Брат и сестра
В Петербурге на улице Воскова (бывшей Большой Белозерской) стоит здание музыкально-педагогического колледжа. На стене со стороны сквера – икона и надпись: «На этом месте было явление Богородицы в 1890 году».
В конце 19 века здесь стоял старый деревянный дом, в котором жили брат и сестра Грачевы. Оказались они там после внезапной смерти родителей, в 1886 году, когда Екатерине было 20, а Николаю 9 лет. Старшей сестре пришлось продать родительский дом, все ценности, «ликвидировать свою жизнь богатой барышни», как писала она в воспоминаниях, и снять маленькую комнату с кухней.
Ее младший брат и крестник Николай, долгожданный и вымоленный всей семьей ребенок, с рождения был очень слаб здоровьем. Ходить Коля начал только в 5 лет, но интеллектуально был полностью сохранен.
После смерти родителей Катя прежде всего переживала о том, как она сможет дать брату образование. Она еще не знала, что учиться ему не придется.
Несколько лет прошли в поисках врачей и лечения, аллопатия и гомеопатия, консультации у всех известных светил, и в конце концов приговор: никакой надежды нет, это эпилепсия, больного ожидает полный паралич и скорая смерть.
И даже праведный Иоанн Кронштадтский ничем не утешил: «Разве вы не читали, возьми крест твой?» и добавил: «Только не ропщи».
Катя и Коля не роптали. Однажды, когда они ехали в поезде к очередному врачу, дама, оказавшаяся с ними в одном купе, увидела эпилептический приступ Николая и стала восклицать: «И за что такое страдания, где справедливость», и больной подросток начал ее успокаивать. «Да будет воля Божия, слава Богу, прошло, легче стало», – были его обычные слова после припадка.
Вместо смерти – чудо
Осенью 1890 года Николая парализовало. Старшая сестра, четыре года молившаяся о его исцелении, стала молиться о скорой смерти, об избавлении от страданий.
Николай перестал есть, эпилептические припадки происходили постоянно, облегчить их было невозможно.
После одного очень тяжелого припадка, когда брат лежал обессиленный, а сестра ждала его смерти, случилось чудо. Так напишет потом о нем со слов брата Екатерина: «Вдруг вся комната осветилась, такого света он больше никогда не видал, а как художник, он прекрасно различал оттенки. То был не электрический и не солнечный свет. Первое впечатление было страх: «Пожар, как я спасусь?!».
Значит, это было видение, а не сон (о чем потом так много говорили). Он слышит тихий голос: «Николай!». Перед ним Сама Царица Небесная, с приподнятыми руками и в таком одеянии, как на иконе «Всех скорбящих Радость» (с монетами). […] Матерь Божия тихо сказала: «Поезжай в часовню, где упали монеты, шестого числа ты исцелишься, но ранее никому не говори».
Что испытал в эту минуту мой брат? На мои неоднократные вопросы он отвечал: «Не могу сказать, слов таких нет». Медленно бледнея, видение исчезло, но свет оставался еще довольно долго».
Утром Коля стал просить отвезти его в часовню. Катя отнеслась к этой просьбе как к последней, предсмертной. С трудом одев неподвижного брата, наняла извозчика, еле-еле добрались они до церкви. А когда в храме случился очередной припадок, она думала только о том, что делать, если брат сейчас умрет, его же не дадут отвезти домой. И представляла хлопоты с полицией, вскрытие, объяснения с родными.
Во время молебна кто-то из прихожан поднял Николая и приложил к иконе. Не зная, что юноша парализован, поставил его на ноги. Сестра поспешила схватить, удержать брата, а он стоял на ногах и крестился.
Катя сначала не поняла, что происходит. Ждала, что брат упадет и снова издаст страшный крик. Но этого не происходило. Николай пошел по храму, ставил свечи, а когда вернулись домой, впервые в жизни пробежал по двору. Соседи сбежались на них посмотреть, плакали навзрыд, не могли поверить.
Впоследствии многие объясняли такое чудо гипнозом и самовнушением, но факт исцеления был документально признан, целая комиссия по указанию обер-прокурора Священного Синода К.П. Победоносцева занималась расследованием этого случая.
