Развитие событий давало шанс успеть
– В СМИ писали, что коронавирус проник практически во все учреждения соцзащиты – это действительно так? Сохраняется ли риск, что это случится где-то еще?
– Не во все – во многие. Сейчас примерно треть интернатов в России из всех, включая детские, официально имеют внутри ковид. Где-то несколько заболевших, где-то практически все.
Если мы посмотрим на мировую статистку, то увидим, что цифры довольно разные, и всюду жалуются на их непрозрачность. На середину июня, например, во Франции говорили о 30%, США – 49%, Шотландии – 58% всех интернатов. В принципе риск для оставшихся интернатов будет сохраняться до тех пор, пока продолжается пандемия. А ВОЗ уже говорит о второй ее волне. Так что никто сейчас, думаю, всерьез не сможет дать гарантий, что не переболеют большинство учреждений. Ну и само собой очень тревожно за пожилых людей, людей с хроническими заболеваниями, с инвалидностью, живущих дома. Снятие самоизоляции увеличивает возможность заразиться.
– Какие регионы страны больше всего пострадали? Скольким учреждениям во время пандемии помогал фонд, и в скольких пришлось заниматься «тушением пожара», как в Вязьме?
– В целом могу сказать, что регионы, которые не ушли в режим превентивной изоляции – не важно сейчас, объективные или субъективные это были причины («сложно», «сотрудники отказываются», «спать негде») получили ковид почти во всех интернатах региона. А ведь развитие событий давало шанс успеть. Мы видели пример других стран. И были разумные рекомендации Минтруда в начале пандемии, в апреле, о необходимости всем учреждениям перейти в «закрытый режим работы». Но это было решение самих регионов. Страшно, что ошибки управления становятся бедой тех, кто живет в этих учреждениях и кто трудится внутри.
Но, скажем честно, хотя изоляция и позволяет сдержать скорость заражения – это не панацея. И в домах престарелых, и в ПНИ, где и на изоляцию ушли вовремя, и тесты делали смене перед выходом на работу своевременно – все равно нет-нет, а беда случалась. Приходилось слышать очень мучительное «мы все делали, а не удержались», «три недели дома не была, а и нас накрыло – как, кто занес?». Понимаешь, чтó директор учреждения в эту минуту переживает, когда все это рассказывает.
Первым интернатом, где случилась вспышка пандемии, был Вяземский дом-интернат, где мы, как фонд, много лет совместно с областью и уход налаживали, и помогали, как могли, там трудились наши нянечки и культорги. Именно вместе с этим интернатом мы впервые прошли все этапы пандемии: от надежды, что пронесет, что, может, ничего страшного – до бесконечного ожидания, «когда уже наших выпишут» и настоящей мечты об их первой прогулке после полутора месяцев беды. Каждый день были на связи с нашими сотрудниками там, с чудесным местным врачом, и каждый день боялись звонить вечером – узнавать, потеряли ли кого за день.
В Вязьме мы тушили пожар, а теперь научились помогать тушить пожар интернатам
– Удалось ли использовать опыт Вязьмы для того, чтобы минимизировать потери?
– Да, Вязьма помогла нам приладиться к помощи в такой ситуации. Понять, что СИЗы – нужны срочно, а на закупку их учреждению нужно время, что лекарства нужны и будут нужны больше и больше, потому что общее состояние людей ухудшается и у всех вылезают хронические болезни.
Отправка в больницу – очень большая ответственность, потому что переезд туда – сам по себе стресс, и больницы как раз дают высокую смертность. Неотправка – тоже огромная ответственность, потому что тогда надо обеспечить помощь внутри интерната. В учреждениях здравоохранения, если туда попадает человек, зависимый от посторонней помощи, нужно срочно налаживать уход – иначе велик шанс потерять даже тех, у кого ковид не в тяжелой форме.
