Доктор Минх: зачем врач режет себе руки?

Ужасы старой прозекторской

Григорий Николаевич Минх родился в 1836 году, в липецком селе Грязи (сейчас это часть одноименного города Липецкой области). Отец – майор Николай Андреевич Минх, обрусевший немец и потомственный дворянин. Не то, чтобы очень богатый, но на собственное имение денег хватило. Мать – Варвара Борисовна Бланк, внучка знаменитого архитектора Карла Бланка.

В 1843 году семья перебирается в новоприобретенное село Колено Аткарского уезда Саратовской губернии. Начальное образование он, как и старший брат Саша, – будущий знаменитый историк и краевед – получает домашнее. Но затем поступает в Саратовскую гимназию, которую и оканчивает в 1853 году.

Затем – медицинский факультет Московского университета (окончил с отличием), ординатура у легендарного доктора Захарьина, защита докторской и поступление в Одесскую городскую больницу. Его рабочий кабинет – прозекторская.

Условия там были те еще. Доктор Шевинский, один из сотрудников Минха писал: «Пришлось работать в старом деревянном здании, где помещался тогда анатомический театр. Оно было и тесно, и ветхо, но все же не было холодно и работать было возможно.

Помещение для музея патологической анатомии было очень недостаточно, а желательно было расширять и пополнять этот музей. Был небольшой и очень скромно обставленный кабинет прозектора, где можно было заниматься гистологическими исследованиями.

Самая работа прозектора была в то время преоригинально обставлена. В настоящее время прозектор надевает резиновый фартук сверх обычного полотняного, а руки защищает резиновыми перчатками, в которых и производится само вскрытие.

Тогда ничего этого не было, и вскрывали голыми руками; как, бывало, ни моешь руки после вскрытия, а все они до вечера сохраняли неприятный запах трупа.

Возможность заражения также была очень велика… Точно конфузно было защищать свои руки и опасаться заражения, а между тем это противоречило самым примитивным требованиям гигиены».

Лежа с блокнотом и термометром

Итак, Григорий Николаевич – прозектор, но пытливость молодого доктора, его научные, да и просто человеческие интересы не помещаются в анатомическом театре. Он – человек обширнейшего кругозора, свободно владеет английским, немецким, французским, знает латынь и древнегреческий. Григорию Николаевичу нужно гораздо больше.

Он, в частности, интересуется эпидемиями, которые то и дело дают о себе знать, особенно в южных областях страны. И в 1874 году азартный и самоотверженный доктор прививает себе возвратный тиф.

Уединившись в своем кабинете, он со всей силы саданул по своей руке стеклянной трубкой, в которой находилась кровь тифозного больного. Одна кровь смешалась с другой. Заражение произошло.

Все вроде бы рассчитано с немецкой точностью. Но эксперимент на то и называют этим словом, что его результат не известен заранее. Болезнь вдруг стала развиваться в тяжелейшей форме. Все, включая самого ученого, готовились к самому худшему.

Коллеги и друзья в панике. Они требуют, чтобы доктор немедленно приступил к лечению. Но тот лишь отрицательно качает головой. Терапия сразу смажет всю картину, сделает эксперимент бессмысленным.

Он всем коллегам говорит одно и то же: «Необходимо болезнь исследовать в ее нормальном течении».

Минх лежит полностью обессиленный, но предельно сосредоточенный. У него есть блокнот и термометр. Он подробно записывает свои ощущения и температуру тела. И готовится к смерти. Ради науки умирать не жалко. А если не смерть – ампутация рук и ног и удаление ребер. Возвратный тиф – вещь коварная.

Но организм побеждает заразу. Минх остается в живых и даже не становится инвалидом.

Он записывает: «25 апреля вечером я поранил себе предплечье около ручной кисти стеклянной капиллярной трубкой, в которой находилась кровь возвратно-горячечного больного, содержащая огромное количество спириллий… Первый приступ обнаружился у меня 1 мая… 11 числа после озноба снова лихорадка… Спустя 8 дней третий приступ… после кризиса полное выздоровление».

Дело в том, что ученый скрывал от коллег сам факт этого эксперимента. Говорил, что случайно порезался. Правду знали немногие, самые близкие люди.

Еще один экспериментатор

Разумеется, после случившегося у Григория Николаевича появляется имя в научных кругах. Это уже не просто доктор Минх. Это «тот самый» Минх, герой и умница, гордость российского научного мира.

И в 1876 году сорокалетний ученый принимает весьма лестное предложение. Он – профессор патологической анатомии в Киевском университете. А заодно и председатель Общества киевских врачей, который, как писал один из современников, «вдохнул струю жизни в Общество и сблизил его деятельность с вопросами жизни и общественной гигиены».

