Все – свои

Хотел ли бы кто-нибудь из нас появиться на свет в пробирке или инкубаторе и провести детство в интернате, где никто из воспитанников не знает ни отца, ни матери, никогда не общался со своими бабушками и дедушками, братьями и сестрами? Где все друг другу чужие? Уж вряд ли! Это же сущий кошмар! Который, однако, все чаще маячит на страницах современных фантастических романов и на киноэкранах.

Создается ощущение, что из нашего сознания незаметно стирается понятие о священности брака, о том, что зачатие и созидание ребенка в утробе матери есть не просто физиологический процесс, а величайшее из чудес! А ведь еще в глубокой древности человек с восхищением сказал Богу: «Ты устроил внутренности мои и соткал меня во чреве матери моей. Славлю Тебя, потому что я дивно устроен. Дивны дела Твои, и душа моя вполне сознает это».

Думаю, никто не будет спорить, что семья — это уютный, ничем иным незаменимый мир, где лучше всего рождаться и взрослеть нашим детям. Но… с того момента, как Творец привел к Адаму жену и произнес Свое благословляющее: «Плодитесь и размножайтесь, и наполняйте землю, и обладайте ею», все так исказилось грехом! Плодиться-то мы плодимся, только вот не каждое дитя, рожденное в этом мире, имеет семью и любящих родителей. Следствием человеческого эгоизма, безответственности, стремления к беззаботному существованию стали многочисленные аборты и детские дома, где никому не нужные дети кое-как делают свои первые шаги в мире.

И все же, кроме равнодушия и эгоизма есть в жизни замечательные, волнующие примеры милосердия.

Появление на свет первенца Лилии Лучиц могло стоить ей жизни — во время кесарева сечения роженица впала в состояние клинической смерти. Трое суток жизнь ее висела на волоске. Но мать и ребенок выжили. После такого другая зареклась бы не рожать никогда и ни за что, но эта женщина проявила качества истинной матери, не испугалась — и подарила жизнь еще двум детям.

В этом году старшему сыну Лилии Денису 26 года, Руслану — 24, а дочери Алесе — 20 лет. Казалось бы, дети выросли, и теперь можно пожить в свое удовольствие, как говорят, «для себя», тем более что вот-вот появится внуки, и тут уж покоя не жди! Однако семья Лучиц к покою не стремится. Из Пинского специализированного Дома ребенка, где Лилия работает воспитателем, супруги взяли на попечение двух мальчиков — Эльдара и Марка. А три года назад в их доме появилась девочка по имени Кристина — бывшая воспитанница интерната для детей школьного возраста.

Лилия — очень искренний, светлый человек, и с какой неподдельной детской открытостью доверяет она мне свои сокровенные чувства и мысли! Спрашиваю: «А можете рассказать, почему взяли деток? Как родилось такое решение?»

«Свои дети выросли, и я почувствовала какое-то одиночество, пустоту. Сыновья живут один — в Москве, другой — в Бресте, дочка тоже самостоятельная — учится в Витебске. На работе отвожу душу с моими подопечными детками, а прихожу домой — пустота. И однажды я сказала мужу: «Давай заберем к себе мальчика из моей группы». А он в ответ: «Давай заберем!»

Я считаю, что мой жизненный потенциал еще не реализован. Ведь я с детства была настроена иметь много детей, так и говорила: у меня будет шестеро детей! Родила троих — всех через кесарево сечение. Больше, по медицинским показаниям, нельзя, а так рожала бы еще… Ну и работаю-то в детском доме, вижу этих деток, их глазки… Любишь и жалеешь их».

Лилия вот уж 26 лет работает в Пинском Доме ребенка. Здесь находятся здоровые дети в возрасте до 3-х лет и инвалиды до 4-х лет (это малыши с ДЦП, врожденными физическими аномалиями). Сюда доставляют детей-отказников и тех, чьи родители лишены родительских прав. Процент сирот очень небольшой. В Брестской области только один такой детский дом, рассчитан он на 100 мест, но реально здесь живут 110-120 подопечных. Более того, имеется постоянная очередь: прежде чем попасть сюда, малыши находятся в больницах — до того момента, когда освободится место.