Вахты в интернате, чем больше больных, тем сложнее собирать. Сотрудники очень по-разному будут реагировать на стресс – будут те, кто не уйдут из интерната, даже если сами будут уже с температурой, но будут и те, для кого такое испытание не по силам. Мы вместе с Вязьмой, а потом и всеми учреждениями, которым помогаем, проходим и все перипетии документооборота, бесчисленных и часто противоречивых рекомендаций ведомств, указаний надзорных служб. Куда ни шагни, всюду сложно.
Можно сказать, что в Вязьме мы тушили пожар, а теперь научились помогать тушить пожар интернатам. На конец прошлой недели мы помогали 114 интернатам. Каждый день пандемии, а она не думает заканчиваться, приносит новые запросы о помощи.
Пандемия показала, что у нас десятки причин и сотни способов замолчать проблему
– Почему (и где) возникла проблема замалчивания реального положения дел? Почему огласки боялись больше того, что могут погибнуть люди?
– Боюсь, на этот вопрос никто однозначного ответа не даст. Тут все сошлось. Мы все привыкли, что проблемы нельзя показывать, что это наша слабость. Если у нас проблемы, то будет не помощь, а наказание. Кстати, так зачастую и происходит: дикость, но уже приличное количество дел заводятся на руководство интерната «за халатность» – а на самом деле за то, что допустили вирус». Как будто они сделали это нарочно или осознанно.
Особенно горько видеть, как следственный комитет или прокуратура начинают трепать директора, который выполнял все предписания, делал все, как велели ведомства – и сам заболел, оказался в больнице. В больнице продолжал ухаживать за заболевшими людьми из дома престарелых в соседней палате – а после выхода из больницы ему грозит дело или как минимум много проверок, объяснительных и встреч с прокуратурой. Параллельно он должен организовать дезинфекцию, выписать людей из больницы и вернуть жизнь в интернате в привычное русло.
Я бы так сказала: пандемия показала, что у нас десятки причин и сотни способов замолчать проблему, и только один настоящий мотив сказать самим себе, что в действительности происходит, и что с этим делать – и этот мотив – позаботиться о людях. Именно поэтому так ценны сейчас руководители, которые думают прежде всего о людях, за которых отвечают, а потом уже о том, какие показатели хороши, а какие плохи, и что «докладывать наверх.
В домах престарелых болезнь проходит мучительнее и дольше, чем в ПНИ
– С какими просьбами обращались к вам из соцучреждений, что было организовать сложнее всего? Алленова писала, что жителей ПНИ госпитализируют по остаточному принципу – а пожилых? И что по опыту оказалось лучше – везти в больницы или лечить на местах?
– Просьбы вполне стандартные, делятся на несколько групп: СИЗы, лекарства, пульсоксиметры, облучатели- рециркуляторы, средства по уходу, сиделки в больницу. Помощь с сотрудниками в самом интернате: допстимулирование тех, кто остается третью, четвертую, очередную вахту без перерыва и не был дома уже месяц или больше, либо привлечение и оплата подменных санитарок, медсестер, врачей пока свои болеют. Иногда и то и другое.
Часто учреждения только начинают робко просить о респираторах, а мы им сразу стандартный перечень наших возможностей выдаем – «как вы догадались, что у нас работать некому? А откуда знаете, что в больнице криком кричат, дайте сиделку?». Ну как сказать – после первых пятидесяти заразившихся интернатов уже разве что мысли не читаешь.
В домах престарелых болезнь проходит мучительнее и дольше, чем в ПНИ. Но и там, и там есть шанс сохранить людей – если директор умница и готов бороться за каждого, если сотрудники не за страх, а за совесть. Если вовремя наладить диалог с Минздравом, найти нужные лекарства, нанять сотрудников на замену болеющим.
Везти или не везти в больницу – эту дилемму пришлось решать сразу, еще в Вязьме. Тогда думали, куда везти: в ЦРБ поблизости, но там нет достаточной помощи, или в далекий Смоленск, рискуя вообще не довезти? Что будет с людьми в больнице, если там нет ухода? А уход просто необходим – все ослабленные, пожилые, инвалидов много. Как нянечку в больницу найти? А главный врач согласится? А кто отвечать будет за соблюдение норм и безопасность? Где там спать-есть-переодеваться нянечкам? А СИЗы? А назад как возвращать поправившихся?
