То, что помощи онкобольным ждать почти не откуда, стало ясно уже в марте. Паллиативное отделение в Центральной районной больнице Твери сейчас закрыто – весь стационар перепрофилирован под борьбу с коронавирусом.
Врачи на местах все понимают, но сделать часто ничего не могут. Сегодня единственная служба, решающая проблемы паллиатива в Твери и Тверской области, – хоспис «Анастасия». Рассказывает директор, протоиерей Александр Шабанов.
Алло? прорыв боли, говорите? ожидайте своей очереди
– Отец Александр, что происходит сейчас в Твери с паллиативной помощью и лечением онкобольных?
– Люди ощущают себя брошенными, часто они не понимают, куда им идти. Например, на днях у нас появился новый пациент, 78-летний лежачий мужчина с раком простаты и метастазами в кости. Наблюдение и обезболивание он получает в домашних условиях, но его супруга, ухаживающая за ним, заболела ковидом. Ей требуется госпитализация.
Возникает вопрос: куда определить больного, которому необходимо регулярно делать обезболивание, учитывая его малоподвижность и факт контакта с инфицированной ковидом женой?
Паллиативного отделения, готового его принять, просто нет. Пока удалось организовать временный переезд дочери к больному отцу, что тоже было непросто, даже чисто технически.
Возникла сложность и с некоторыми медицинскими манипуляциями. Что делать, если больному нужно поменять или почистить стому? Как помочь человеку, у которого развивается асцит? Раньше это делалось в больнице, сейчас пройти такой путь – целый квест.
Недавно, например, у нас была девушка 18-ти лет, у нее сразу две стомы. Девушка худенькая, слабая, и делать ей что-либо дома опасно, стома может закровить. Надо везти в стационар, но тот, что положен ей по прописке, закрыт под ковид, в другие – попасть нелегко.
Формально в этом случае карту больного должны передать в другую больницу, но на деле этого не происходит. На бумаге власти все грамотно прописали, а на практике совсем иначе получается.
Есть сложности с получением обезболивания – в районных поликлиниках их и раньше добывали не без трудностей, а сейчас период ожидания увеличился.
Люди приходят, сидят в очередях. Ровно та же ситуация – с вызовом скорой помощи, онкобольных тоже ставят в очередь. Сейчас в приоритете выезды к пациентам с высокой температурой и иными очевидными симптомами ковида. К онкобольным, даже если у тех прорыв боли, скорая приедет нескоро.
Онкобольные и их родственники чувствуют себя брошенными.
Обрабатываем пролежни онлайн
– Какими были ваши первые меры в связи с карантином? И как изменилась работа хосписа за последние два месяца?
– Как и многие, часть визитов мы перевели на «удаленку», стараясь там, где это возможно, сократить прямые контакты.
Например, если нашим подопечным требовалась консультация по обработке пролежней или ран, и эту обработку согласны были провести родственники, то мы просили их сделать фотографии ран, прислать нам, а потом давали консультации по телефону. Но это полумеры, не все можно сделать удаленно. Например, рану сфотографировать можно, а оценить общее состояние больного только с его слов или слов родных уже сложнее.
Сделать назначение, исходя из симптоматики, если речь идет о болевом синдроме, можно удаленно, но – не в каждом случае. Конечно, когда становится ясно, что с уходом родственники не справляются, или больной ухудшился, к пациенту выезжают наши врачи или медсестры.
– Не страшно ездить на вызовы?
– Мы используем средства защиты. Закупить маски, бахилы, шапочки, одноразовые халаты, перчатки и очки нам помог Благотворительный фонд помощи хосписам «Вера».
Планируя визит, мы стараемся уточнить симптомы и исключить самые ковидоочевидные: кашель, температуру, отсутствие обоняния и вкуса. Если этого нет, а есть основная нозология, сопутствующая тому или иному онкологическому заболеванию – тогда мы выезжаем.
В хосписе «Анастасия» сейчас четыре врача, четыре медсестры и онкопсихолог – никто из них от работы в условиях эпидемии не отказался. Одна из наших медсестер сказала: «Наших больных напугать сложно, а нас – тем более». Когда стоит вопрос о том, что нужно помочь кому-то, все забывают свои страхи и помогают.
– А родственники не боятся вас вызывать?
– Были случаи, когда люди договаривались о визите онкопсихолога, но потом отменяли. Влияет всеобщая истерия, люди боятся пускать кого-то в дом. Но гораздо чаще родственники боятся везти пациента в больницу, потому что там риск заразиться выше. Люди боятся принести инфекцию, стать причиной чьей-то болезни или смерти.
Например, у нас есть пожилой больной, к которому раз в неделю приходили внуки, это была его отрада. А теперь внуки не приходят, нельзя. А он очень скучает.
