброго вина и доверительной беседой.
Часто эти дружеские посиделки проходили у Бидлоо. Он писал: «Его Величество пожаловал мне маленький участок земли рядом с садом госпиталя, где я создал для себя сад и прелестною деревенскую жизнь, потворствуя в этом моим врожденным вкусам. И, как только этот сад, достаточно маленький, был удачно вписан в соответствующую географическую ситуацию, так прелестно посажен и выращен, он смог понравиться Его Императорскому Величеству настолько сильно, что я был почтен частыми визитами монарха, который приезжал сюда и при мне и в мое отсутствие».
Доктору настолько нравилось его жилище, что он изобразил свой «эрмитаж», как называл его сам Николай Ламбертович, и, во время отсутствия всюду возил с собой этот рисунок.
При всем при том, ему и в голову не приходило использовать царскую дружбу для собственной выгоды – в отличие, к примеру, от Александра Меншикова, да и большинства сподвижников царя. Если о чем и просил, то для дела – для школы и госпиталя.
Заботился о своих подчиненных. Ходатайствовал перед Сенатом: «Малым определенным им жалованьем довольствоваться невозможно. Ныне все дорогою достается куплей, так что простолюдин, работающий человек, на один день по четыре копейки едва может тем доволен быть».
Выпускники преподнесли ему однажды трогательный адрес:
«Каждому слава своя, Николай, воздается,
Но ты на вершине,
Ибо в груди твоей есть светлая эта душа!»
Доктор действительно был человеком добрым и отзывчивым. Но его все равно называли Быдловым.
* * *
В 1721 году госпиталь, будучи деревянным, полностью выгорел. Бидлоо обращается к Петру с просьбой дать денег на постройку каменного здания. «Давать и строить», – велел Петр Алексеевич.
В 1722 году доктор действует уже как архитектор, по распоряжению того же Петра Первого реконструирует усадьбу Головиных, а заодно и проектирует при ней роскошный сад с прудами и фонтанами.
А в 1724 году здоровье Петра Первого сильно ухудшилось. Его лейб-медик (эта должность уже стала актуальной) Лаврентий Лаврентьевич Блюментрост вызвал Николая Ламбертовича на консилиум. Петр и Бидлоо снова, после двадцатилетнего перерыва общаются как врач и пациент. Но, увы, поделать ничего нельзя, в начале 1725 года император умирает.
А через десять лет уходит в мир иной и Николай Ламбертович. Его похоронили на Немецком кладбище, могила, к сожалению, утрачена.
Доктор до самой смерти возглавлял «гошпиталь для лечения болящих». Интриг он никаких не плел и, соответственно, опалы (в отличие от того же Меншикова) избежал. Последующим императорам (а их за десять лет сменилось трое) не было никакого смысла снимать с должности высококлассного специалиста.
Госпиталь, созданный Бидлоо, существует и сегодня. Это Главный военный клинический госпиталь имени Н.Н.Бурденко, одна из лучших лечебниц страны. В честь него названы Госпитальная улица, Госпитальная площадь, а также вал, набережная, переулок и мост.
