«История любой зависимости – это история неумения человека жить»

Помню, как гость одной вечеринки признался: «Я знаю, что я алкоголик. Мне неинтересно жить. А после первого стакана весь мир для меня расцветает». Человек был по-своему честен. Но сколько таких, кто зависит от алкоголя и не признается себе в этом…

В Санкт-Петербурге ведется работа над социальным театральным проектом «Трезвые», в которой участвуют Театральное товарищество «Комик-трест», творческая команда «Неприкасаемые», а также известные актеры и музыканты. В некотором смысле документальный спектакль «Трезвые» и является продолжением спектакля «Неприкасаемые», который был основан на историях бездомных людей и поставлен при их участии.

Соединение документального театра с клоунадой и рок-музыкой поможет историям звучать сильнее. О готовящемся спектакле рассказывает его режиссер Михаил Патласов.

– Существует ли связь меду вашим спектаклем «Неприкасаемые», основанном на историях бездомных, и спектаклем «Трезвые»?

– Существует, к сожалению. У бездомного человека, живущего на улице, путь в какие-то менее опасные слои социума, как правило, лежит через борьбу с алкогольной зависимостью. Поэтому в спектакле «Неприкасаемые» была даже сцена разговора бездомного с алкоголем.

И в новом спектакле мы на новом уровне осмысляем эту тему, то есть освещаем ее не с точки зрения людей социально незащищенных, а с точки зрения вполне успешных. Сейчас нам активно помогают Андрей Ургант, Дмитрий Шагин, Наталия Фиссон, Игорь Сладкевич и Олег Гаркуша. Мы используем их опыт борьбы с зависимостью. Но это только «верхушка айсберга».

А еще нас интересуют истории созависимых. И здесь просто непаханое поле. Потому что вокруг одного алкоголика, как правило, целый «куст» людей – это и родственники, и сотрудники, и другие люди, с которыми он встречается регулярно. Они все попадают под влияние его болезни.

Для большинства людей алкоголизм – не болезнь, а всего лишь вредная привычка. На самом деле, это болезнь, и алкоголик оказывается ведомым этой болезнью.

И взывать к его сознательности, как правило, бессмысленно. А созависимость – это, как правило, болезнь жен алкоголиков: «Выпивает, зато мой». Это связано и с демографией, ведь женщин в нашей стране больше, чем мужчин.

– С вашей точки зрения любое употребление алкоголя – признак болезни?

– Нет. Многие люди употребляют алкоголь и не переходят определенную грань. Можно быть независимым от алкоголя – для этого надо чувствовать, когда ты еще, а когда ты уже.

– Почему лично вы занялись и темой бездомности, и темой алкоголизма?

– Тем, чем я занимаюсь, я занимаюсь в своих достаточно корыстных целях. Понимаю: от сумы и от тюрьмы не зарекайся. Может быть, эти спектакли – рука помощи самому себе. Если я окажусь в подобных ситуациях, то буду знать, что мне делать. Хотя я не считаю, что человек должен иметь недвижимость. Может быть, такая моя философия связана с тем, что мой прадед был кулаком и у него в советское время, понятно, все забрали. Ему предложили: «Либо ты на север едешь, либо добровольно все отдаешь». Он все отдал и всю жизнь потом проработал бригадиром, по сути, на своей же собственной ферме.

И в нашей семье постоянно витало это: «Нам должны отдать». А мое нежелание иметь недвижимость возникло от ощущения незащищенности частной собственности в нашей стране. Эта моя философия бездомного – моя психологическая деформация. И я так живу – снимаю квартиру и не хочу покупать жилье.

– Вы говорите, что взывать к сознанию больного бессмысленно. При этом мы знаем, что если человек сам не захочет избавиться от зависимости, то заставлять его тоже бессмысленно.

– Быть алкоголиком или не быть алкоголиком – это человек решает сам, это его право. Но бывает момент, когда человек доходит в своей болезни до какого-то дна. И тогда, может быть, на какие-то минуты у него появляется желание выздороветь. Если в этот момент у него под рукой оказывается информация о каком-то реабилитационном центре или о каком-то другом шаге к выздоровлению, то в этот момент болезнь его отпускает, и он может воспользоваться имеющимися вариантами реабилитации.

То есть в этот период человеку можно помочь. Близкие тогда могут сказать алкоголику: «Пойдем. Вот сейчас берем такси и едем». А куда – это уже другой вопрос. Нарколог, анонимные алкоголики, еще что-то – возможностей много, кому что подходит. Но близкий человек, который находится внутри ситуации, должен быть готов к этому. Плюс он сам должен пройти через осмысление болезни, потому что человек пьет не просто так.

История любой зависимости – это история неумения человека жить. И бросить пить – это только полдела. Часто человек потом снова начинает пить. Например, потому что, протрезвев, он понял, что у него есть отвратительная черта характера, которая мешает ему общаться с людьми, а он эту черту долгое время блокировал при помощи алкоголя. Он трезвеет и оказывается сам с собой не согласен, он не хочет быть таким, каким оказался.

