– Здравствуй, тебя как зовут? А меня Надя, – рыженькой остроносой девушке, которая пытливо смотрит на меня, можно дать и 18 лет, и 30. – Ты откуда к нам приехала? А у тебя конфеты есть?
Московские ПНИ уже несколько лет называются современно – «домами социального обслуживания». Ребята из первого корпуса дома социального обслуживания «Люблино» (по-старому, ПНИ №11) хорошо знают, как надо общаться с посторонними. Здороваются за руку, представляются по имени, даже если речь не очень внятная. Видно, что вести себя вежливо всех учили.
Кто-то, поздоровавшись, отходит в сторонку – обдумывать важное событие дня – новый человек пожал мне руку! Те, кто посмелее, остаются и очень быстро переходят к вопросу про конфеты. Или про обнимашки. Или просят в следующий раз обязательно привезти планшет с громкой игрой-стрелялкой.
Формально взрослые – всем есть 18, по сути, здешние постояльцы – вечные дети. Приходится напоминать, что сейчас литургия, в конце будет причастие, а вот потом сестры раздадут вкусное. Ребята послушно разворачиваются и уходят в сторону храма, но через три минуты кто-то выглядывает снова – проверить, а вдруг конфеты все-таки дают?
Домовый храм царевича Алексия – это большая комната с выгороженным алтарем прямо на первом этаже интернатского корпуса. На литургию ходят в основном молодые, вижу только двух пожилых женщин. Говорят, для старших обитателей интерната, не приученных с детства, церковная жизнь потребностью не стала. А молодых ребят много – кто-то стоит, кто-то сидит на скамьях, многих сестры привезли на колясках.
Ходячим сложно всю службу стоять на месте, они бродят туда-сюда, здороваются друг с другом, девушки примеряют платки. Сестры поют, батюшка исповедует очередь, выстроившуюся вдоль стены.
На молитве «Господи помилуй» картина особенно впечатляющая. Некоторые ребята почти все время раскачиваются – это частое движение человека с особенностями, которому тревожно (так работает его мозг) и который пытается себя успокоить. Но вместе со словами молитвы кажется, что весь храм бьет поклоны.
Позади всех, у западной стены стоит Ирина Александровна – старшая сестра милосердия, лучистая и строгая. Она умеет хорошо улыбаться, но и сразу понятно, что у нее не забалуешь.
Стоять позади всех удобно, отсюда можно заметить и Колю, который опять забеспокоился, и Любу, которая вытаскивает из коробки и повязывает уже третью косынку и никак не может определиться. В другом углу двое ребят не могут разойтись, потому что один из них поставил коляску на тормоз. Старшей все надо заметить и поправить, не отпуская прикорнувшую на плечо Надю, которая пришла обниматься.
«Жила я богато – теперь не буду»
В детстве Ирина хотела стать врачом. Но поступить в институт мечты ей помешало… чувство справедливости.
«Мы тогда встречались с молодым человеком, – вспоминает она. – Был уговор, что мы поженимся и дальше я буду учиться, а он – работать и поступит на заочное. И вот прихожу я на экзамен по химии в мединститут, беру билет, понимаю, что могу решить все задачки, но это… страшно несправедливо. То, что вот сейчас я пройду в институт, а мой муж будет работать, учиться вечерами и мучиться».
Ира посидела на экзамене, сдала чистый лист, да и ушла восвояси. А дома… поссорилась с женихом, который ей не поверил и сказал, что она просто провалила экзамен, а остальное придумала. После той ссоры влюбленные разошлись и увиделись вновь лишь через несколько лет. А Ирину родители быстро отправили поступать в кооперативный институт, где преподавал папа.
Так из несостоявшегося врача получился работник торговли. Особо не нравилось, но работала, потому что бабушка, которая воспитывала Ирочку до шести лет, пока родители оканчивали институты, говорила, что все, что делаешь, надо делать так, чтобы перед окружающими не было стыдно.
