В тюрьмах, ссылках и гонениях было не до актуальных для нас вопросов – от чего такого продуктового отказаться Великим постом. Неволей лишенных всякого своеволия в житейском, что для людей становилось главным, выходило на первый план в особом, выделенном Церковью времени для подготовки к встрече с Христом воскресшим?
«Ничем не спасешься, что снаружи тебя, а только тишиной и миром ко всем в своей душе»
Священноисповедник Севастиан Карагандинский (1884–1966, память 19 апреля) во время последнего в своей жизни Великого поста тяжело страдал от болезни и готовился к кончине. Он с уважением и благодарностью относился к медикам, выполнял все их рекомендации.
На богослужение его несли на носилках, предварительно сделав обезболивающий укол.
Врачи, занимавшиеся лечением отца Севастиана, отмечали, что он был самым исполнительным, терпеливым и ласковым пациентом, с которым они встречались в своей жизни. А батюшка о медиках говорил: «Кто в больнице работает, это спасительно, это доброе дело – за людьми ходить». А еще бывало, что отец Севастиан «ставил диагнозы». Своему лечащему врачу Ольге Федоровне он говорил: «Осмотрите, пожалуйста, больного. Я думаю, что у него такое-то заболевание». Предполагаемый диагноз оказывался верным.
В субботу Страстной седмицы 9 апреля 1966 года после окончания литургии отец Севастиан, прощаясь с народом, поздравил всех с наступающим праздником и сказал:
«Ухожу от вас. Ухожу из земной жизни. Пришло мое время расстаться с вами. Я обещал проститься и вот исполняю свое обещание. Прошу вас всех об одном: живите в мире. Мир и любовь – это самое главное. Если будете иметь это между собою, то всегда будете иметь в душе радость.
Мы сейчас ожидаем наступления Светлой заутрени, наступления праздника Пасхи – спасения души для вечной радости. А как можно достичь ее? Только миром, любовью, искренней, сердечной молитвой. Ничем не спасешься, что снаружи тебя, а только тем, чего достигнешь внутри души своей и в сердце – мирную тишину и любовь.
Чтобы взгляд ваш никогда ни на кого не был косым. Прямо смотрите, с готовностью на всякий добрый ответ, на добрый поступок. Последней просьбой своей прошу вас об этом. И еще прошу – простите меня…»
Уже перед самой смертью отец Севастиан отмечал в разговоре с лечащим врачом: «Трудно мне и слово вымолвить, а сказать вам хочу. Вот язык не ворочается, сухо все во рту, все болит. Иголкой точки не найти, где не болело бы. Ноги уже не держат меня, во всем теле такая слабость, даже веки трудно поднять. А голова ясная, чистая, мысль течет четко, глубоко и спокойно. Чтобы сознание затемнялось или изменялось – нет.
Лежу и думаю: значит, мысль от тела не зависит. И мозг – тело.
В моем теле уже не было бы сил для мысли. Мысли из души идут. Теперь это понятно стало.
Вот, слава Господу, насилу сказал вам это».
«Дайте время для молитвы»
Священномученика Константина Жданова (1875–1919, память 29 апреля) арестовали во время Великого поста. Арестованных надолго не задерживали, почти сразу расстреливали. Ночью заключенных пытали.
Когда отца Константина вели вместе с другими заключенными на расстрел, один батюшка, отец Михаил, шедший рядом, шепнул ему, что хочет бежать, и предложил бежать вместе.
Отец Константин отказался: «Что Бог пошлет, то и буду терпеть». Отец Михаил, улучив минуту, когда конвоиры отвлеклись, сумел спрятаться в кустах. Он стал невольным свидетелем мученической кончины отца Константина. Каратели приказали отцу Константину выкопать для себя яму, а потом столкнули в нее священника и спросили:
– Какое твое последнее желание?
– Дайте мне немного времени для молитвы…
Его желание было исполнено. Отец Константин молился Господу с болью, но с надеждой. Далее – удары лопатой по голове, а потом каратели забросали отца Константина землей. Когда они ушли, прихожане совершили погребение своего любимого батюшки.