Близкие тоже начинают думать: «Лучше б он пил». А сам человек сталкивается с тем, что он не умеет радоваться без алкоголя, быть на празднике без алкоголя. Ему кажется, что его жизнь стала скучной.

Но на самом деле это не потому, что нет алкоголя, этому просто надо научиться.

Мне повезло: в семье моего деда по линии матери, как раз сына кулака, не пили. И я как-то зацепил эту историю, мне понятно, как это – застолье без алкоголя. Приезжаешь к ним в гости, тебя все обнимают, ты гоняешь на машинах, на мотоциклах с дядьями – учишься получать удовольствие, не пьянея. С другой стороны, у меня травматичная история со стороны отца. Слава Богу, он бросил сам – испугался за свое здоровье, все-таки он человек, любящий жизнь.

А так как я сам не из тех людей, которые совсем не пьют, то понимаю, что в стрессовых ситуациях во мне срабатывает, скорее, архетип отца. Хотя мне нравится ставить себе задачи и учиться обходиться без вина в определенных случаях.

– Мы знаем немало художественных и даже отчасти документальных произведений, в которых алкоголь занимает важное место. Так или иначе, в них часто присутствует юмор. А в вашем спектакле он есть?

– Конечно. Я вообще считаю, что об этом нужно разговаривать через юмор. Юмор в нашем случае означает закрытую тему, мы смеемся потому, что что-то плохое закончилось. И у нас комик-трест – с одной стороны документальная история, с другой стороны клоуны. Мне кажется, что юмор – это как узкая часть песочных часов.

– Рассказы о пьяных приключениях – это для нас обычное дело. Вы чем-то хотите удивить зрителя?

– Сюжет алкоголика понятен. Но у нас все-таки история реабилитации. И я думаю, что зрителю будет любопытно пережить опыт трезвения, осознания себя. Ведь когда человек трезвеет, у него меняется мироощущение. Это как в церкви исповедь – только начало, а дальше начинается работа со своими страстями. Трезвость без самоанализа невозможна. А самоанализ – это труд. И мне хочется, чтобы спектакль стал своего рода художественным разбором. Мы – заложники архетипов, заложенных в нас другими людьми. И моя задача, чтобы у людей в сознании был еще один сюжет.

– Человек, который бросил пить или оставил другую зависимость, нередко оказывается очень одинок. В вашем спектакле об этом рассказывается?

– Как-то эту тему мы освещаем. Но все-таки наш спектакль – это грубые мазки, то есть мы говорим об осознании, о том, что есть способы преодоления зависимости. То, о чем вы сказали – это уже следующий этап, на эту тему, возможно, говорить даже сложнее. Но нужно понимать, что депрессия может быть позитивным фактором – я имею в виду контролируемую депрессию. И нужно, чтобы человек ее все-таки пережил и переосмыслил что-то в своей жизни.

Другое дело, что такая депрессия должна проходить под присмотром специалиста или чуткого любящего человека. Но если кто-то обладает внутренним ресурсом, он может пережить ее и сам. Понятно, что если у человека возникает такая проблема, как одиночество, то он должен научиться ее решать, находясь в трезвом состоянии.

– Вы собираетесь и дальше продолжать ставить спектакли о нынешних социальных проблемах, базируясь на современном материале?

– С театром нужно находить некий баланс. Например, «Неприкасаемые» – это спектакль прямого действия, в нем сами бездомные рассказывают о себе, и они социализируются в процессе работы над ним. В спектакль «Трезвые» мы тоже привлекли нескольких рассказчиков своих историй, причем, не все они знамениты. Также мы делаем проект с детьми мигрантов. Мне нравится заниматься сегодняшним днем.

– Что будет происходить дальше с уже сделанными спектаклями? Как вы предполагаете?

– С «Неприкасаемыми» мы взяли паузу. С «документальными» героями, которые выходят на сцену со своими личными историями, не все так просто – они не могут играть, они не профессиональные актеры. Такой человек на сцене проговаривает свою болезнь. Вот он один раз ее проговорил, а дальше уже будет фальшь. Это недопустимо, и нам нужно набрать других героев. Поскольку такие спектакли – это так называемый свидетельский театр. А «Трезвые» – это все-таки будет репертуарный спектакль, который будет идти раз или два раза в месяц.

– Поддерживаете ли вы контакты с людьми, прошедшими через спектакль «Неприкасаемые» в качестве таких вот свидетелей?

– Конечно, я стараюсь следить за тем, как у них дальше складывается жизнь. Но это жизнь, это не театр. За кого-то мы радовались, что он получил документы и вроде как начал социализироваться, а он снова попал в неприятную историю. У кого-то, слава Богу, все хорошо. Документальный спектакль становится частью твоей биографии, те или иные герои – это не персонажи пьес, а реальные люди.

Одна наша артистка устроила одну рассказчицу на работу, есть бездомный человек, с которым мы периодически списываемся и созваниваемся, и он высококлассный переводчик, мы иногда даем ему какую-то работу. К тому же, выяснилось, что у него есть комната, где жить, но жить он там не может из-за каких-то фобий. Кто-то сначала не хотел участвовать в проекте, а через год созрел и теперь хочет.

Если вы хотите помочь проекту «Трезвые», это можно сделать здесь.