«Не могу сказать про себя, что я «хорошая девочка», – смеется Ирина Александровна. – Тихие отличницы в коммерции не приживаются, там нужно уметь постоять за себя. Тем более в руководстве».
Карьера Ирины быстро пошла в гору – сначала мама, работавшая в торговле, устроила дочку к себе. Ира вышла замуж, уехала с мужем из родного Ставрополя на Урал, и там ее взяли работать сразу в управление кооперации, где она занималась логистикой и оптовыми продажами.
В семье подрастали двое сыновей, и вроде карьера пошла, но тут девяностые – муж остался без работы. Семья вернулась в Ставрополь, где мама Ирины поднимала ее болевшего брата. Так что к двадцати семи Ирина оказалась единственной добытчицей на две семьи. Когда ты в семье кормилец, тут уж не до работы мечты. К концу своей карьеры в торговле Ирина Александровна была вице-президентом компании, фактически заместителем директора по коммерческой части огромной оптовой базы.
Профессию удалось сменить только в начале 2000-х. Ирина развелась с мужем и уехала из Ставрополя в Москву. Когда ее мама узнала, что дочь оставила престижную должность и стабильный заработок, год с дочерью не разговаривала.
«В Москве я пыталась было куда-то устроиться, – говорит Ирина Александровна, – но вы ж помните, что творилось в конце 1990-х – начале 2000-х.
Посмотрев на должности, на которые искали сотрудников, я очень быстро понимала, что там либо застрелят бандиты, либо посадит милиция».
В конце концов искать работу в торговле Ирина перестала: «Я так и сказала себе: жила я богато, теперь не буду».
На кого променяла сытую жизнь
Слушая пение хора, большинство необычных прихожан замирают. Сами не поют, но музыка на них действует – приостанавливается хождение, поднимаются головы, включаются глаза. Поскольку здешние обитатели в храме не стоят ровно, глядя на алтарь, я могу разглядеть лица.
Почему-то очень запоминаются глаза – наверное, из-за их привычки ловить взгляд каждого нового человека. В обычной жизни пристальный взгляд на кого-то может показаться неприятным. Здесь же глаза словно говорят: «Посмотри на меня, обрати же внимание! Ты смотришь? На меня? Правда, на меня? Здорово!»
А бывает по-другому: сидит человек на коляске. Он смотрит будто в себя, но, когда ты проходишь мимо, ловит твою руку. И начинается волшебство.
Минуту человек недоверчиво щупает пальцы – это рука? Она точно здесь, ее не выдернули? А потом поднимает голову и взгляд «включается», начинается общение без слов: «Здравствуй? Ты кто? А вот я».
Правда, сил у ребят хватает, как правило, ненадолго. Потом их глаза снова меркнут, будто заволакиваются облаками. Но Ирина рассказывает про случаи, когда лежачие не говорящие ребята, выбрав себе любимую сестру, уже став взрослыми, начинали произносить несколько слов. Или просто узнавали «свою» сестру по шагам, принимались кричать, как только она входила на этаж и не успокаивались, пока она не подходила.
«Им всем нужен какой-то «свой» человек, чтобы он был «только их и ничей больше», – говорит Ирина Александровна. – И знаете, единственный вопрос, на который я до сих пор не знаю, как отвечать: «Почему ты не заберешь меня к себе?».
После переезда в Москву два года Ирина не работала – сидела со старшим внуком, который как раз родился. Параллельно ходила по врачам – поправляла здоровье после ударной торговой работы. И как-то потихоньку стала носить передачи в ближайший детский дом: «Мне всегда нравилось о ком-то заботиться. Да я и привыкла – сначала дядя раком болел, никого к себе ухаживать не подпускал, кроме своей жены и меня. Потом племянник болел».
На работе у Ирины много лет было особое занятие – искать партии продуктов для поставок гуманитарной помощи в Ингушетию. Этим она продолжила заниматься и в Москве, уже после того, как уволилась, но базу, через которую шли поставки, расформировали. И тогда оказалось – 47 лет, море сил и опыта, а применить некуда.
