Я давно мечтал познакомиться с жизнью русской глубинки, узнать быт и обычаи жителей маленьких провинциальных городков, которые старее Москвы. Когда раньше я писал о тяжком положении российских соотечественников в Таджикистане, то слышал упрек: в родном захолустье живут не лучше, а то и хуже. И вот волею судьбы я теперь живу в этом самом «родном захолустье».
Здесь красиво, даже очень красиво. Бесконечные поля, то чернеющие жирным свежевспаханным черноземом вперемежку с соломой, то ярко зеленеющие чистым изумрудом озимых всходов, то завлекающие кружевом мелких, частых и спелых подсолнухов, лениво и сыто раскинулись до горизонта, на котором желтеют осенние перелески, прячутся родниковые речушки, а то и просто сухие овраги, пересекающие покатые поля, нарезая их большими щедрыми ломтями.
Видеть засеянные, убранные, перепаханные поля особенно приятно, если помнишь, какими они были двадцать лет назад – осиротевшими, брошенными, зарастающими молодой порослью кустарников и деревьев.
Но эта сельская идиллия рушится, когда узнаешь, что трудятся на этих нивах далеко не всегда местные жители, а зачастую наемники из того же Таджикистана и других бывших Союзных республик. Да и трудящихся не так много – на тысячу гектар шестьдесят человек.
В наших же милых, старинных, уцелевших во всех лихолетьях городках работы нет – предприятия уничтожены, сквозь лохмотья когда-то асфальтированных дорог зияют дыры, обнажающие брусчатку еще царских времен.
По выходным жители пьют по ночам и поют под громкую музыку: «Ну что ж ты страшная такая, ты такая страшная!» Просыпаешься от этого гвалта полтретьего ночи и думаешь: это они про жизнь свою так убиваются и упиваются?
Говорят, в начале нулевых и пили больше, и наркоманили, особенно молодежь. Сейчас стало лучше, но все равно социальной работы еще много, в том числе и для наших тружеников – простых сельских батюшек, которые привлекают молодых ребят в церковь опосредованно – через спортивные секции и соревнования, и возятся с пьяницами, наркоманами, бездомными.
Из храмов подросшие дети уходят, как только наступает пубертатный возраст. Уходят от неотмирной красоты в безобразный мир, чтобы потом орать по ночам: «Ну что ж ты страшная такая, ты такая страшная!»
Но под всей этой человеческой соломой сокрыта земля святых, в которую падают случайные зерна из, казалось бы, уже никуда негодных, гнилых злаков – и таинственно прорастают сквозь царскую брусчатку и советский плешивый асфальт. Земля святых. Вот об этих святых, подвизавшихся и подвизающихся на Рязанщине, и будут мои заметки.
Один очень хороший, достойный, уважаемый человек, облеченный властью, посоветовал мне: «Владыка, не спешите нахваливать людей, которых не знаете. Не судите по первому впечатлению. Не очаровывайтесь, чтобы потом не разочаровываться». Правильный совет, но в моем случае неисполнимый. Я лучше потом разочаруюсь, но не могу специально заставить себя не очаровываться.
Всю свою уже далеко немолодую жизнь только и разочаровываюсь, но запас очарования все никак не исчерпаю. Неинтересно это – специально не очаровываться.
Совершенно очаровательную историю рассказал мне игумен Свято-Духова монастыря, в котором я священноархимандрит. В Шацком благочинии, в селе Шаморга находится женский Покровский монастырь. Про него, в отличие от расположенного по соседству знаменитого Вышинского монастыря, где почивают мощи свт. Феофана Затворника, мало кто знает. Покровский монастырь бедный. Держится молитвами немногих сестер, уже далеко немолодых, и духовника святой обители иер. Сергия Охрименко.
Одной из первых насельниц была ныне почившая мон. Евстолия. Своих прихожан, а точнее – прихожанок, пожилых женщин из близлежащих деревень, монастырь привозит на богослужения сам на разбитых старых «Газелях».
Этих пожертвованных, списанных, неисправных «Газелей» накопилось с десяток. И мать Евстолия, бывшая москвичка шестидесяти лет отроду, из нескольких убитых машин собирала одну, более-менее живую.
Редкие паломники и прихожане могли наблюдать такую картину – старая монашка лежит под очередной жертвенной «Газелью» с гаечным ключом и что-то там пытается прикрутить.
Пока была жива мать Евстолия, и «Газель» худо-бедно двигалась, а со смертью матушки чинить последнюю колымагу стало некому, а значит и прихожанам дорога в любимый монастырь закрылась.
В критической ситуации сестры оказывались не впервой. И самое верное и проверенное средство от любых кризисов – молитва.
Игуменья Любовь, тоже уже ныне почившая, мобилизовала свой сильно редуцированный личный состав, хоть и глубоко пенсионного возраста, но вполне еще боевой и главное – опытный, стрелянный в ежедневных и еженощных духовных баталиях.
Сестры встали на молитву. Буквально на следующий день из Москвы звонит в монастырь администратор Николая Баскова с вопросом: «В чем монастырь больше всего нуждается?»
Как оказалось, прославленный певец проезжал накануне мимо указателя на святую обитель как раз в то время, когда сестры молились о ниспослании транспортного средства, и в сердце народного артиста возгорелась жажда помочь именно этому, указанному на дорожном знаке монастырю, совершенно ему незнакомому. Так в Покровском женском монастыре вскоре появилась новенькая «Газель».
