Когда в семье болен ребёнок, это вызывает реакции в основном двух типов, в зависимости от мировоззрения.
«Зверски молитесь, как бешеные»
Первый тип реакции – упование на чудо и вера в возможность исцеления. Так реагируют верующие родители и их верующая или что – то около того родня. Вы скажете – ну да, логично. И что в этом плохого? Сейчас постараюсь объяснить. Будет немного сложно, но я на вас рассчитываю, мои дорогие читатели.
Например, вокруг нас и наших бед с детьми были самые разные в смысле отношения к Церкви и в смысле представлений о Боге люди. Много было таких, особенно среди родственников, которые вообще мистику воспринимали только через нас.
Одна дама, помнится, сказала: «Я думала – священники – это сплошь небожители, а тут – на тебе – Миша наш (о. Михаил – муж Светланы – прим. Ред.) туда попал! Значит, они – обычные люди. Ничего такого особенного в них нет».
Эти наши знакомые и родные полагали, что мы, находясь в церкви, застрахованы от неудач. Рождение у нас детей-инвалидов стало для их веры настоящим испытанием. Вообще это очень распространённое заблуждение – что Церковь, как в той шутке с зеленой клавишей, всем «делает хорошо».
Наши дети были для них доказательством, что все совсем не так, как обещают батюшки. Эх, сетовали они, ставь свечки, не ставь – не поможет это. Но Надежда в их сердцах все – таки теплилась. Надежда вообще очень живуча.
Как-то мы решили нашу старшую, слабослышащую девочку, отвезти к мощам преподобного Серафима. Но нам нужен был кто-то, кто посидел бы с двумя малышами.
И примчалась одна тетушка. Глаза ее лихорадочно блестели, упругие кудри растрепались. Она сказала: «Езжайте, молитесь, детей и хату я беру на себя!» «Зверски молитесь, как бешеные!!» от себя добавила одна близкая нашей семье девочка – подросток.
Прибывшая на помощь тетя изо всех сил старалась быть ближе к вере, но в духе «Ивана Василича, менявшего профессию» – паки-паки, житие мое – и крестила нас в дорогу архиерейским двуперстным благословением со словами «Господи, Господь Бог!» И все такое.
Нас не было двое суток. Долгая дорога, служба, мощи, источники. Мы вернулись перезагруженные и просветленные. Тетушка так нас ждала, у окна, во все глаза на дрогу глядючи, что, как только мы подъехали, вылетела из квартиры к нам навстречу. Она подбежала к Серафиме, схватила ее за руку и спросила: «Ну, Симочка, слышишь теперь?»
Ужасному разочарованию ее не было предела. Она почти плакала. Убежала, не прощаясь. Она надеялась, что мы приедем с абсолютно здоровым ребёнком. Потом мы долго ее не видели.
Что мне тогда, после этой поездки, показалось удивительным? Наше с мужем спокойное и ровное состояние. Я погрузилась в хлопоты: ходила по врачам, получала инвалидность, приобретала слуховые аппараты. Мы начали возить Симу в центр слуха и речи «Благо».
Сима начала говорить и научилась читать. Мы выучили наши первые стихи, это ли не чудо? Но никто с нами этому не радовался, увы. Маловато чудо, не их размерчик.
Почему же наши близкие так настойчиво печалятся, несмотря ни на что? Потому что, к сожалению, в большинстве случаев, жажда чуда – это хорошо замаскированное отрицание. Затянувшаяся его фаза, мимикрирующая под горячую веру в чудо.
Поэтому жажда чуда в таком роде – элемент ультиматума. Или, ты Господи, восставь младенца здрава, или ну Тебя совсем.
«Вперед, к полному выздоровлению!»
Второй тип реакции: с моим ребёнком все в порядке, я на позитиве.
