Встать, самосуд идет

Этим летом в Екатеринбурге начались проверки деятельности фонда «Город без наркотиков», после чего было возбуждено несколько уголовных дел. Параллельно президент ГБН Евгений Ройзман объявил об открытии «Страны без наркотиков», то есть целой сети филиалов фонда по всей стране, включая Москву. Пока открываются новые центры, а работники и пациенты старых дают показания; пока многие простые граждане возмущены происходящим «беспределом», Милосердие.ру пробует непредвзято разобраться с ситуацией.

Отягчающие обстоятельства

Только после того, как вникаешь в суть проводимой фондом пресловутой «антинаркотической политики», начинаешь понимать, насколько трудно о ней говорить. Со всех сторон, откуда ни посмотришь, эту тему облепляют многочисленные нестыковки, недопонимания, смешения понятий и всяческие отягчающие (прежде всего – трезвый взгляд на вещи) обстоятельства.

Во-первых, тема наркотиков и, в особенности, наркоманов – как таковая – для многих из нас, по личным причинам, чересчур болезненна, чтобы мы могли оставаться в ходе ее обсуждения с холодной головой. (Меж тем, голова должна оставаться холодной, если наша цель – разобраться, а не утвердить на скорую руку ту или иную подходящую для всех резолюцию.)

Во-вторых, наше положение усложняет радикальная, принципиальная, неустранимая расплывчатость понятия «наркотик» (восходящая к амбивалентности «фармакона» как такового – то есть, одновременно яда и лекарства, отравляющего или исцеляющего в зависимости от уместности его использования).

В-третьих, фигура харизматичнейшего Евгения Ройзмана – бизнесмена, политика, историка, поэта, собирателя икон и т.д. Его большая популярность на Урале тоже не способствует, мягко говоря, нашей беспристрастности –безотносительно к тому, как именно мы к ней относимся.

Наконец (но далеко не в последнюю, на самом деле, очередь), мы сами, как ни прискорбно говорить об этом, более или менее сознательно (гораздо чаще – менее) противимся правде – и о наркотиках, и о наркоманах. Потому что эта правда требует глубокого критического пересмотра того символического порядка, в котором располагаются в нашем сознании фундаментальные ценности человеческой жизни – и в частности, того места, какое занимает в нем свобода… Впрочем, обо всем, как говорится, по порядку.

История вопроса, или неуловимый Джо

Во всемирной наркотической истории обращает на себя внимание один разительный парадокс.

С одной стороны, человечество использовало пресловутые «наркотики» (как в качестве лекарственных препаратов, так и дурманящего зелья) сколько себя (не) помнит: тем же «маковым соком забвенья» баловались уже шумеры (пятое тысячелетие до нашей эры), а первые пивоваренные, например, заводы были открыты аж в Древнем Египте.

С другой стороны, нынешняя криминализация наркотиков – не в виде властного запрета их отдельных разновидностей, но как системное «антинаркотическое» (при всей бессмысленности этой дефиниции) движение, объединяющее большинство современных стран, – явление совсем недавнее, в исторических масштабах чуть ли не младенческое, ибо возникшее примерно в XIX веке. Что тоже заставляет, согласитесь, призадуматься.

Второй момент, не менее парадоксальный, состоит в фундаментальной расплывчатости самого понятия «наркотик». Восходящее к соответствующему греческому слову ναρκωτικός («приводящий в оцепенение»), оно со времен Гиппократа вполне логично обозначало не абы что, а именно обезболивающие опиаты или опиоиды (так называемые «наркотические анальгетики»). Таким образом, в это понятие не входит ни гашиш, ни кокаин, ни сок мексиканского кактуса. Но уже в начале XX века значение слова «наркотики» стало расширяться и мутировать, обозначая в сущности любое вещество, дающее психоактивный эффект и/или вызывающее у реципиента ту или иную форму привыкания. Если на протяжении тысячелетий всем было совершенно ясно, что является наркотиком, а что им не является, то в наши дни, пожалуй, нет субстанции, надежно застрахованной от этого клейма. Больше того, сегодня речь уже идет не только о химических субстанциях, но – в метафорическом режиме – обо всем, что доставляет человеку радость и формирует у него так называемое «аддиктивное поведение» (привязанность).