Помнится мне один советский фильм «Дети Дон-Кихота». В главной роли — еще молодой Анатолий Папанов. Он играет врача, много лет работающего в роддоме. У доктора трое сыновей, а в конце фильма он усыновляет еще одного мальчика, от которого отказывается юная мать-одиночка. Герой долго пытается уговорить ее не совершать этот поступок… А после ухода матери печально констатирует, что это четвертый случай отказа в его многолетней практике. В итоге становится понятно, что все дети этого врача не родные, а усыновленные, те самые «отказники» из его отделения. Всего четыре ребенка за много лет!

А сейчас? Даже если учесть, что не так уж все гладко было в годы советской власти, и что в этой картине, скорее всего, действительность приукрашена, факт остается фактом — было время, когда с помощью киноискусства людям показывали идеальную семью и идеальных родителей, которые самозабвенно любят своих приемных детей и всю душу вкладывают в их воспитание. В этой картине — замечательный по силе призыв не бросать своих детей, плюс пример сострадательной любви, которая не хочет мириться со страданием невинного ребенка. А ныне много ли таких воодушевляющих примеров в литературе и в кино?.. Действительность же, увы, еще более прозаична, а порой и трагична.

Лилия Лучиц работает воспитателем в группе, где живут малыши в возрасте от годика до двух лет. На каждого сотрудника в детдоме приходится обычно по 12-16 детей. И думается: разве можно успеть такому количеству детей одного возраста уделить достаточно внимания?! Каждого переодеть, покормить, вынести на прогулку, пообщаться?

«Практически невозможно всех согреть, — подтверждает моя собеседница. — Одного возьмешь на руки — другой, третий руки тянет, кто-то плачет… Это физически невозможно — не возьмешь же ребенка и не уйдешь в другую комнату, чтобы там его тайком поласкать. Ласкаешь одного — все остальные завидуют. Кто-то придет, головку положит на колено, другой руку целует. Все хотят любви, тепла… Но всех пожалеть не получается. Если бы в детдоме штат был побольше! — сетует Лилия. — Больше можно было бы сделать для этих детей».

Слушая собеседницу, не могу избавиться от мысли, что каждому из этих маленьких страдальцев нужна мать и только мать, материнская любовь и забота. И никакая роскошная гуманитарная помощь не заменит ее! И никакой самый замечательный воспитатель, приходящий в этот дом только на время своей рабочей смены, не заменит брошенным детям семью и родителей. Наверное, Лилия и сама это прекрасно понимает, потому и решила хоть кому-то из детдомовцев дать то, в чем они так отчаянно нуждаются.

«Эльдара никто не хотел усыновлять, все видели, что он не русский. А он здоровенький мальчик, только аллергия есть. Он вначале был не в моей группе, но когда я его увидела, то как-то сразу к этому малышу сердцем «прикипела». Попросила перевести его ко мне в группу. И все искала ему маму хорошую. Придут усыновлять, а я давай нахваливать этого мальчика. И вот одна семья из Бреста решила его забрать. Тут я задумалась: все, этого ребенка не будет рядом, я его больше не увижу. И у меня в душе что-то перевернулось… Но эти люди так и не пришли оформлять документы. Вот тогда и созрело решение забрать Эльдара».

Глядя на второго мальчугана, который то и дело с любопытством заглядывает к нам на кухню, спрашиваю: «А как на второго решились?»

«Все, кто впервые видел Марка, говорили: ох, какой мальчик некрасивый, какой смешной! И конечно, из тех, кто приходил усыновлять, никто не хотел его брать…

Но я как-то не теряла надежды, что его кто-то заберет. Этого ребенка особенно жалко было… А ведь он такой добрый, такой трудолюбивый, отзывчивый. Жалко мне было, что люди не видят в нем его душевных качеств! И, в конце концов, я его забрала к себе. Ему было два с половиной годика. Думаю: вырастет, станет красивым. И вы знаете, когда где-то через полгода я пришла с ним в Дом ребенка на утренник, все удивлялись: Марк? Неужели это Марк?!»