А вот как описывал Григория Николаевича его коллега и племянник, доктор Петр Подъяпольский: «Это был ученый, немного сухой, и как ученый имел много странностей. Их не только не порицали, но они еще более располагали к нему.

Несомненно он делал много добра, горячился и стоял за все честное и доброе, но в нем было более ума, чем сердца. Студенты его любили, и в 50 лет он был известен в ученом мире.

Роста он высокого, худощав, чуть сутуловат, его черные мягкие волосы с косым пробором, с сединой борода и усы, золотые очки на чуть сгорбленном носе и резкий взлет карих глаз сквозь них – общие черты его.

На интеллигентное лицо его иногда внезапно набегало выражение добродушного недоумения и рассеянности, даже растерянности – уже внезапно опять с них веяло умом и ясностью, частью строгостью».

Преподавательская деятельность не мешает работе практической. Она, разумеется, давно уже не ограничена изучением трупов. В частности, в 1879 году доктора направляют в село Ветлянку Астраханской губернии. Там разыгралась чума, с ней нужно бороться. И, разумеется, одновременно изучать.

Затем Персия, Кавказ. Все эти командировки напрямую связаны с эпидемиологией, с исследованием путей и механизмов распространения заразы.

У Григория Николаевича появляются ученики и последователи. В частности, Осип Мочутковский, тоже впоследствии прославившийся. В качестве боевого крещения Осип Осипович повторяет эксперимент по самозаражению тифом.

Его, конечно, отговаривали, и в первую очередь сам Минх. Но тот не слушал никого. Пять раз доктор пытался заразить себя и все безрезультатно. Получилось только на шестой. Болезнь шла очень тяжело и, к сожалению, не обошлось без осложнений. Осип Осипович на всю жизнь получил заболевание сердца и ослабление памяти. Но это не мешало Мочутковскому работать вместе с Минхом, и притом успешно.

В частности, оба ученых после серии совместных экспериментов выдвигают предположение о том, что заразные заболевания передаются от человека к человеку с помощью кровососущих членистоногих насекомых. В основном, блох и клопов. Сегодня это кажется вполне естественным, даже немного смешным. А тогда – новое слово в науке.

Впрочем, без улыбки и тогда не обошлось. Доктор писал противникам своей теории: «Может быть это сообщение… вызовет у некоторых читателей улыбку на лице, я нисколько на это не сетую. Я только прошу их опровергнуть мои соображения путем личного опыта, который сделать нетрудно, стоит только набрать небольшое число известных насекомых (клопов, блох), которых легко найти в достаточном количестве в любой больнице или казарме и т.д., и попитавши их некоторое время (путем приспособлений, которые решить я предоставляю сообразительности экспериментатора) кровью больного, перенести на собственную кожу.

Если после нескольких таких опытов автор их останется здоров, то я беру свои слова назад и даю ему полное право глумиться над моими соображениями».

Охотников, однако, не нашлось.

Вошь-убийца

В 1880 году – новое увлечение, проказа, она же крымка, она же болезнь святого Лазаря и ленивая смерть. Таврия, Херсон, Туркестан, Египет, Палестина – новые командировки посвящены в первую очередь именно этому недугу.

Минха сопровождает уже упомянутый племянник Петр Подъяпольский. Молодой человек восхищается восточной экзотикой: «Мелькают волшебною сказкою, обманчивым сновидением Аль-Софийская мечеть, Беллербей с бенгальскими тиграми, Скутари с вертящимися дервишами, буря под Матапаном, афинские руины и древний Акрополь».

Но Григорию Николаевичу не до этих красот. Он поглощен ленивой смертью.

Минх устанавливает, что проказа – тоже заразное заболевание. Ему не верят. Медицинское сообщество придерживается другой теории – наследственной. Переубедить его не просто.

В 1892 году ученый доктор делится своим последним наблюдением: по мнению Минха, сыпной тиф может распространять простая и привычная до боли платяная вошь. Коллеги снова поднимают его на смех.

Кто бы мог подумать, что в 1928 году французский исследователь Жан Николь за то же самое высказывание получит Нобелевскую премию? В то время еще премии-то этой не было.

В 1895 году доктор Минх по болезни выходит в отставку и переселяется в имение своей жены, в село Новые Бурсы, недалеко от Саратова. На следующий год, в шестидесятилетнем возрасте он, умирает. Диагноз его совершенно не связан ни с проказой, ни с тифом, ни вообще с какой-либо инфекцией.

Всю свою жизнь рискую подцепить смертельное заразное заболевание, он скончался от совершенно не заразного рака. Но за эти несколько месяцев Григорий Николаевич успевает выстроить на собственные средства школу с ремесленным отделением. И чуть ли не каждый день принимает больных, совершенно бесплатно.

Ему не сиделось, не лежалось без дела. Без доброго, нужного дела.