Солженицын – писатель с мировой славой, обладающий мировым влиянием до сих пор. Но, кажется, с ним произошло то, что происходит со всеми классиками, про которых знают, которых почитают, но уже редко берутся всерьез читать и уж тем более анализировать, чего же именно они своим творчеством хотели сказать.
Приведу курьезный пример: в фильме сестер Вачовски «Облачный атлас» в далеком будущем борцы за личную свободу и либеральные ценности основывают свои убеждения на учении русского писателя Солженицына, что абсурдно, потому что Солженицын вовсе не за то боролся.
Но нас, конечно, интересуют наши внутренние дела. Александр Солженицын – писатель, который, несомненно, много значил для литературы и для нации. Но одновременно никто не может сказать, что его слава и его влияние бесспорны; причем именно на родине, кажется, более всего сомнений, и даже возникают вопросы, имеют его произведения только историческое значение или все-таки вневременное?
Да и сама избранная им тема – жизнь человека в эпоху сталинских репрессий – вызывает у многих раздражение: а не подорвал ли он этим величие страны?!
Интернет полон статей «Солженицын – великий предатель родины», «Высказывания великих людей о Солженицыне» (высказывания сплошь негативные, взятые из обличительных писем начала 1970-х годов. Не все люди там истинно «великие», но ремарка «Столько уважаемых личностей не могли ошибаться» присутствует).
Из лагеря «патриотов», «государственников» и сталинистов ему прилетает за антисталинизм, за критику коммунизма и даже за вклад в развал СССР. Эти люди возмущены тем, что «Один день Ивана Денисовича» входит в школьную программу, а возможности исключить «клеветническое» произведение из школьной программы у них нет.
Но критиковали Солженицына и те, кто, казалось бы, стояли на одной с ним стороне: В.Шаламов, В.Войнович. Их смущала двойственность великого писателя – проповедуемое бескорыстие, жертвенность, пренебрежение к славе и очевидная забота об успехе, о тиражах, мелочное самолюбие и постоянное стремление ответить каждому, кто не проявлял должного восторга и почтения к его писательскому гению.
Но, в конце концов, о творчестве писателя судят не по его бытовому поведению (а даже и политическому), а по произведениям.
Да, последние годы были неудачные в творческом отношении; ничего нового Солженицын не сказал и ничего способного пленить мир не написал. Все великие произведения, обеспечившие ему место в литературе, написаны в ранние годы, до преследований, до изгнания из СССР, даже до публикации «Одного дня Ивана Денисовича».
А потом, после пришествия всемирной славы, даже после возвращения в Россию, в которое он всегда верил, почему-то великие произведения кончились.
«Ивана Денисовича» включили в школьную программу, писателя посетил Путин, филолог Сараскина написала и успела опубликовать биографию еще при жизни. Все приметы «живого классика», чтимого, но уже не читаемого, были налицо.
Но так бывает, и нередко, что человек написал все свое самое лучшее и значительное сразу; стремительно вошел в литературу и именно этим ранним в ней остался; бывает ведь, что и всего одним произведением. От того, что потом ничего столь же великого не было написано, ценность ранних произведений не снижается.
Солженицын не перестает быть великим писателем, национальным классиком, произведения которого надо читать и знать. Тем более, что писал он о самом болезненном периоде во всей национальной истории, который для него был его собственной жизнью, от которого он не мог отвернуться или начать рассуждать, нравственно или безнравственно говорить об этом, забыть или не забывать (в отличие от его сегодняшних патриотически настроенных критиков, которые ничего подобного не пережили, но уверены, что могут принимать решение по этим вопросам).
Возможно, у всех народов есть писатели, которые льстят национальному читательскому самолюбию, рассказывая если и не сплошь о лучших качествах народа, то, по крайней мере, даже о недостатках повествуя так, что читать приятно (вот как роман «Война и мир» – мы все очень любим это национальное зеркало).
Эти писатели не обязательно не правы (и уж тем более не льстецы) – во всяком человеке и во всяком народе есть много хорошего. Но их обычно любят больше, читают охотнее и охотнее именно их признают главными национальными гениями, а вовсе не других, которые в глаза говорят читателям неприятную правду.
Это уже не просто зеркало, поставленное перед национальными глазами, но зеркало, показывающее самую неприглядную национальную сторону, то, что хочется спрятать не то что от посторонних глаз, а из собственной памяти изъять.
