Как понять, когда нужно дать удочку, а когда рыбу: опыт волонтера

Сюрпризы вольной жизни

Среди тех ребят, к кому я раньше ездила в ПНИ, в самостоятельную жизнь выпустились десять человек. Чтобы оказаться «на воле», им пришлось пройти долгие процедуры признания дееспособности: суды, медицинские осмотры, экзамены «на способность к самообслуживанию» и прочее. Оказавшись, наконец, свободными, большинство ребят переехало в собственные квартиры, полученные от государства, с кругленькой суммой денег в кармане, накопленных с пенсии за время пребывания в ПНИ. Казалось бы, отличное начало.

Тут-то обычно и начинается самое интересное.

У большинства вдруг объявляются родственники: дальние и близкие, реальные и не очень. К кому-то является «мама», внезапно ощутившая раскаяние; кого-то «тетя» заманивает домашними пирожками и обещанием семейного уюта; у кого-то возникают пылкие «возлюбленные», предлагающие немедленную свадьбу.

Ошарашенные таким внезапным вниманием ребята купаются в лучах «любви», затем следует прозрение, порой, слишком позднее.

Девятнадцатилетний Вовка почти год скитался по улицам и ночевал в подъездах после того, как «родственники» уговорили его переписать на них квартиру.

Двадцатидвухлетняя Света потратила почти все свои пенсионные сбережения на крупные подарки новой «матери».

Тридцатилетний Коля сел нетрезвым за руль, влетел в столб – и в огромные долги. Думал наложить на себя руки.

Этой весной тридцатилетнего Сашу нашли дома мертвым – он прожил на свободе меньше восьми лет. Жил одиноко; тело пролежало на полу неделю, прежде чем его обнаружили. Оказалось, что Саша тихо спивался за закрытыми дверями своей самостоятельной жизни, подбирал объедки из помойки, доедал корм за дворовыми кошками. Сашу даже некому было похоронить.

Эти истории можно продолжать бесконечно: очевидно, что никакие, даже самые сложные экзамены на дееспособность не сравнятся с сюрпризами реальной жизни.

Да, можно хотеть и не смочь

Как много мы бились над тем, чтобы тут помочь: покупали для ребят дистанционные курсы, устраивали на работу и учебу, привозили умные книги, проводили воспитательные беседы, оплачивали психотерапевтов и реабилитологов. Пытались «дать им удочку». Но почти всегда результат оказывается один и тот же: ребята пытаются – но не могут.

Людям со стороны, да порой и самим волонтерам, это трудно бывает понять. Если у человека не диагностирована умственная отсталость, если он умеет читать и писать сообщения в «Вконтакте», а дистанционный курс по ведению соцсетей пройти не может – логично решить, что он «просто не хочет».

Казалось бы, чего сложного каждый день говорить по «Скайпу» с бесплатным психологом? Почему бы не прочитать привезенные книги по «инвестированию для чайников», пока еще не вся пенсия разбазарена на чипсы и пиво? Но нет, все не так просто.

Навыки обучения, как и навыки самостоятельной жизни, заботы о себе формируются в детстве. Мы берем пример с родителей, повторяем за ними, неосознанно впитываем образцы поведения в разных ситуациях – как с нами, так и с самими собой. Мама и папа учат нас учиться, водят на кружки, оплачивают репетиторов – потому что наше будущее волнует их.

И если даже в благополучных семьях родителям порой бывает не под силу добиться от детей желаемого рвения к учебе, то чего ждать от детского дома, а тем более от ПНИ?

Даже самый добросовестный педагог не способен вложить в травмированных детей идеальное стремление к самосовершенствованию. Вспомнить хотя бы пресловутую пирамиду Маслоу: интерес к личностному развитию обычно просыпается у тех, чьи базовые потребности удовлетворены. Прибавить к этому тонну бумаг, которую приходится заполнять сотрудникам детдомов, и ту степень контроля, которой ограничен каждый их шаг, – и можно не требовать грандиозных педагогических результатов.

В итоге – чаще всего не со зла и не от небрежности, а в силу обстоятельств – ребята выпускаются из детдома с элементарными навыками: чтения по необходимости и полуграмотного письма. И на том спасибо: о финансовой или юридической грамотности и говорить нечего, а тем более о дистанционных обучающих курсах, требующих серьезной самодисциплины.

Часто мы не осознаем, что, пытаясь дать удочку, а не рыбу, – мы требуем от людей слишком много. Некоторые раны уже неизлечимы. Не все способны стать Абрамовичами, и, на мой взгляд, было бы жестоко задирать планку, ориентируясь на исключения вроде него.

Думаю, что тем, у кого не было базы в виде позитивного родительского примера – нужно больше прощать, на многое делать скидку. В конце концов, любой ребенок научается правильно заботиться о себе, только напитавшись заботой о нем старших.

Почему мы даем себя использовать

Еще я поняла важную вещь: часто в корне нашей «жалости» лежит гордыня. Когда мы хотим давать и давать без конца, служить беззаветно и безропотно, закрывая глаза на то, что нас попросту используют – на самом деле мы можем быть движимы стремлением доказать свое превосходство, а не поддержать другого в беде.

В глубине души мы хотим подчеркнуть, насколько сами хороши и добры, мы мечтаем, что кто-нибудь (например, Бог) это заметил и оценил. То есть на самом деле в этот момент мы заняты собой, а вовсе не тем человеком, которому помогаем.

Вот почему некоторым из нас проще накормить голодного рыбой, а не подарить ему удочку: такой подход быстрее и легче позволяет почувствовать себя хорошим. Но и стремление научить всех рыбачить часто таит не меньшую гордыню: мол, если я могу, то могут и другие, а кто не может – тот просто лентяй и потребитель.

Не впадать в жалостность и гордыню мне помогают живые, человеческие отношения с теми, о ком я пытаюсь заботиться. Ведь отношения – это всегда взаимообмен.

Я учусь не только отдавать, но и принимать, а мои друзья – не только принимать, но и отдавать. Когда этот баланс нарушается, наступает выгорание, злость, взаимное осуждение…

Кажется, что все, что ты делаешь для других – бесполезно и безрезультатно. А значит, правильно помогать – это тоже навык, который нужно тренировать. И, порой, даря другим рыбу, на самом деле мы дарим удочку самим себе.