Через несколько лет после исцеления Николай стал иеромонахом. Он служил в той самой церкви, построенной на месте явления ему Божией Матери. Умер в 1918 году.
У Екатерины тоже началась новая жизнь. Почти 40 лет она посвятила работе с психически больными детьми и эпилептикам.
Дети без игрушек
Самое страшное в жизни родителей детей-инвалидов – видеть страдания ребенка и не иметь возможности помочь. Катя это испытала на себе. Даже за деньги в то время невозможно было помочь ее страдающему брату.
«Что же должны испытывать бедняки, имеющие таких детей», – писала она в дневнике. Екатерина вступила в благотворительную организацию Императорское человеколюбивое общество, «ходила по бедным», во время обходов нуждающихся семей она и нашла своих первых воспитанниц.
Самая первая, Таня. Пьяная мать ударила ее, девочка разбила голову о чугун и стала «совсем глупая». Шура – слепоглухонемая, не умела есть в 7 лет. Иня – не могла сидеть, руки и ноги сведены, постоянные подергивания, мать использовала ее для сбора милостыни. А Мотю держали на привязи под столом, там же и кормили. Гиперактивный Миша, его привела полиция, он забрался в чужую квартиру, все хватал, не отвечал на вопросы, только «прыгал, вертелся и хохотал».
Ни в какие больницы и приюты таких детей не брали. С помощью архимандрита Игнатия, настоятеля Свято-Троицкой пустыни, Екатерине удалось открыть приют для эпилептиков и психически больных детей. Архимандрит Игнатий дал средства на открытие приюта в том самом доме, где жили Грачевы. Началось все с одной комнаты, постепенно выкупили все здание, а через несколько лет построили новое.
Екатерина рассказывает в дневнике, как ждала открытия приюта. Выбирала обои, занавески, мебель. Купила и полку для игрушек. «Идиоты игрушек не понимают, это лишнее», – уверяли ее знакомые. «Я с этим не согласна: как могут быть дети без игрушек?» – возмущается она.
Даже врача сначала при приюте не было, так как, по мнению большинства, считалось, что «идиотов не лечат».
Только через год существования приюта удалось найти врачей, которые регулярно навещали детей.
Приют рос, стало больше детей, появлялись новые жертвователи.
Главным мерилом своей работы Грачева считала настроение детей. Вспоминала, как один профессор ей сказал, что ни в одном самом прекрасном учреждении он не видел таких веселых детей, как в ее приюте.
Это и была самая высшая похвала. «Они веселые и довольные – все хорошо. Если раздражены – надо узнать причину и немедленно изменить то, что их раздражает».
Особенно начальницу волновали занятия. Чем и как заниматься с такими детьми – не знал никто. Игрушки они быстро ломали, бумагу рвали, краски ели. Пришлось тете Кате (так называли ее воспитанники) самой готовить для них игры. Покупала готовые, по ночам переделывала их: рисунки делала крупнее и легче. Сама придумывала пособия. «Горьким опытом я убедилась (много денег даром потратила), что все то, что продается в изящных коробочках, красиво разложенное, не годится моим деткам: материала мало, рисунки слишком трудны», – писала Грачева в воспоминаниях.
Возила детей кататься в повозке, «чтобы дать им смену впечатлений и разбудить их спящий мозг». Учила играть в мяч. Но даже няни, работавшие в приюте, не верили, что есть смысл в занятиях, и говорили: «Ваши дети только портят все и дерутся». Но Екатерина была убеждена: «Это особые дети, надо за ними тщательно наблюдать и кому нужно – постоянно давать занятия».
Удалось ввести в приюте регулярные занятия. Через несколько месяцев, на экзамене, устроенном для попечителей, дети охотно показывали свои тетрадки. Знания их были невелики, лучшая ученица могла писать и читать легкие слова по слогам, многие считали только до 5, но было совершенно очевидно, что дети учиться могут. Правда, школ для них в России не существовало.
Беседы с сестрами-нянями
Сложно было найти не только врачей и учителей, но и нянь. Однажды Екатерина вернулась вечером в приют и увидела, как дежурная няня бросила детей одних и спит поперек кровати. Няни постоянно менялись. Мало кому из них можно было доверить уход за тяжелыми инвалидами.
