Этим летом в Екатеринбурге начались проверки деятельности фонда «Город без наркотиков», после чего было возбуждено несколько уголовных дел. Параллельно президент ГБН Евгений Ройзман (признан иноагентом в РФ) объявил об открытии «Страны без наркотиков», то есть целой сети филиалов фонда по всей стране, включая Москву. Пока открываются новые центры, а работники и пациенты старых дают показания; пока многие простые граждане возмущены происходящим «беспределом», Милосердие.ру пробует непредвзято разобраться с ситуацией.
Отягчающие обстоятельства
Только после того, как вникаешь в суть проводимой фондом пресловутой «антинаркотической политики», начинаешь понимать, насколько трудно о ней говорить. Со всех сторон, откуда ни посмотришь, эту тему облепляют многочисленные нестыковки, недопонимания, смешения понятий и всяческие отягчающие (прежде всего – трезвый взгляд на вещи) обстоятельства.
Во-первых, тема наркотиков и, в особенности, наркоманов – как таковая – для многих из нас, по личным причинам, чересчур болезненна, чтобы мы могли оставаться в ходе ее обсуждения с холодной головой. (Меж тем, голова должна оставаться холодной, если наша цель – разобраться, а не утвердить на скорую руку ту или иную подходящую для всех резолюцию.)
Во-вторых, наше положение усложняет радикальная, принципиальная, неустранимая расплывчатость понятия «наркотик» (восходящая к амбивалентности «фармакона» как такового – то есть, одновременно яда и лекарства, отравляющего или исцеляющего в зависимости от уместности его использования).
В-третьих, фигура харизматичнейшего Евгения Ройзмана – бизнесмена, политика, историка, поэта, собирателя икон и т.д. Его большая популярность на Урале тоже не способствует, мягко говоря, нашей беспристрастности –безотносительно к тому, как именно мы к ней относимся.
Наконец (но далеко не в последнюю, на самом деле, очередь), мы сами, как ни прискорбно говорить об этом, более или менее сознательно (гораздо чаще – менее) противимся правде – и о наркотиках, и о наркоманах. Потому что эта правда требует глубокого критического пересмотра того символического порядка, в котором располагаются в нашем сознании фундаментальные ценности человеческой жизни – и в частности, того места, какое занимает в нем свобода… Впрочем, обо всем, как говорится, по порядку.
История вопроса, или неуловимый Джо
Во всемирной наркотической истории обращает на себя внимание один разительный парадокс.
С одной стороны, человечество использовало пресловутые «наркотики» (как в качестве лекарственных препаратов, так и дурманящего зелья) сколько себя (не) помнит: тем же «маковым соком забвенья» баловались уже шумеры (пятое тысячелетие до нашей эры), а первые пивоваренные, например, заводы были открыты аж в Древнем Египте.
С другой стороны, нынешняя криминализация наркотиков – не в виде властного запрета их отдельных разновидностей, но как системное «антинаркотическое» (при всей бессмысленности этой дефиниции) движение, объединяющее большинство современных стран, – явление совсем недавнее, в исторических масштабах чуть ли не младенческое, ибо возникшее примерно в XIX веке. Что тоже заставляет, согласитесь, призадуматься.
Второй момент, не менее парадоксальный, состоит в фундаментальной расплывчатости самого понятия «наркотик». Восходящее к соответствующему греческому слову ναρκωτικός («приводящий в оцепенение»), оно со времен Гиппократа вполне логично обозначало не абы что, а именно обезболивающие опиаты или опиоиды (так называемые «наркотические анальгетики»). Таким образом, в это понятие не входит ни гашиш, ни кокаин, ни сок мексиканского кактуса. Но уже в начале XX века значение слова «наркотики» стало расширяться и мутировать, обозначая в сущности любое вещество, дающее психоактивный эффект и/или вызывающее у реципиента ту или иную форму привыкания. Если на протяжении тысячелетий всем было совершенно ясно, что является наркотиком, а что им не является, то в наши дни, пожалуй, нет субстанции, надежно застрахованной от этого клейма. Больше того, сегодня речь уже идет не только о химических субстанциях, но – в метафорическом режиме – обо всем, что доставляет человеку радость и формирует у него так называемое «аддиктивное поведение» (привязанность).