И тут вопрос: а чего именно люди не хотят о себе знать и почему? И как это связано с национальными особенностями и отличиями? В случае с Солженицыным на сегодня есть ответ.
Это его мысль, высказанная в статье «Как нам обустроить Россию»: Россия жестоко проиграла ХХ век.
Это правда, но эта правда не может сегодня прийтись ко двору, хотя бы потому, что два первых десятилетия XXI века ничего не дали для компенсации жестокого проигрыша; напротив, ситуация усугубилась.
Все патриотические лозунги, все «Спасибо деду за победу», бесконечные упоминания Гагарина и победы в Великой отечественной войне (не во Второй мировой) – это как раз попытки заглушить страшную правду и не дать сообразить, что за пятьдесят семь лет, прошедших с полета Гагарина, можно было бы добиться чего-то еще конструктивного и способного восхитить и покорить весь остальной мир.
Но, разумеется, узнав о себе много страшной правды, хочется уже и вздохнуть, и узнать, а написал ли писатель еще чего-нибудь кроме этой самой правды, чтобы мы могли почитать на досуге, не ужасаясь, и чтобы у нас не было сомнений, что он действительно великий, а не имеющий сугубо историческое значение.
Дело не в том, прав Солженицын или не прав, что ненавидел советскую власть, критиковал ее всеми силами, пытался вернуть людям (своим читателям) воспоминания о былом человеческом достоинстве, утраченном за годы советской власти вместе с успехами первых пятилеток.
Солженицын, безусловно, один из правдоискателей и морализаторов – в этом смысле он полностью соответствует традиции великой русской литературы, которая без нравственных поисков просто не существует, вне зависимости от того, должно или не должно произведение искусства содержать мораль.
Но любим-то мы его не за мораль. Если почитать воспоминания про то, как появился в читательской жизни «Один день Ивана Денисовича», то все рассказы начинаются с того, как завораживали буквально первые строки.
«В пять часов утра, как всегда, пробило подъем – молотком об рельс у штабного баккара. Прерываемый звон слабо прошел сквозь стекла, намерзшие в два пальца, и скоро затих: холодно было, и надзирателю неохота было долго рукой махать».
Не скажу, что это самое знаменитое описание мороза в русской литературе, но это точно самое знаменитое вползание холодного ужаса, от которого не спрятаться, в твою жизнь. Это рассказ о том, о чем до Солженицына говорить либо боялись, либо пытались, но безуспешно.
Солженицын сумел рассказать правду, но при этом так, чтобы было в этой правде нечто просветляющее и дающее надежду.
Это традиционный для русской литературы рассказ о претерпленных страданиях и испытаниях как источнике опыта и духовного преображения.
И включение его в школьную программу совершенно закономерно: дети читают национального классика, и одновременно узнают об ужасах лагерей в такой форме, которая не вызывает у них беспросветного ужаса и отторжения и не перебивает желания узнать еще-то либо.
А ждут их «Архипелаг ГУЛАГ» – вне зависимости от того, ошибся Солженицын в цифрах или не ошибся – и великие романы «В круге первом» и «Раковый корпус». И читать эти романы просто приятно и интересно, несмотря на болезненность темы, потому что Солженицын из тех удивительных авторов, которые не описывают предмет, а как бы ставят его перед глазами читателя.
Ты читаешь и видишь и горелый валенок Ивана Денисовича, и тяжелые скатерти и хрустали прокурорши Макарыгиной. Почему-то быт у Солженицына особенно уютный, где бы он ни был налажен – в бараке или в московской квартире. Но такое впечатление, что нынешние критики Солженицына не спешат его читать.
Так вот: еще не так много времени прошло с момента его смерти; он все еще наш современник. Считается, что современники чаще ошибаются в оценке национальных гениев, а потомки всегда правы.
Продолжающиеся вокруг Солженицына, его личности, его взглядов, его характера и даже степени его одаренности споры – это как раз проявления недостаточной способности современников определиться, каковы масштабы явления, с которым они имели дело.
И да – великие писатели бывают всякие. Вот он такой. Таким мы должны его принять. Мы современники, мы еще сомневаемся. Но у русских столько великих писателей, что пора бы привыкнуть: великий писатель-современник не исключение из правил, а повседневность.