«Если б все свои силы я бы бросила на внука, – говорит Ирина, – он бы утонул в любви. Нехорошо так, неполезно. Вот и пришлось что-то искать, но к детям в детдом меня не пускали, просили документ о хоть каком-то образовании по уходу».
В один из дней она поехала в Первую градскую сдавать анализы и на стенке случайно увидела объявление о курсах патронажных сестер. Так вместо детского дома в ее жизни появился ПНИ – те же дети, только взрослые. Жила в Ставрополе, а работать в Москве стала на улице Ставропольской.
«Я с детства смотрю на смерть без ужаса»
Теперь у Ирины не возникает вопроса, для чего она работает. «Столько объяснений в любви, сколько я слышу каждый день в интернате, не было за всю мою предыдущую жизнь», – говорит она.
Сестричество в доме социального обслуживания «Люблино» появилось в 2000 году, за несколько лет до прихода туда Ирины. Изначально за сестрами милосердия закрепили две палаты – 12 самых тяжелых инвалидов, лежачих и с контрактурами. Помимо них в отделении еще больше 20 бабушек, которых тоже надо было обиходить. Потому что нельзя же так – за одними ухаживать, а остальных бросить страдать с пролежнями.
Со временем в интернате сменились санитарки, ленивые и ненадежные ушли. Усилиями сестер и с их помощью бабушки стали чистенькие, без пролежней. Появилась банщица, работать стало легче. А уж когда в 2003-м открыли храм, стали проводить литургии да ездить в поездки и на экскурсии. Теперь сестры и их подопечные – это один приход.
«А как вы общаетесь с теми, кто не разговаривает», – спрашиваю у Ирины. «У наших «лежаков» есть свой язык, который сестры научились понимать: когда подходишь, ребята пищат, свистят, реагируют кто как умеет. Настюха вот только не прощает, если к ней подойти не первой, – потом начинает дуться, отказывается есть».
Подумав, Ирина Александровна рассказывает еще про Таню и Наташу. Таня – лежачая девушка из второго отделения, а Наташа – «ее человек», волонтер, которая уже два года раз в неделю приходит в интернат специально к Тане. Сидит с ней рядом и разговаривает. И от того, что она теперь нужна Наташе, прежде несговорчивая Танюха перестала кусаться, плеваться и кричать.
«Я не понимаю, когда люди говорят: «Вот, зачем дети столько лет мучаются, а потом все равно умирают». Я вообще с детства смерть воспринимала без ужаса. В конце концов, когда-нибудь мы все умрем, таков порядок вещей. За это понимание спасибо моей бабушке, очень верующая была женщина, хоть и простая, из крестьян».
«Да не знаю я, что такое выгорание!»
Когда я собиралась встречаться с Ириной, планировала задать важнейший для сестер и вообще людей помогающих профессий вопрос: «Как бороться с выгоранием?» Но ответа почему-то не получала. Приступив к Ирине Александровне раз в пятый, наконец услышала:
«Да я не знаю, что такое выгорание… Я не по этой теме. Очень трудно советовать, как преодолеть то, чего не испытывал».
А потом вспомнила: «Была одна девочка – Валя, к которой я не могла подойти, наверное, недели две. Было неприятно – она была одна сплошная гнойная рана, у нее не закрывался рот, и от нее ужасно пахло, – вспоминает Ирина. – Я тогда работала третий или четвертый год, но к этой девочке долго не подходила. Другие сестры видели эту мою сложность и потихоньку подменяли меня, оставляли мне других детей».
Дальше, по ее словам, Ирина просто начала молиться, чтобы Господь помог ей изменить отношение к девочке.
«Не поверите, со временем Валюха стала моей любимицей, мы ее отмыли, откормили, вывозили гулять. И я была последним человеком среди сестер, которого она видела в больнице. Помню, она так на меня посмотрела, что я поняла – Валюха со мной прощается. Я ушла, а через день она скончалась, ей было двадцать».