Не надо быть ни долгожителем, ни фармацевтом, ни любителем психических экспериментов, чтобы видеть ярко выраженную произвольность современной антинаркотической политики, в результате которой в одночасье вне закона оказывается то, что еще вчера свободно продавалось в аптеках (вроде кодеиносодержащих препаратов или конопли), а потребители этой продукции разом превращаются в злостных нарушителей. Поэтому, какой бы точки зрения мы ни придерживались на пресловутый «легалайз», в наши дни проще всего считать «наркотиком» все то, что решило почему-то им считать то или иное государство. И не более.

Третий путь

Известно три типа государственной антинаркотической политики (как в классическом, так и во всех остальных смыслах слова «наркотик»).

Первый тип – условно «китайский» – состоит в максимально жесткой системе запретов множества самых разных препаратов (с постепенным расширением их списка) и в жесточайших репрессиях за любое несанкционированое соприкосновение с ними граждан. Наркология при таком подходе оказывается практически не нужной, при том что наркомания и наркоманы как феномен никуда, естественно, не исчезают. В лидерах этого сурового направления, соответственно, Китай и большинство арабских стран, а также основная часть южно-восточного региона Азии (Сингапур, Таиланд, Индонезия и т.д.).

Второй тип назовем европейским. Он противоположен первому, китайскому, принципиально. Его суть – бороться в первую очередь с производителями и продавцами, а не с потребителями. И не с уличными торговцами «дешевого кайфа», а с крупными его поставщиками. Делая акцент на «тяжелые» наркотики, наиболее опасные и для человека, и для общества (опиум, героин, крэк и т.д.), и смягчая наказания за манипуляции с «легкими». Это путь борьбы с наркоманией, а не с наркоманами, причем с наркоманией как с болезнью, в том числе общественной, а не «распущенностью» (Е. Ройзман). Европейский путь подразумевает так называемую «заместительную терапию» (лечение бупренорфином, метадоном, медицинским героином и т.д.) и показывает на сегодняшний день, нравится нам это или нет, лучшие результаты по части реабилитации тяжелых опиатных наркоманов. Что и объясняет постепенное его распространение по всему миру: хоть этот тип и называется европейским, он встречается не только в странах Европы (где распространен повсеместно, за исключением России), но и в Канаде, Австралии, Новой Зеландии и ряде стран Латинской Америки.

Последний, третий вариант – комбинирующий европейский гуманизм с азиатской репрессивностью – избрали Соединенные Штаты Америки. Именно США – задолго до того, как превратиться в единственную мировую сверхдержаву, – примерно с конца XIX-начала XX века – начали формировать антинаркотическую «повестку дня» и осуществлять крупнейшее антинаркотическое лобби по всему миру (оборотной стороной чего оказывается, как ни странно, рост черного рынка, сверхприбылей наркомафии и числа наркоманов по всему свету). Вашингтон ежегодно тратит миллионы долларов на войну с наркобаронами и попутно отправляет в тюрьмы миллионы американцев, но, как показывают цифры, американские проблемы в этой области, в отличие от Европы, только растут.

Наша страна – в силу разных обстоятельств – двинулась по американскому пути, что в сочетании с уровнем коррупции и деградацией независимого судопроизводства привело Россию к промежуточному положению между условными Штатами и таким же условным Китаем. У нас легко угодить на несколько лет за решетку за обнаруженный (а то и специально подброшенный) коробок анаши, и в то же время мы – единственная страна в Европе, где полностью запрещена заместительная терапия. Необходимо помнить, что именно на этом фоне и именно в этой обстановке, приближенной к боевой, действует на свой страх и риск Евгений Ройзман и его соратники.