Но главная проблема, все же, не страх. Родственники наших больных ищут помощи, звонят терапевтам, районным онкологам и слышат одно и то же: «Нам сейчас не до вас». У людей опускаются руки.
Они и так чувствовали себя не лучшим образом из-за нехватки специалистов, недостаточности паллиативной помощи. А сейчас они и вовсе брошенные.
– Что говорят сейчас при первом обращении в ваш хоспис, и чем этот запрос отличается от до-ковидного?
– Мы привыкли, что к нам обращаются люди с четвертой стадией онкологии и солидным опытом мытарств по различным лечебным учреждениям.
Наших людей ведь приучили терпеть до невозможности. Вот и сейчас они тоже терпят, как могут, а когда звонят нам – спрашивают с надеждой: «Может быть, хотя бы вы поможете?».
Сейчас даже минимальная наша помощь оказывается востребованной. Сочувствие, соучастие, информация.
Очень благодарят за средства гигиены и ухода – к счастью, мы получили достаточное количество расходных материалов от благотворителей.
У наших подопечных и раньше с деньгами было не блестяще, а сейчас, в ситуации кризиса, порой не хватает даже на такие мелочи. Хотя, что значит мелочи…
Жизнь паллиативного больного и состоит из таких «мелочей», непонятных и незаметных здоровым людям. Подгузники, своевременная перевязка, лечебное питание – для них не часть быта, а основа поддержания жизни.
Если эти «мелкие» вопросы не решены, это психологически человека дестабилизирует.
Жить в ожидании беды – плохая стратегия
– Ваш хоспис ощутил финансовые трудности?
– До того, как возникла вся эта ситуация с ковидом, мы успели расшириться. Если осенью 2019 года у нас был один врач и две медсестры, сейчас – восемь специалистов, плюс онкопсихолог. Это стало возможно благодаря полученному нами президентскому гранту и поддержке фонда «Вера», а также частным пожертвованиям, но они, как и везде сейчас, падают.
Пока что у нас есть необходимый запас средств, но если в ближайшее время не решить этот вопрос, штат придется сокращать, а значит, сокращать и нашу помощь. Это при том, что на сегодня мы единственная служба, решающая проблемы паллиатива в Твери и Тверской области.
Эпидемия нашу работу не отменила, она ее усложнила. К счастью, есть добрые и неравнодушные люди, которые нам помогают. Если их количество увеличится, мы будем очень благодарны.
– Когда эпидемия закончится, увы, не знает никто. Но уже сейчас говорят о том, сколько самых разных проблем этот кризис сделал видимыми.
– Когда волна ковида уляжется, возникнет вопрос трезвой оценки ситуации с нашей медициной. Меня волнует, каким будет место паллиативной помощи в общей структуре реформированного здравоохранения.
Может быть, на паллиатив в Твери, наконец, обратят внимание, а может, он опять застрянет в «остаточных» структурах, как сейчас. Например, приоритетными станут направления, связанные с работой инфекционистов, а другим внимание будет уделено в меньшей степени. Надеюсь, скоро это выяснится.
– Однако эксперты уже сейчас единодушны в прогнозах – нас ожидает рост онкологических заболеваний после карантина.
– Да, мы этого ожидаем. Рост возможен и на фоне стрессов, и в результате не пролеченной вовремя болезни, упущенной стадии онкопроцесса, отложенной диагностики и так далее.
У нас, например, есть больной с раком крови. Два раза в год он должен проходить лечение у гематолога, но сейчас областная больница перепрофилирована, и лечение отложили сначала до середины мая, потом – до июня.
Человек живет, но пауза в лечении может привести к необратимым последствиям. Болезнь же не попросишь «подождать».
– Что вы как священник думаете об этой эпидемии?
– Понимаете, я отношусь к этому без мистики, как к суровой реальности. Есть болезнь, она приходит, с ней пытаются бороться доступными средствами.
Человечество столкнулось с антропологической проблемой, в очередной раз ощутило хрупкость своего существования. Оно забеспокоилось, засуетилось.
На этом фоне показательно отношение к людям, которые и без ковида больны. Сейчас их быстренько задвинули. Решили, что они, как «неперспективные», могут побыть за бортом.
Я боюсь, что сейчас, даже когда эта волна ковида пройдет, мы продолжим жить в ожидании новых бед: эпидемий, войны, голода, очередного кризиса, и так далее. И в этом ожидании беды будет заморожено многое, что необходимо делать, то, в чем люди имеют огромную нужду.
У меня простые ожидания: например, я надеюсь, что новый министр здравоохранения Тверской области (предыдущего, Максима Максимова, уволили в самый разгар борьбы с коронавирусом) будет взаимодействовать и поддерживать некоммерческие организации – исполнителей общественно полезных услуг и, рассмотрит возможность предоставления субсидий, чтобы положение нашего хосписа стало более стабильным.
Читайте также: Как тверской священник создал хоспис вопреки всему