Маленькие радости большого дома
Самое тяжелое в уходе за ее подопечными, по словам Ирины Александровны, то, что вылечить их невозможно.
«Наверное, это как-то влияет на то, что в интернате появляются волонтеры, которые начинали с кем-то усиленно заниматься, но постепенно остывают. Если бы с нашими детьми занимались с детства, результат бы был. Были случаи, когда неговорящие у нас начинали говорить несколько слов, но серьезных сдвигов сейчас уже не будет».
Иногда появляющиеся в интернате волонтеры берутся исполнить чьи-то заветные мечты – например, добыли специальную тележку и отвезли лежачего мальчика в храм Христа Спасителя. Ирина Александровна говорит, что сейчас к таким проектам относится без особого жара. По ее словам, детям нужно другое: «Например, почаще вывозить гулять на природу. Но, к сожалению, таскать по этажам тяжеленные металлические функциональные кровати сестрам непросто даже с лифтом.
Нам бы мужчин-добровольцев, но их нет», – расстроенно смотрит на меня Ирина Александровна.
А теперь расскажет Дима
После службы, торопливая и пыхтящая, выстраивается очередь за мороженым – кто-то пытается получить две порции, кто-то спрашивает про добавку. Особенно тяжело в этой толпе не дать лакомство Алеше с диабетом (про него заранее предупреждают сестры). Высокий – под два метра – юноша сразу расстраивается.
В это время другой молодой человек – Дима, такой же рослый, пытается что-то втолковать прибирающемуся в алтаре отцу Николаю и немногим оставшимся в храме. Кажется, его поучение посвящено осенней простуде и прививкам, об этом молодой человек, несомненно, услышал по радио. И теперь ему хочется поделиться с батюшкой. Диме очень нравится, когда его кто-то слушает.
«Ты их больше любишь?»
«Я уже приводила в интернат свою внучку», – вспоминает Ирина Александровна. Раньше сестрам не рекомендовали приводить на работу школьников младших классов – вдруг кто-то испугается. Хотя настоятель интернатского храма отец Николай регулярно приводит на службы и своих детей, и матушку Валерию».
Внучке Ирины Александровны ко времени первого визита «на работу к бабушке» не было шести. И к вечеру она носилась по этажу, опережая сестер: того прикрыть одеялом, того напоить. Она никого не пугалась и никаких особенностей в детях не замечала. Сейчас ей восемь, и она – дочка обеспеченных родителей и ученица хорошей школы – собирает для одного мальчика, которого она узнала тогда, погремушки. Внук, на 12 лет старше внучки, тоже приезжал помогать, когда в интернате устраивали праздник с шашлыками.
Единственный серьезный разговор, который был у бабушки и внучки еще до совместного похода в интернат: «Ты уходишь от меня к ним. Ты их любишь больше?» И тогда Ирина призналась, что по своим подопечным скучает, а иногда они снятся ей: «Они тоже мои родные, они тоже моя семья».
Проводы
Когда насельник ПНИ умирает, даже к тем, у кого была семья, родители – уже пожилые – часто не приходят. И тогда хоронить приходится сестрам.
По словам Ирины Александровны, основная мысль, которая посещает ее на похоронах: «Этот наш ребенок уже с Господом. Сколько он лежал, терпел свою болезнь и часто даже не мог пожаловаться. А теперь он свободен».
* * *
Вход в ПНИ «Люблино» расположен мудрено. Внутри забора корпус окружен красивым садом с клумбами. За садом ухаживают, вот и сейчас дворник старательно сдувает листья. Помимо цветов в этом саду есть много детских площадок и даже тренажеров.
Но чтобы попасть на территорию во всю эту красоту, нужно пройти по узкому проезду между гаражами, ряды которых надежно укрывают территорию интерната от ближайших жилых многоэтажек. И без карты догадаться, что узкий проезд ведет не только на стоянку, мудрено. От всей остальной жизни обитатели интерната по-прежнему надежно спрятаны.