Сейчас все эти вопросы остаются, но опытным путем мы поняли, как лучше действовать. Тяжелых больных – везти в больницу, где, при необходимости, их положат в реанимацию. Мы нанимаем за деньги помощников по уходу, потому что потерять остатки здоровья или даже умереть от отсутствия ухода в больнице – жуткая перспектива. Если ковид протекает в более легкой форме – пожилые остаются в интернате, а само учреждение превращается в полевой госпиталь. Туда на смену выходят те же нянечки плюс медработники.
Договориться, как работать вместе, – задача не для слабонервных
– Если это можно посчитать – сколько денег фонд потратил на борьбу с коронавирусом? Откуда приходили эти деньги – от бизнеса, из других фондов, через частные пожертвования (увеличился ли их объем)?
– Во время пандемии, особенно в начале, мы невероятно чувствовали поддержку добрых людей: нам стали больше жертвовать и физлица, и компании. Сейчас, увы, некоторый спад – люди устали – но мы устать не можем, и нам до конца пандемии, то есть еще долго, все так же оплачивать сиделок, врачей, лекарства. Помогать тем учреждениям, где не хватает ресурсов.
А так – особенно хочется отметить невероятную помощь Фонда Тимченко – они передали через нас интернатам СИЗов больше, чем на 60 млн рублей, и еще отдельно средства по уходу. Сергей Горьков и Алишер Усманов особенно помогли во время истории с болеющими пожилыми людьми в Вязьме. Алишер Усманов передал 60 млн, которые в итоге мы потратили частично только на Вязьму, а в основном на 35 других заболевших интернатов – на лекарства, на оборудование, на сотрудников. Вязьме невероятно помогли ее постоянные доноры Виктор и Алена Савюки – почти вытащили ее и еще два заболевших интерната в Смоленской области.
У нас срабатывают и пожертвования обычных людей, и фирм. Мы каждый день продолжаем искать доноров, средства, чтобы сохранить людей, и помочь интернатам, в которых возникает очаг заболевания.
– Недавно в посте в фейсбуке вы перечисляли проблемы, которые пандемия дополнительно усугубила, и в их числе неотлаженное межведомственное взаимодействие. Как эту проблему можно решить? Есть ли регионы, где положение дел лучше, и как это устроено там?
– «Межвед» – это наша готовность думать не конкретными обязанностями ведомства, а думать о человеке. Для нас «межвед» – это в первую очередь взаимодействие между здравоохранением и соцзащитой. Хотя, конечно ведомств вокруг человека должно объединяться больше, если мы хотим качества жизни, а не «оказания отдельных услуг». Это больное место, которое много лет губит на корню кучу позитивных начинаний. Договориться, как работать вместе – задача не для слабонервных.
В пандемию это породило много тяжелейших ситуаций. «Выписали из больницы в пустой дом. Соцслужбы только через неделю нашли, когда соседи позвонили. Но уже поздно было», «Госпитализировать без сиделки не будем», «У ваших пролежни до кости. Мы вас предупредили. У нас они всего неделю, мы не виноваты. Пришлите кого-то ухаживать».
Вопрос медицинского сопровождения, лечения в больнице людей, которым нужен постоянный уход и помощь, – стоял всегда. И не клали без своей сиделки, и выписывали с пролежнями и ухудшениями из-за плохого ухода. Просто сейчас это стало очевидно и критично. Потому что героически вылечить и снять с аппарата ИВЛ, а потом выписать в никуда – это абсолютно патовая ситуация. Сейчас, когда сотрудники интернатов болеют, а пожилых людей, с хроническими заболеваниями, инвалидов массово увозят в больницы, вопрос полноценного ухода за ними там – это вопрос их выживания.