Зло полезное и вредное
В 1933 году власти закрыли Петропавловский храм в местечке Узда Минского района Белоруссии, где служил священноисповедник Михаил Новицкий (1889–1935, память 30 апреля). Священник продолжил служить в церковной сторожке, где и жил.
В 1935 году во время Великого поста к отцу Михаилу пришел неизвестный и стал требовать, чтобы священник отдал ему церковные ценности. Ничего не найдя, грабитель избил батюшку и скрылся. После побоев отец Михаил с каждым днем чувствовал себя все хуже. На Страстной седмице, служа тяжело больным, он часто присаживался. В эти великие дни страдавший от болей батюшка рассуждал на тему зла, которое в те тяжелые времена повергало в отчаяние многих верующих людей:
«То, что мы называем злом, имеет два смысла. Есть зло действительное: подлость, корысть, эгоизм, зависть, блуд, воровство и прочее. Но люди называют злом и голод, и смерть, и болезнь, и бедность и тому подобное; однако все это не может быть злом в истинном смысле слова.
Врач считается искусным не только тогда, когда предлагает больному ехать в прекрасный санаторий, дышать морским воздухом, много отдыхать, но и тогда, когда заставляет его посидеть на диете, отказаться от вина, когда приковывает к постели и дом делает темницею, лишает больного самого света и закрывает комнаты со всех сторон завесами, когда подвергает его и страданиям, и режет его тело на операции, предписывает горькие лекарства, – и тогда он тот же врач.
Поэтому не странно ли того, кто причиняет столько неприятностей, называть искусным врачом и одобрять, а Бога, если Он посылает болезнь, лишения, – хулить и не признавать?
Не будем роптать на Бога за то, что Он посылает нам разные испытания. Нужно терпеливо переносить их. Не нужно смущаться и тем, что, на первый взгляд, как будто бы нет здесь, на земле, соответствия между поведением человека и его судьбою, а тем более делать отсюда выводы, что нет Бога.
Вот кого мне ужасно жаль…
Священномученик Сергий Сребрянский (1870–1948, память 5 апреля), служа на фронте во время Русско-японской войны написал «Дневник полкового священника, служащего на Дальнем Востоке». Во время Великого поста 1905 года отец Сергий записал:
«Вот кого мне ужасно жаль здесь, это женщин и детей. Сердце разрывается, когда по приходе войска на ночлег очищают фанзы под постой. Обыкновенно одну-две фанзы оставляют незанятыми, и вот туда со всей деревни сходятся «бабушки» (японки. – Ред.). Идут целой толпой, глаза опустивши в землю; в правой руке палка, без помощи которой на своих изуродованных миниатюрных ножках они рискуют упасть. На руках маленькие дети, прижавшись крепко к материнской груди, испуганно смотрят на пришельцев; за рубаху держатся еще двое-трое малышей и большею частью неистово ревут.
Смотря на эту картину, всегда вспоминаю, как во время моего раннего детства в нашем селе случился страшный пожар и я, уцепившись за юбку мамаши, всюду бегал за ней и ужасно кричал, озираясь на зловещее пламя и испытывая невыразимый страх.
И вот теперь я вижу то же, только страх этот внушает не пожар, а мы. От подобного сознания я стремительно бегу в отведенную фанзу, чтобы скорее замкнуться, не видеть. Но, конечно, нужно же и солдатам теплое помещение. Закон войны!..»
<…> Перед молебном, приглашая казаков поусерднее помолиться, я сказал небольшую проповедь о том, что святой Алексий, человек Божий, принявши на себя послушание служить только Христу, на этом поприще благодаря своей вере и молитве смиренно претерпел тяжкие труды, страдания и лишения. Вы тоже второй уже год, верные своему долгу, переносите здесь великие лишения, раны и болезни.
Много нужно вам силы, чтобы смиренно все это перенести, перетерпеть до конца, и вот здесь-то пример жизни и помощь святого Алексия вам необходимы. Верьте, что он видит, знает вашу жизнь, слышит ваши молитвы и всегда ходатайствует за вас пред Господом. Молитесь же усерднее святому Алексию, и вы сподобитесь его великой помощи».