Из дневника Екатерины: «Один опытный человек мне сказал: Сестры милосердия не вполне подходят для вашего дела: они любят ухаживать за такими больными, которые поправляются, видеть плоды своих трудов, а у вас неизлечимо больные, да и работа грязная, много неопрятных». Он же и посоветовал обратиться в монастыри: пора монашество привлечь к деятельной любви.
Скоро из монастыря в Вышнем Волочке приехало 8 послушниц. Это были деревенские девушки. В деревнях уход за детьми считался чем-то излишним, Грачевой пришлось убеждать своих помощниц в том, что присмотр за детьми необходим. Учить их работать с больными.
Для сестер Грачева составила целый курс лекций, писала его по ночам, во время дежурств в приюте. Это было первое в России руководство по работе с умственно отсталыми детьми и эпилептиками.
«Беседы с сестрами-нянями» – практическое пособие, оно знакомит сестер с особенностями больных детей и подробно рассказывает о том, как заниматься с ними.
Забудьте слово «наказание»
Начинает свои беседы Екатерина Грачева с утверждения: заниматься с такими детьми так же важно, как кормить и поить их. Работа с психическими больными и эпилептиками требует больше напряжения и внимания, чем с обычными детьми: необдуманно сказанное слово, громкий звук, могут раздражать их, вызывать припадки.
Она предупреждает сестер, что эти дети не лентяи: «За все 7 лет я встретила только 3 детей лентяев». В остальных случаях дети не могли сделать того, что от них требовали, из-за болезни или предчувствия припадка.
«Забудьте, сестры, слово «наказание», – обращается к няням Грачева. Это слово просто запрещается в приюте. Наказание только озлобляет. Чем больше хвалить больного ребенка, называть его «помощником, умницей», тем больше он будет стараться. И даже небольшой упрек приводит к тому, что ребенок теряется, озлобляется и повторяет «не хочу, не буду».
Как надевать чулки и когда играть в волка
Все пособие для нянь Грачевой – это бесконечное внимание к деталям. Как научить надевать чулки (сложно, но возможно, пусть на это уйдет две-три недели, зато сколько потом радости), какой температуры должна быть воды для умывания (больные дети очень мерзлые), не забудьте убрать во время мытья «вкусные» предметы – губку и мыло.
Особенно четко все изложено в главе о кормлении. Например, как накормить беспокойных детей и сделать так, чтобы перед едой их можно было перекрестить? Когда дети видят еду, они звереют и не могут перекреститься: значит, надо принести еду заранее и поставить ее так, чтобы дети не видели.
Как рассадить детей во время кормления: тех, кто ест руками, облизывает тарелки, не сажать рядом с теми, кто оставил эти дурные привычки. Эпилептиков надо сажать на низкие табуретки и за маленькие столики.
А чистота салфетки, которую повязывают во время еды, служит мерилом для определения внимательности и аккуратности сестры, кормившей ребенка.
Предусматривать надо любую мелочь. Например, садятся дети заниматься: все должно быть готово заранее, карандаши очинены с запасом. Иначе пока няня будет чинить карандаши, дети разбегутся. Нож перочинный на занятия брать нельзя.
Если выбирать игру, то так, чтобы не никого напугать. Например, после игры в волка дети просыпаются ночью с криками. Значит, перед сном надо играть в спокойные игры.
Нельзя быть скучной
«Знаю, сестры, знаю по опыту, как иногда бывает трудно казаться веселой: смеяться, когда готова расплакаться, но что делать, приходится переламывать себя. При детях вообще, а при больных тем более, нельзя быть скучной. Если будем скучные да задумчивые, то на детей тоску наведем и причиним им большой вред», – пишет Грачева. И учит сестер играть с детьми, помнить, что для ребенка игра – та же работа.
Учить же детей в первую очередь надо владеть руками и ногами, самостоятельно есть и одеваться, называть предметы.
Чем веселее проходит занятие, тем лучше. Только шутя и играя и обладая большим терпением можно выучить чему-то умственно отсталых детей.
Самое главное
А самое главное, чему их учила тетя Катя, – это молитва и Закон Божий. И тут психически больные дети бывали внимательнее и прилежнее здоровых.