Не надо быть ни долгожителем, ни фармацевтом, ни любителем психических экспериментов, чтобы видеть ярко выраженную произвольность современной антинаркотической политики, в результате которой в одночасье вне закона оказывается то, что еще вчера свободно продавалось в аптеках (вроде кодеиносодержащих препаратов или конопли), а потребители этой продукции разом превращаются в злостных нарушителей. Поэтому, какой бы точки зрения мы ни придерживались на пресловутый «легалайз», в наши дни проще всего считать «наркотиком» все то, что решило почему-то им считать то или иное государство. И не более.
Третий путь
Известно три типа государственной антинаркотической политики (как в классическом, так и во всех остальных смыслах слова «наркотик»).
Первый тип – условно «китайский» – состоит в максимально жесткой системе запретов множества самых разных препаратов (с постепенным расширением их списка) и в жесточайших репрессиях за любое несанкционированое соприкосновение с ними граждан. Наркология при таком подходе оказывается практически не нужной, при том что наркомания и наркоманы как феномен никуда, естественно, не исчезают. В лидерах этого сурового направления, соответственно, Китай и большинство арабских стран, а также основная часть южно-восточного региона Азии (Сингапур, Таиланд, Индонезия и т.д.).
Второй тип назовем европейским. Он противоположен первому, китайскому, принципиально. Его суть – бороться в первую очередь с производителями и продавцами, а не с потребителями. И не с уличными торговцами «дешевого кайфа», а с крупными его поставщиками. Делая акцент на «тяжелые» наркотики, наиболее опасные и для человека, и для общества (опиум, героин, крэк и т.д.), и смягчая наказания за манипуляции с «легкими». Это путь борьбы с наркоманией, а не с наркоманами, причем с наркоманией как с болезнью, в том числе общественной, а не «распущенностью» (Е. Ройзман). Европейский путь подразумевает так называемую «заместительную терапию» (лечение бупренорфином, метадоном, медицинским героином и т.д.) и показывает на сегодняшний день, нравится нам это или нет, лучшие результаты по части реабилитации тяжелых опиатных наркоманов. Что и объясняет постепенное его распространение по всему миру: хоть этот тип и называется европейским, он встречается не только в странах Европы (где распространен повсеместно, за исключением России), но и в Канаде, Австралии, Новой Зеландии и ряде стран Латинской Америки.
Последний, третий вариант – комбинирующий европейский гуманизм с азиатской репрессивностью – избрали Соединенные Штаты Америки. Именно США – задолго до того, как превратиться в единственную мировую сверхдержаву, – примерно с конца XIX-начала XX века – начали формировать антинаркотическую «повестку дня» и осуществлять крупнейшее антинаркотическое лобби по всему миру (оборотной стороной чего оказывается, как ни странно, рост черного рынка, сверхприбылей наркомафии и числа наркоманов по всему свету). Вашингтон ежегодно тратит миллионы долларов на войну с наркобаронами и попутно отправляет в тюрьмы миллионы американцев, но, как показывают цифры, американские проблемы в этой области, в отличие от Европы, только растут.
Наша страна – в силу разных обстоятельств – двинулась по американскому пути, что в сочетании с уровнем коррупции и деградацией независимого судопроизводства привело Россию к промежуточному положению между условными Штатами и таким же условным Китаем. У нас легко угодить на несколько лет за решетку за обнаруженный (а то и специально подброшенный) коробок анаши, и в то же время мы – единственная страна в Европе, где полностью запрещена заместительная терапия. Необходимо помнить, что именно на этом фоне и именно в этой обстановке, приближенной к боевой, действует на свой страх и риск Евгений Ройзман и его соратники.
