В корзинке для белья
Андрей Сидорович был мужик не без юмора, в честь этой самой корзинки он решил произвести фамилию своему роду (раньше у него, так называемого экономического, то есть, государственного, крестьянина фамилии в принципе не было, не полагалось).
Безграмотный и по-московски «акающий» чиновник выправил документ по принципу «как слышится, так и пишется». Вместо Корзинкиных получились Карзинкины.
Но основателю рода такой вариант даже больше понравился.
Самым же известным представителем этой династии был внук основателя и племянник легендарного обитателя бельевой корзинки Андрей Александрович Карзинкин.
Он родился в 1823 году, всю жизнь прозанимался чаем, владел четырьмя амбарами в Старом Гостином дворе и десятью московскими магазинами. Одно время даже служил государственным экспертом по освидетельствованию контрабандного чая в Складочной таможне. Должность совсем не прибыльная, но ответственная и престижная, абы кого в эксперты не берут.
В 1857 году на паях с дядей Иваном Андреевичем (тем, что из корзинки) и питерским воротилой, купцом-первогильдейцем Гавриилом Матвеевичем Игумновым приобретают так называемую Ярославскую большую мануфактуру. Это, в общем-то, не удивительно, как мы помним, дед Андрея Александровича и сам ярославских корней.
Фабрика, между прочим, легендарная. Основал ее в 1722 году купец по фамилии Затрапезнов. Невзирая на свою посконную фамилию, человек он был передовой, и все устроил по последнему слову тогдашней техники. В частности, для приведения в движение станков использовал не только сложную искусственную гидросистему (это было у многих), но и силу ветра, над мануфактурой возвышались два огромных ветряка.
Рядом же обустроил европейский парк с аллеями, фонтанами и статуями. При Петре была такая мода. И, разумеется, не обошлось без храма, надо всем этим хозяйством, в том числе над ветряками возвышалась колокольня Петропавловского храма, несколько напоминавшего своими формами храм Петропавловской крепости в Санкт-Петербурге.
Фабрика, и без того передовая, сделалась и вовсе образцовой. Никого не удивило, что когда в Ярославле пустили городскую электрическую железную дорогу, а проще говоря, трамвай, одна из первых линий соединяла центр города с Большой мануфактурой. Тамошняя пожарная машина была лучшей в городе. Всего не перечислить.
Заботился он и о жизни рабочих. Школа, больница, детский сад. Павел Муратов говорил, что «у Карзинкина на фабрике рабочие жили так, как в Англии не живут».
Писательница же Елизавета Дьяконова примечала в дневнике: «Фабрика Карзинкиных отчасти представляет симпатичное явление последнего времени, когда дошли до сознания, что нужно не эксплуатировать труд рабочих, а разумно пользоваться им, создавая при этом такую обстановку, в которой труд не был бы борьбой за существование, а нормальным условием жизни. Отрадно было видеть городок труда, устроенный по правилам гигиены и порядка, где трудящийся люд, кроме денежной платы, получает и квартиру, и увеселения, и возможность учить своих детей.
Недалеко то время, когда подобных фабрик будет еще более, и на них перестанут смотреть как на источник заразы всякого рода, а наоборот – они станут маленькими центрами просвещения и народного образования. Тогда фабрики будут иметь двойное значение: кроме промышленности, они будут развивать народ, образовывать его».
Мало про какую фабрику могли так написать.
И, разумеется, Андрей Карзинкин отдавал должное добрым делам за пределами фабрики. Он – член-благотворитель московского коммерческого училища, жертвователь Вспомогательной кассы московского купеческого сословия, член попечительного совета Николаевского дома призрения вдов и сирот купеческого сословия, попечитель Богадельни имени Давида Абрамовича Морозова на 300 бедняков. Всего, опять-таки, не перечислить.
50 тысяч в дом призрения, 8 тысяч в копилку Мещанских училищ, 12 тысяч во Вспомогательную кассу, тысяча туда, 500 рублей сюда.
«За сделанные пожертвования на Государственное ополчение и другие военные надобности» Андрею Александровичу вручили бронзовую медаль для ношения в петлице на Аннинской ленте. Еще одну бронзовую – за пожертвования Николаевскому дому. «За заслуги ко дню Священного Коронования Его Величества Государя Императора Александра II» – золотую медаль с надписью «За усердие». За полушубки для войск Гренадерского корпуса – «высочайшая государя императора благодарность».
А в 1908 году хозяева Большой мануфактуры соорудили новый храм в стиле модерн. Он был освящен во имя Андрея Критского, Иоанна Постника и Архангела Гавриила – небесных патронов Андрея и Ивана Карзинкиных, а также Гаврилы Игумнова.
Удивительная Карзинчиха
В 1860 году Андрей Александрович женился на Софье Николаевне Рыбниковой, дочери богородского купца. А спустя два года художник Василий Пукирев написал свою известную картину «Неравный брак». Злые языки сразу заговорили о том, что Василий Владимирович изобразил на картине венчание именно наших героев. А справа от невесты – молодого купца Варенцова, отвергнутого ради денег воздыхателя невесты.
