Доктор Георгий Синяков: про него можно было бы сделать кино покруче, чем «Список Шиндлера»

Лагерный хирург

Несколько месяцев Георгий Федорович служил ведущим хирургом медико-санитарного батальона, был военврачом санитарного батальона стрелковой дивизии. В начале октября 1941 года доктор попал в плен под Киевом. В этот момент начался его подвиг.

Поначалу Георгия Федоровича определили в бориспольский лагерь. Но уже в мае 1942 года его переводят в Польшу, в Кюстринский (ныне Костшин-над-Одрой) международный лагерь для военнопленных, расположенный в сотне километрах от Берлина.

Там он начинает работать по специальности – Синякова назначают в лазарет хирургом. Нет, от него не требуется никого калечить, убивать и ставить над людьми ужасные эксперименты. Никакой вивисекции. Синяков нужен для того, чтобы лечить, ведь военнопленные нужны немцам именно как здоровая рабочая сила. Кроме того, немцы боялись, что без нормальной медицины в лагере могут начаться эпидемии инфекционных заболеваний. Боялись не без оснований.

Прежде чем допустить доктора к операциям, его заставляют сдать экзамен. Он делает резекцию желудка под наблюдением комиссии, состоящей из немцев, французов, англичан и югославов. Из администрации лагеря – исключительно немцы. Остальные – такие же заключенные, как и сам Георгий Федорович.

Экзамен проходит успешно. Начинаются трудовые будни. Операция за операцией. Среди пациентов Синякова – множество военнопленных с самыми разными проблемами.

Попадаются и немцы. Он, например, спасает жизнь сыну гестаповца, который подавился костью. Мальчик задыхался, но, на его счастье, доктор оказался рядом.

Говорили, что, когда все закончилось, мать мальчика, считавшаяся «чистокровной арийкой», встала перед Синяковым на колени и поцеловала руку русскому врачу.

Оживающие «мертвецы»

Постепенно лагерная администрация стала полностью доверять хирургу. Он мог ходить повсюду, даже там, где заключенным находиться строго запрещалось. Охрана не трогала доктора. Кроме того, он получал усиленный паек с такими «деликатесами», о которых другие заключенные и мечтать не могли, например, с салом.

Сала, впрочем, Синяков не ел, а выменивал на картошку и хлеб. Для чего? Очень просто. Ведь картошки с хлебом в результате получалось больше. И, соответственно, доктор имел возможность таким образом подкармливать больше своих пациентов.

Сам же Георгий Федорович старался есть мало, чтобы досталось другим. Это при том, что доктор оперировал по 20 часов в сутки.

А затем события стали развиваться совершенно фантастическим образом. Синяков сдружился с лагерным переводчиком, немецким капралом Гельмутом Чахером. Тот получал образование в СССР, еще до войны женился на русской женщине, Клавдии Алексеевне Осиповой, они переехали в Германию. Но сам герр Чахер, несмотря на войну, продолжал любить нашу страну и с огромной симпатией относился к нашим соотечественникам.

И вот, за очередным душевным разговором Синяков и Чахер придумали ни много ни мало технологию побега из лагеря. Речь шла не о единичных случаях, а действительно о целой технологии, если не сказать индустрии.

Чахер брал на себя разработку маршрута побега и снабжение узника всем необходимым – в первую очередь картой, часами и компасом. Георгий же Федорович брал на себя медицинскую сторону.

В большинстве случаев происходило следующее. Синяков, имея неограниченный доступ к любым медицинским препаратам и очень ко многим химическим веществам, изобрел – да, именно это слово – прямо в немецком лагере для военнопленных особую мазь. Она прекрасно заживляла раны, полученные пленными в бою, но внешне казалось, что они с каждым днем становятся хуже и хуже. Организм якобы не справлялся.

Спустя несколько дней пациент (опять не без помощи химии и после тщательного инструктажа) имитировал смерть. Георгий Федорович ее официально констатировал, подписывал все необходимые бумаги, после чего «труп» вместе с другими, настоящими умершими, сбрасывали в специальный ров.

И уже оттуда пленный выбирался в соответствии с инструкциями Чахера.

Кстати, тот же Чахер, в совершенстве владея несколькими языками, предупреждал заключенных о доносчиках и провокаторах.

В каждом случае, конечно же, был свой сценарий. Например, знаменитая летчица Анна Егорова попросила, чтобы где-нибудь спрятали ее партбилет и боевые награды. Чахер положил их в банку с ядом. А затем – специальная мазь и так далее. В результате Анна Александровна дожила до 93 лет.