Наши бараны и пастухи

Теперь, исходя из этих факторов, оценим деятельность фонда «Город без наркотиков». Напомню, что протекает она по двум направлениям: оперативная борьба с наркоторговлей (ловля «барыг» и сдача правоохранительным органам) и реабилитация наркоманов (в мужском и женском реабилитационных центрах). Поскольку первая в любом случае представляет собой крайне сомнительный, с правовой точки зрения, активизм (боевики ройзмановского центра – без всякой милиции-полиции – могут спокойно ворваться в чужое жилище, где, по их мнению, расположен притон, или, например, осуществить контрольную закупку, иными словами – спровоцировать будущую жертву на правонарушение), – перейдем к последней. К работе по возвращению «нарколыг» (Е. Ройзман) в общество.

Метод ГБН состоит в помещении наркомана в закрытую среду, лишенную доступа к наркотикам, с последующей трудотерапией. Иными словами, пациенты его центров – все они, как правило, молодые или очень молодые люди – живут в аскетической обстановке на протяжении нескольких месяцев своеобразной коммуной (Ройзман очень уважает систему Макаренко), по возможности обслуживая самих себя: убираясь, выращивая овощи, готовя еду и т.д. Все это отнюдь не оригинальная, наоборот – давно известная, даже классическая методика, к уместности применения которой к Ройзману бы вовсе не было вопросов кабы не два обстоятельства.

Первое – не все пациенты попали в эти центры добровольно (некоторых, например, связанными в багажнике привезли родители). Второе – специфика зависимости, от которой эти привезенные страдают. Насколько многих лечили против их желания – надлежит разобраться нынешнему следствию (напомню, что принудительное лечение в нашей стране, покамест, более или менее запрещено – как и во всех цивилизованных странах), а вот насчет эффективности методики у врачей и специалистов давно уже есть серьезные возражения. Дело в том, что уважаемые ученые – вопреки Ройзману – утверждают, что само по себе длительное воздержание тяжелого наркомана от тех же опиатов или производных – не дает выздоровления. Более того – как утверждают специалисты, без внутренней мотивации наркомана даже длительное воздержание оказывается практически бессмысленным. Тем, кто находился в центре без наркотиков по принуждению (или «не созрев»), чаще всего выйдя на свободу, гибнут от передозировок.

Поэтому ключевым – в такой сложной ситуации, как борьба за душу человека, – является не запрет и не угроза, а психологическая установка самого наркомана (за курение табака царь Михаил Федорович Романов, напомню, вырывал ноздри, и что – сильно это помогло?). В этом глубинном процессе подлинной – внутренней – реабилитации вся современная наука с ее возможностями, не говоря уже о трудовой системе Ройзмана, – не более, чем важная, но вспомогательная мера. Отличие Ройзмана от клиники доктора Маршака или доктора Назаралиева – не столько в цифре исцелившихся (судьбы покинувших центр людей отслеживать практически невозможно, при этом все склонны преувеличивать процент ремиссий), а в том, что Ройзман лечит наркоманов бесплатно, без учета требований современной наркологии и (как утверждают многие источники) не всегда по обоюдному согласию (что, безусловно, преступление – даже если привело к спасению человека).

Нет оснований сомневаться, что каким-то людям, даже многим, «Город без наркотиков» помог вернуться к полноценной и здоровой жизни. Честь ему за это и хвала. Нелишне также помнить и о том, какое множество случайных нарко-потребителей – в частности, простых студентов – этот же ГБН каждый месяц фасует по тюрьмам за пригоршню марихуаны или «Спайса». Нет оснований сомневаться в искренности Евгения Ройзмана и в благородстве его помыслов. Но только сами по себе ни эта искренность, ни это благородство еще не означают выданной ему обществом лицензии на самосуд. Даже в тех печальных случаях, когда государство – как наше с вами, дорогой читатель, – практически бездействует.