Наши бараны и пастухи
Теперь, исходя из этих факторов, оценим деятельность фонда «Город без наркотиков». Напомню, что протекает она по двум направлениям: оперативная борьба с наркоторговлей (ловля «барыг» и сдача правоохранительным органам) и реабилитация наркоманов (в мужском и женском реабилитационных центрах). Поскольку первая в любом случае представляет собой крайне сомнительный, с правовой точки зрения, активизм (боевики ройзмановского центра – без всякой милиции-полиции – могут спокойно ворваться в чужое жилище, где, по их мнению, расположен притон, или, например, осуществить контрольную закупку, иными словами – спровоцировать будущую жертву на правонарушение), – перейдем к последней. К работе по возвращению «нарколыг» (Е. Ройзман) в общество.
Метод ГБН состоит в помещении наркомана в закрытую среду, лишенную доступа к наркотикам, с последующей трудотерапией. Иными словами, пациенты его центров – все они, как правило, молодые или очень молодые люди – живут в аскетической обстановке на протяжении нескольких месяцев своеобразной коммуной (Ройзман очень уважает систему Макаренко), по возможности обслуживая самих себя: убираясь, выращивая овощи, готовя еду и т.д. Все это отнюдь не оригинальная, наоборот – давно известная, даже классическая методика, к уместности применения которой к Ройзману бы вовсе не было вопросов кабы не два обстоятельства.
Первое – не все пациенты попали в эти центры добровольно (некоторых, например, связанными в багажнике привезли родители). Второе – специфика зависимости, от которой эти привезенные страдают. Насколько многих лечили против их желания – надлежит разобраться нынешнему следствию (напомню, что принудительное лечение в нашей стране, покамест, более или менее запрещено – как и во всех цивилизованных странах), а вот насчет эффективности методики у врачей и специалистов давно уже есть серьезные возражения. Дело в том, что уважаемые ученые – вопреки Ройзману – утверждают, что само по себе длительное воздержание тяжелого наркомана от тех же опиатов или производных – не дает выздоровления. Более того – как утверждают специалисты, без внутренней мотивации наркомана даже длительное воздержание оказывается практически бессмысленным. Тем, кто находился в центре без наркотиков по принуждению (или «не созрев»), чаще всего выйдя на свободу, гибнут от передозировок.
Поэтому ключевым – в такой сложной ситуации, как борьба за душу человека, – является не запрет и не угроза, а психологическая установка самого наркомана (за курение табака царь Михаил Федорович Романов, напомню, вырывал ноздри, и что – сильно это помогло?). В этом глубинном процессе подлинной – внутренней – реабилитации вся современная наука с ее возможностями, не говоря уже о трудовой системе Ройзмана, – не более, чем важная, но вспомогательная мера. Отличие Ройзмана от клиники доктора Маршака или доктора Назаралиева – не столько в цифре исцелившихся (судьбы покинувших центр людей отслеживать практически невозможно, при этом все склонны преувеличивать процент ремиссий), а в том, что Ройзман лечит наркоманов бесплатно, без учета требований современной наркологии и (как утверждают многие источники) не всегда по обоюдному согласию (что, безусловно, преступление – даже если привело к спасению человека).
Нет оснований сомневаться, что каким-то людям, даже многим, «Город без наркотиков» помог вернуться к полноценной и здоровой жизни. Честь ему за это и хвала. Нелишне также помнить и о том, какое множество случайных нарко-потребителей – в частности, простых студентов – этот же ГБН каждый месяц фасует по тюрьмам за пригоршню марихуаны или «Спайса». Нет оснований сомневаться в искренности Евгения Ройзмана и в благородстве его помыслов. Но только сами по себе ни эта искренность, ни это благородство еще не означают выданной ему обществом лицензии на самосуд. Даже в тех печальных случаях, когда государство – как наше с вами, дорогой читатель, – практически бездействует.