Варенцов, узнав об этом, жутко оскорбился и потребовал, чтобы художник срочно удалил портретное сходство. Тогда Пукирев пририсовал к его лицу черную бороду, и гипотетический воздыхатель удивительным образом сделался похожим на самого живописца. Злые языки оставили в покое Варенцова, теперь в московских сплетнях в качестве отвергнутого воздыхателя стал фигурировать сам Пукирев.
Никого не смущало, что разница в возрасте на картине около пятидесяти лет, а Софью и Андрея разделяли вполне естественные, особенно по тому времени, тринадцать. Что Карзинкин не был злобным стариком с отталкивающей, восковой физиономией, а, напротив, был весельчаком, еще не перешедшим свой сорокалетний рубеж. Что отец невесты был не бедняком, стремившимся пристроить свою дочь за плотный кошелек, а хозяином преуспевающей суконной фабрики.
Для сплетников все это было несущественно, а молодые, в свою очередь, лишь потешались над глупыми кумушками.
Брак вышел счастливым, и супруги жили душа в душу. Одно лишь его омрачило – первый ребенок, дочка Софья в раннем возрасте скончалась от туберкулеза.
После этого и Софья Николаевна азартно занялась благотворительностью, помогала Бахрушинской больнице (только 20 тысяч выделила на постройку корпуса для женщин-туберкулезниц), туберкулезному санаторию, Первому Таганскому женскому начальному училищу.
При этом была удивительно жизнерадостная, много читала, собирала картины.
По Москве о Софье Николаевне ходили настоящие легенды.
Одну из них записал исследователь русского фольклора Е. Баранов: «Карзинкин, который чаем торговал, как помер, жене три мильена чистоганом оставил, да еще магазины, дома. А сама Карзинчиха уже старая была… И не стала больше торговать, а все по церквам да монастырям ездила молиться. И был ей от духовенства почет: по одну сторону игумен стоит, по другую – архимандрит, а сама она в кресле сидит: ногами болела, вот и подавали ей кресло. Посидит, встанет, помолится и опять сядет».
А дальше – страшная история про то, как «Карзинчиха» дала десять тысяч на приют для «бедных старушек», а их украли. Тогда она решила жертвовать деньги заключенным – и те тоже украли. Распорядилась арестантам хлеб давать – его уж точно не возьмут. Но тут начали возмущаться сами арестанты – дескать, что ж ты, Карзинчиха, такая богатая, а простым хлебом нас кормишь. «Нет, чтобы пирожка с капусткой прислать».
Конечно, в жизни Софьи Николаевны не было ничего даже похожего на эти жуткие истории. Но сам факт подобной популярности в народе говорит о многом.
Впрочем, и самого чаеторговца не оставили вниманием московские сказители. Кто-то запустил слух, что, дескать, он любил водить нищих в трактиры, покупать им водку и смотреть как они пьют. Но это уже, видимо, из области мечтаний.
Богема по средам
А со старшей дочерью Карзинкиных, Еленой Андреевной, все вышло весьма необычно. Если брак ее матери московские кумушки называли мезальянсом, то про брак дочери они вообще не знали, что сказать. Многозначительно молчали.
Избранником Елены Андреевны сделался писатель Николай Дмитриевич Телешов, при этом он был на два года моложе невесты. Разумеется, практически без средств к существованию, но с приданным в виде нескончаемой богемной и полубогемной тусовки. Больше того, за три дня до запланированного венчания Николай Дмитриевич делал предложение еще одной московской барышне, но получил отказ.
Жить его взяли к Карзинкиным, в их большой дом на Покровском бульваре, купленный еще основателем рода в 1818 году. Туда же пришло и общество, так называемые «Телешовские среды». Куприн, Горький, Шаляпин, Рахманинов. Постоянным посетителем был Гиляровский.
А Шаляпин любил говорить: «Здесь меня послушайте, а не в Большом театре – там я за деньги пою!»
Кстати, здесь еще раньше, в 1884 году в любительском спектакле состоялось первое выступление Константина Станиславского, в то время еще Алексеева. Ставили гоголевскую «Женитьбу», Алексеев в роли Подколесина вылез в окно – и по неосторожности раздавил рояль. После спектакля намечались танцы, и его, в качестве наказания, заставили во время танцев петь. Под эти звуки и плясали.
А летом вся эта компания вместе с самими Телешовыми перебиралась в Малаховку, в имение, доставшееся Елене Андреевне по наследству.
Молодая, впрочем, была всем довольна, богемная жизнь была ей симпатична.
Кумушки во второй раз остались с носом.
* * *
Андрей Александрович Карзинкин умер в 1906 году. Его жена пережила его всего лишь на пять лет. Елена Андреевна скончалась в войну. Николай Дмитриевич протянул до 1957 года, будучи признанным, идеологически безупречным советским писателем. Жена его ушла из жизни на четверть века раньше. Их внуку очередная безграмотная паспортистка опять перепутала букву, и он из Телешова превратились в Телешева, с переносом ударения на первый слог.