Илью Эренбурга хирург выдавал за Илью Белоусова – с его настоящей фамилией в лагере было не выжить. Прятал его то в бане, то в чужих бараках. И потом – традиционная имитация смерти.

А еще доктор Синяков распространял советские листовки, посвященные успехам Красной армии. С одной лишь целью – медицинской. Ведь эти листовки поднимали дух раненых и помогали им выздороветь.

Освобождение

Так продолжалось вплоть до января 1945 года. Когда Красная армия подошла совсем близко, гитлеровцы решили уничтожить лагерь. При этом часть заключенных отправили железной дорогой на Запад, в Германию. Часть – в том же направлении, только пешком. А еще одну часть – раненых и больных – решили оставить в Кюстрине и уничтожить. С точки зрения немецкого командования, эти военнопленные никакой ценности не представляли и подлежали утилизации. Их было около 3000 человек.

И опять за дело взялся Синяков. Точнее, за переговоры. Каким-то образом ему удалось уболтать лагерное руководство. В результате эту партию действительно оставили на месте, но расстреливать не стали. И вскоре они радостно встретили красноармейцев. А на счету Георгия Федоровича прибавилось еще 3000 спасенных жизней.

Хотя вряд ли он их считал. Помог бежать он нескольким сотням.

Сам Синяков тоже остался в лагере. Только теперь это уже был не лагерь, а доктор – не военнопленный. На базе своей больницы он организует полевой госпиталь для советских военнослужащих. И уже в ближайшие несколько суток (он опять работает и днем, и ночью) делает операции семи десяткам танкистов.

А затем, уже как военврач, уходит со своей армией на запад. И доходит до Берлина, и даже расписывается на Рейхстаге.

После этого доктор зашел в первую попавшуюся берлинскую пивную и заказал кружку пива. Сам он пиво не любил, но еще в лагере один советский пленный говорил немецкому унтер-офицеру, что он будет пить пиво в Берлине – за Победу. Потом этот пленный куда-то исчез.

За него – а возможно, и вместо него – доктор и выпил эту кружку.

После войны

Казалось бы, после всего случившегося к Синякову должна была прийти неописуемая слава. Славы не было.

До 1946 года он служил в армии. После демобилизовался, уехал в Челябинск. Поступил на работу – заведующим медсанчастью Челябинского тракторного завода. Прослужил до 1972 года. Перебрался на место полегче – ассистентом кафедры в челябинском мединституте. А через два года – на пенсию.

Правда, в 1961 году в «Литературной газете» вышла статья, посвященная Анне Егоровой. В ней летчица рассказывала о своем спасителе. Синякова пригласили в столицу. Удалось собрать еще несколько бывших узников, обязанных Георгию Федоровичу своей жизнью. Как говорится, хорошо посидели, но не более того.

Правда, после этого доктора выбрали депутатом Челябинского городского совета, но славы, сопоставимой со славой, например Алексея Маресьева, он не снискал. Даже геройскую звезду ему не дали.

В Советском Союзе с подозрением относились к тем, кто был в немецком плену. Могли бы и посадить. А так, все-таки областной центр, депутатство и руководящая должность.

До 1961 года челябинцы и вовсе не догадывались, какой великий человек живет с ними в одном городе. О своем военном прошлом Синяков особо не распространялся. Видимо, и из скромности, и из соображений собственной безопасности. Когда же люди все-таки узнали о нем и принялись выражать свое восхищение, он лишь отвечал, что «не в плену победа делалась», а сам он только выполнял свой долг.

А еще говорил, что существуют две профессии, представители которых не имеют права производить брак – это педагоги и врачи. Сам Георгий Федорович считался в Челябинске одним из лучших докторов.

* * *

Когда смотришь на фотографию Синякова, удивляешься – насколько же у него не геройская внешность. Он совершенно не похож на Че Гевару, на Джузеппе Гарибальди. Он даже на Минина с Пожарским не похож. Перед нами какой-то бухгалтер или инженер в заурядном НИИ.

А ведь этот «бухгалтер» совершил фантастический подвиг. Совершал его на протяжении нескольких лет, рискуя собой каждую минуту, пребывая в постоянном напряжении. Про этот подвиг можно было бы сделать кино покруче, чем про подвиг легендарного Оскара Шиндлера.

Не сделали.

Георгий Федорович умер в 1978 году. Похоронен на челябинском Успенском кладбище.