Тоже с виду – отличная установка. Но. Моя знакомая на этом строила свою жизнь с дочкой с синдромом Дауна. Она растила ее, не получая для неё положенной инвалидности, не делала массажи, когда это было надо, не обследовала, когда ее дочка вдруг сильно начала поправляться, не занималась с логопедом, хотя была такая возможность. Мы видим тот же самый тупик, то же самое врастание в отрицание, которое делу очень мешает.
Эта же реакция имеет подтип: с моим ребёнком все в порядке, я его вылечу, только работать, только вперёд к полному выздоровлению, ура! Медицина не стоит на месте!
Жертв этого подхода я видела в больницах и в лагере для особых детей. Они сначала куда-то бесконечно своего ребёнка везли, вели, тащили. Ни минуты покоя!
Иглоукалывание, медикаменты, массаж, бассейн, собаки, дельфины, электрофорез, логопед, остеопат, гомеопат – все на свете без остановки, 24 часа в сутки, семь дней в неделю. А потом они срывались.
Особенно страшны были отцовские срывы, перерастающие в запои. Такое я видела в одном лагере. Папа и сын долго не выходили из своего домика.
И мы залезли в домик, а там на одной койке лежал голодный и перемазанный нечистотами мальчик – аутист, а на другой – его вусмерть пьяный папа, прекративший свой сумасшедший терапевтический забег.
Точку отсчета, которую нам посылает Бог, надо принять
Как же нам правильно его подманить к своему ребёнку, это самое чудо?
После поездки к преподобному я приняла дочь такой, какая она есть. Как только это случилось – начались сдвиги. Точку отсчета, которую нам посылает Бог, надо принять.
Когда родился младшенький, он был на грани жизни и смерти, но мой муж собрал нас и отслужил благодарственный молебен. Внутри меня все клокотало – мы в полном раздрае, ребёнок в реанимации – за что он собрался благодарить Бога? Совсем с глузду сдвинулся?
Потом, после этого молебна, к нам вдруг пришёл покой. Пришёл, как приходит зима – наступил, все обелил, безумие и отчаяние высушил.
Да, мы даже весь этот кошмар спокойно проговорили: наш сын будет лежать, дышать и есть через трубку, а его язык тоже будет лежать, вывалившись на подушку. И все диагнозы из выписки вслух зачитали. Чтобы потом сказать себе и друг другу – мы его принимаем, мы справимся, мы нашего сына любим и не оставим.
И вот с этого места началось: «Ура! Задышал!», «Ура, начал сосать бутылочку!», «Ура!!! Улыбнулся!» и так далее и тому подобное. Вечером после молебна мы смотрели, как Семен плавал в ванной с надувным кругом на шее, мы на него с умилением всей большой семьей любовались.
Наше присные, которым наш сын нужен либо здоровым, либо никаким, наши радости никак не разделяют.
А ведь пока ты грозишь небу кулаком, паникуешь и психуешь, впадаешь в уныние или отчаяние, никаких чудес не будет. Отзыва на «вынь да положь нашему ребёнку здоровье» в ответ не приходит. Проверено на собственной сугубо великогрешной шкуре.
Искушения по теме были страшнейшие. Мы собирали деньги на лечение сына в Берлине через интернет, мы должны были быть открыты для разговоров. Я отвечала ежедневно на вопрос: «Что же Бог его не исцелит?» – заданный то робко, то дерзко, с вызовом, а то и с насмешкой – ну, идиотики, где ваш Бог?
Наш Бог, его чудеса, всякая вообще радость и просто нормальная жизнь – по ту сторону смирения. И его надо искать и вымаливать. Остальное приложится само.
Не стоит насиловать провидение и требовать с него отстроить жизнь по тому сценарию, который тебя устраивает. Стоит попробовать поискать тайный выход из комнаты, дверь в которую захлопнулась, когда с ребёнком случилась беда. И посмотреть, куда этот ход нас выведет. Возможно, что в сад Эдемский. То есть, я в этом уверена.