<…> В 8 часов утра на святой литургии приобщал триста человек. Устал страшно, так что завтра думаю один день отдохнуть. А как рады мы были, что удалось отслужить святую литургию в Благовещение! Хотя в один из великих праздников помолились в церкви».
Одна добрая мысль ведет за собой другую
Священномученик Фаддей (Успенский), архиепископ Тверской (1872–1937, память 31 декабря) во время Великого поста напоминал, как довести начатое дело до конца:
«Человеку так свойственно начать какое-либо дело, труд, подвиг с воодушевлением, усердием, но потом ослабеть, забыть, бросить начатое. Так бывает постоянно и с подвигом поста. Человек на краткое время умилится, осудит свои прежние дела, вступит на путь жизни, указываемый совестью, Евангелием Христовым; он становится внимательнее к каждому предостережению совести и сравнительно легко на первых порах отбрасывает от себя прежние соблазны.
Однако это бывает обыкновенно так недолго. Сначала ослабевает прежняя внимательность, и человек уже не слышит многих внушений совести, затем, когда ослабевает внимание, теряется постепенно и запас духовной силы, который человек накопил чрез духовное упражнение в подвиге поста, человек весь расслабевает духовно и уже не в силах подняться и идти по начатому им пути…
Как же нужно нам возноситься чаще на небо хотя мыслями, хотя пламенными желаниями сердца, томлением его по небу, откуда человек ниспал, плачем по потерянному раю!
Одна святая мысль ведет за собою другую, и накопляется множество их, и душа, ими наполненная, легко, неудержимо будет стремиться на небесную высоту, тем более что идущим к Себе Господь подает непрестанную помощь».
Кругом непроходимые болота
Священноисповедник Виктор (Островидов), епископ Глазовский (1875–1934, память 2 мая) отбывал ссылку в Нарымском крае в маленькой деревеньке Вятке, расположенной среди болот. Во время Великого поста в 1924 году он писал своим друзьям о том, в каких условиях оказался:
«Мы живем милостию Божией и любовию всех вас хорошо. Ловили рыбу, а теперь помогаем больным, которых немного, так как и село-то наше маленькое – всего 14 дворов.
Почта за 60 верст, и один не пойдешь – медведи в тайге, да и не пройдешь пешком, а надо на лодке. А зимой на лошадях четыреста верст.
Но есть люди, которых угнали еще дальше: один священник ехал 32 дня на лодке до Колпашева, нашего главного села. Туда и почта уж не ходит, а у нас еще хорошо, слава Богу. Божественную службу совершаем дома, а когда молимся, то и всех вас сердечно вспоминаем. Живите со Христом. Поминайте меня в молитвах ваших. Любящий вас всех епископ Виктор».
Сделал добро – брось его в воду
К священномученику Владимиру Пиксанову (1872–1918, память 2 апреля) во время Великого поста пришли каратели. Отец Владимир накормил их горячим ужином. Он знал, что в скором времени они могут его расстрелять, но доброе сердце священника не могло оставить их голодными и не обогреть.
Мучители от ужина не отказались, а потом сначала жестоко избили хлебосольного хозяина, а после вывели на двор и расстреляли. Отец Владимир только и успел сказать: «Господи, прими душу мою!» Да ведь главное-то уже было сказано.
При подготовке статьи были использованы источники:
- Владикавказские Епархиальные Ведомости. 1917. № 15. С. 189–194.
- Живой воды неиссякаемый источник. Карагандинский старец прп. Севастиан. 5-е изд., доп., Королева В.В., Москва: Паломник, 2016. – 336 с.
- Игумен Дамаскин (Орловский). Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века. Апрель. Тверь: Булат, 2006. – 320 с.
- Протоиерей Митрофан Сребрянский. Дневник полкового священника 1904–1906 гг. Из времен Русско-японской войны. М.: Благовест. 2023 – 560 с.