«Сохранение непрерывности помощи» – пока совершенно невыполнимая задача в России, потому что даже как задача она не осознана. Мы подступились к этой теме в проекте по Системе долговременного ухода и пробуем наладить «межвед» в ряде пилотных регионов. Но тоже все движется очень трудно.
Осилить объем помощи можно, только объединив усилия, – и так во всем мире
– Персонал, который фонд обучал и нанимал для помощи в учреждениях на замену тем, кто заболевал, – кто-то из них продолжит этим заниматься? В учреждениях или в соцзащите? С учетом того, что рук не хватало и до ковида? Насколько вообще большой в стране кадровый голод, и есть ли понимание, что с ним делать и откуда брать на это деньги?
– Да, у нас есть новые учреждения, с которыми мы явно продолжим плотную работу и после пандемии – там, где особенно остро нужны руки. Но важно, что после пандемии мы планируем еще много всего со всеми теми домами, с которыми сейчас переживаем вместе этот вирус: мониторинг, обучение, консультрование, вебинары. Наша цель – чтобы интернат, раз с нами столкнувшись, не уходил бы в сторону, пока там не будет налажено все, что можно наладить. Но сейчас, пока в домах болеют, мы их ничем не пугаем и просто помогаем изо всех сил. Остальное – потом.
Выход один – привлекать к оказанию соцуслуг всех, кто компетентен: и государственных поставщиков услуг, и частных поставщиков, и НКО, входящих в реестр.
Главное – чтобы люди получали качественную помощь и чтобы она была доступна во всех смыслах. Есть утопическая идея, что государство должно помогать всем и справляться со всем объемом помощи. Идея красивая, но реальность такова, что осилить объем помощи можно, только объединив усилия. И так это работает во всем мире, кстати.
Специалистов по реабилитации – не найти
– Как будет выглядеть реабилитация пожилых людей после карантина? Что понадобится для нее? Можно ли сказать, что пилотные регионы СДУ в целом справлялись с ковидом лучше других? Вы говорили, что эти регионы старались не сокращать объем помощи на дому.
– Да, после болезни, и даже после превентивной изоляции, которая сама по себе большой стресс – обязательно должен следовать этап реабилитации – всестороннего восстановления и возвращения в жизнь. Сейчас «посыпалось» все – многие ослабли физически, обострились хронические болезни, психологические проблемы практически у каждого. Очень много ухудшений у людей с деменцией, с психическими заболеваниями. Нужна и медицинская, и социальная реабилитация. И это не причуда, а необходимость. Иначе увеличится еще больше количество сопутствующих жертв ковида.
Самая большая сложность – в ресурсах. Для этого нужны специалисты. А их и без ковида не хватало в учреждениях, где до сих пор в среднем по 1 ухаживающему на 25 лежачих, тем более специалистов по реабилитации не найти. А после нескольких месяцев вахтовой работы на износ, сотрудники сами будут нуждаться в серьезной реабилитации.
Еще бóльшие проблемы в реабилитации пожилых людей, живущих дома.
Сейчас будем с регионами думать, что все же реально можно сделать. В интернатах, с которыми мы работаем, есть хорошие примеры и как активизируют людей, и как начинают при любой возможности возобновлять работу культорги, занимаются лечебной физкультурой.
Масса регионов, где до сих пор соцслужбы на дому разве что мусор могут вынести
– Фонд Тимченко говорил о том, что хочет развивать практики community care, чтобы помогать зависимым пожилым. Насколько я понимаю, приходские общины – это именно такой формат. Какие перспективы у этой идеи, приживется ли она в России?
– Так или иначе это уже работает в России. Пожилые люди, которые пока не видны государству и которым государство не помогает – они ведь как-то выживают. Помогают близкие и дальние родственники. Соседи, которым не все равно. В селах – местное сообщество. Верующим – как раз прихожане.
Развивать такую общинную помощь – идея очень хорошая. И очень перспективная. Не всегда это получится сделать по местному принципу, особенно в мегаполисах, где люди разобщены, и те же соседи часто просто не знают (и не хотят знать) друг друга. Но как бы то ни было, неравнодушных людей много. И такая помощь точно всегда будет востребована и действенна.