Например, однажды, придя домой после литургии, дети рассказывали: «батюшка перепутал всю службу, начал всенощную, а потом маленькую обедню служил и вынес Чашу». Это была литургия Преждеосвященных Даров, и умственно отсталые дети прекрасно поняли, что чинопоследование не такое, как обычно.
«Не пугайте призреваемых рассказами о мытарствах души, об адских мучениях», – обращалась к няням Грачева. И запрещала разговоры о бесноватых, чтобы больные эпилепсией не посчитали себя одержимыми, не подумали бы, что им нельзя посещать храм Божий.
Детей в приюте никогда не вынуждали ходить в церковь. Во время службы разрешалось ходить по храму, если стоять тяжело. Благодаря такому отношению, шалостей в церкви не бывало, а уходили они из храма действительно по необходимости, если себя плохо чувствовали или устали.
«Я превратилась в рассказчика»
В начале XX века благодаря пожертвованиям благотворительного общества во имя Царицы Небесной деятельность приюта стала широкой. Открылись филиалы в Курске, Переславле, Вятке. Строились дачи для воспитанников в пригородах Петербурга и новое современное здание приюта на Большой Белозерской.
Сбылась давняя мечта Екатерины – она побывала в Швеции, Франции и Германии, посмотрела, как там работают с умственно отсталыми детьми. Издала несколько пособий. При приюте открылась диагностическая лаборатория, где изучали детей с отклонениями в развитии.
Деятельность приюта развивалась. Появились мастерские и свое хозяйство, коровы, куры, кролики. Дети плели корзины, занимались ручным трудом. Ставили спектакли, сами делали декорации.
Но заниматься с детьми в это время Грачевой почти не приходилось. Теперь ее основная деятельность стала просветительской, она постоянно рассказывает о больных детях, о необходимости занятий с умственно отсталыми. «Я превратилась в рассказчика, – жалуется она в дневнике и тут же удивляется, – как мало знают этих детей, какие странные вопросы мне задают!»
В 1910 году, в приюте на Белозерской возник конфликт между между сотрудниками, и Грачевой пришлось перейти работать в новый Мариинский приют на станции Удельной, в пригороде Петербурга.
Дайте посильный труд!
В новом приюте она сразу обратила внимание: все дети резко разделялись на две группы, одни могли трудиться, другие, такие же по умственному развитию, – ничего не делали. Потом она узнала из личных дел, что дети, способны трудиться, живут в приюте давно, в детстве с ними занимались. А дети из второй группы поступили позже, с ними никто не занимался, их просто хорошо кормили и «призревали». Это было наглядное доказательство, как необходимо психически больным воспитание и обучение.
После революции прислали руководить приютом старого революционера, из рабочих. Вся административная работа перешла к нему, а Грачева больше смогла заниматься воспитанием детей. Судя по дневнику, годы после революции прошли в неразберихе: приюты и детские дома постоянно переформировывали, детей переводили, «морально дефективных» беспризорников объединяли с умственно отсталыми, нравы и поведение психически больных от этого только портились.
Но приходится принимать новые правила игры: в ее детском доме теперь и стенгазеты, и пионервожатые, и собрания с протоколами.
На одном из таких собраний случился курьез: постановили расстрелять двух мальчиков, которые дразнили слабых. После долгих обсуждений выяснилось, что дети не понимали значения слова «расстрелять». А когда поняли, то рассердились и долго не хотели участвовать в собраниях.
Последняя запись в дневнике Грачевой сделана в 1932 году. Она пишет, что детский дом, в котором она работала, переходит в ведение Собеса. Ей страшно думать о том, что теперь детей будут только призревать. «Приучите их к работе, дайте им посильный труд и разумные развлечения, но не полную свободу, которая их губит», – этот призыв звучит как ее завещание.
Итог жизни Грачевой: 36 лет работы с больными детьми, 1888 воспитанников, из которых почти никто не поправился. Они и не должны были поправляться. «Ее детки» глубоко умственно отсталые, те, кто болен неизлечимо. И свою обязанность она видела в том, чтобы облегчать их страдания, а кого возможно, сделать работоспособными. В любое время и при любой власти.