– Вы говорили о недостатках заявительного принципа – куда обращаться тем, кто знает об одиноких пожилых людях? В местную соцзащиту? Как там отнесутся к такому звонку?
– Да, звонить в соцслужбы – они должны принять информацию и максимально оперативно выехать на место, оценить ситуацию, предложить помощь, в том числе срочные услуги. Если это не срабатывает, надо обращаться в общественные организации, в органы власти.
Но тут есть другая, значительно более сложная проблема. Далеко не всегда этой самой помощи соцслужб и самих услуг будет достаточно – масса регионов, где до сих пор соцслужбы на дому разве что мусор могут вынести и продукты принести. А как быть тем, кому постоянно помощь нужна, кому уход нужен?
Горько, но сейчас мы вынужденно откатились лет на 20 назад
Во многих пожилых самоизоляция вызывает возмущение, бунт. Кто-то боится, паникует. Но с этим можно работать
– Как теперь будет устроена жизнь пожилых людей, не только в учреждениях, но и дома – пока нет эффективных лекарств и вакцин? Получается, теперь детям лучше не посещать родителей, родителям не выходить на улицу – что за жизнь такая?
– Сложно сказать, как что будет устроено – мы свою-то жизнь вряд ли больше чем на пару недель можем планировать сейчас. Пандемия перед всем миром поставила кучу проблем, которые пока никто толком не знает, как решать. Все очень быстро меняется. Но хочется надеяться, что и в нашей стране, при любой эпидемиологической ситуации, мы будем стараться сохранять не только жизнь пожилым людям, защищая их от ковида, но и качество этой самой жизни. Это далеко не тождественные вещи, и горько, но сейчас мы вынужденно откатились лет на 20 назад, когда в благотворительности только начинали борьбу за сам факт выживания человека, а не за то, какой будет его сохраненная жизнь.
Во многих пожилых самоизоляция вызывает возмущение, бунт. Кто-то боится, паникует. Но с этим можно работать. Помогать психологически – поддерживать, придумывать вместе занятия, чтобы человек не мучился от бездействия и изоляции. Не допускать паники, с одной стороны, а с другой – не поощрять расслабленность и отрицание вируса, потому что такая беззаботность смертельно опасна. Сохранять режим дня. Продумывать, как выходить на прогулку и по делам безопасно – где минимум людей, и можно спокойно пройти, чтобы не засиживаться дома. Организовывать доставку продуктов и лекарств. И, главное, всеми силами и способами сохранять социальные связи, ощущение нужности, занятости. Как и всем – пожилым людям нужно иметь смысл и цель жизни.
– На каком этапе сейчас формирование проекта телефонного волонтерства – Службы «Дружба»?
– И видеоволонтерство, и телефонное волонтерство – это наша попытка сохранить связи с пожилыми людьми, так или иначе быть рядом. Этот наш проект направлен прежде всего на поддержку тех, кто живет дома и страдает от одиночества или нехватки общения, кто был вполне активен до пандемии, а потом оказался заперт в четырех стенах и сильно страдает из-за этого.
На данный момент сложилось более 30 пар «волонтер – пожилой человек». Наш координатор, чудесная Варя Лобова, старается подбирать пары так, чтобы у них и интересы были общие, и общаться было комфортно. Волонтеры созваниваются с подопечными несколько раз в неделю. Если требуется участие психолога, мы подключаем к беседе консультанта из онлайн-сервиса психологической помощи YouTalk. Мы развиваем проект очень аккуратно, потому что надо научиться обесчивать безопасность всех участников. Количество пар постепенно будет расти, очень приглашаем всех желающих в проект – и волонтеров, и пожилых людей. Проект у нас общий с собранием «Все вместе», Фондом Тимченко, «Адресами милосердия», Яндексом – все понимают ценность общения.
Фото предоставлено БФ «Старость в радость»