Чтобы более убедительно прозвучали слова о золотом характере мальчика, Лилия рассказывает случай: «Рвала я виноград у нас на даче. Сначала, чтобы не наклоняться, попросила Эльдара подержать мне тазик повыше. Держал, держал, потом говорит: «Не могу!» Поставил его и убежал.

Попросила Марка. Он взял, подержал немного, потом тоже говорит: «Я не могу!» Ушел. Но не надолго, вернулся, поднял тазик и держит — маме же тяжело наклоняться. Да, он — молодец. Он даже предугадывает, чем надо помочь. Не только сообразительный, но и предупредительный малыш. Усердие, трудолюбие и стремление угодить, помочь, показать себя с хорошей стороны у этого некрасивого мальчика было заметно еще в детском доме. Я уверена, что из него вырастет хороший человек. А как он мне по миллиону раз в день руки целует и приговаривает: “Мамочка!”»

Сколько благодарной и нерастраченной любви в ребенке! Маленький, но понимает, чувствует, что сделала для него эта женщина, которую он теперь с радостью называет «мама». Какой все-таки глубокий и, может быть, до конца не заживающий след оставляет в сердце даже самого маленького ребенка ощущение того, что у него нет семьи, что он брошен! Лилия долго будет помнить, как, придя на утренник в детдом, Марк все время плакал и просил ее: «Пойдем домой!»

Третья подопечная Лилии — Кристина — появилась в доме благодаря коллеге-воспитателю, что работает в интернате для детей школьного возраста. Именно она настойчиво предлагала Лилии придти посмотреть на добрую и покладистую девочку, ученицу 4-го класса. Девчушка внешне была ну просто страшненькой, да и здоровьем не вышла, и потому шансы на усыновление у нее были практически нулевые. Но Кристина понравилась Лилии. Договорились, что она будет проводить выходные в семье Лучиц. А потом, совсем скоро, оформили опекунство. Тем более, что и сама Кристина так горячо просила не оставлять ее и навсегда забрать из интерната.

Вот тут-то и началась настоящая борьба за здоровье слабенького организма девочки — косоглазие, заболевание мочевой системы и множество других болячек, из-за которых Лилия частенько попадала с Кристиной в больницу. Но выкарабкались… И, не только выкарабкались — за это время Лилия умудрилась получить второе высшее образование. К специальности учитель-филолог добавила диплом учителя-дефектолога, училась, конечно же, заочно.

Дети по-прежнему резвятся где-то в соседней комнате… Остальных домочадцев сейчас нет дома, но хозяйка подробно рассказывает, как старшие дети и муж относятся к новым членам семьи.

«Против них никто не был. Мой муж Александр из многодетной семьи — и он нормально воспринимает, что мы взяли детей на воспитание. Он их так жалеет, так любит, так играет с ними! Со своими детьми не вел себя так, как с этими. Они для него как свои, родные.

Я уже много лет работаю в детдоме, и мои дети не раз приходили ко мне на работу. Когда они были маленькими — часто играли с детдомовскими малышами. Позже, когда повзрослели, помогали мне в работе. И конечно, жалели, обнимали моих воспитанников.

И это стало для моих детей хорошей школой милосердия. Потому что одно дело услышать или прочитать о брошенных детях, о сиротах, а другое дело — когда воочию это увидишь.

Мне кажется, что было бы очень полезно разрешить школьникам посещать детдом и помогать его сотрудникам. Это был бы такой урок для подрастающего поколения! И так бы многие бы души спаслись».

Опыт работы Лилии в Доме ребенка, действительно, огромен. И что особенно вызывает уважение — сердце ее не очерствело, не покрылось защитной пленкой цинизма. Она не стала равнодушной к чужим детям и не озлобилась по отношению к тем, кто лишил их своей любви.

«У каждого своя ситуация, — рассуждает Лилия. — Когда рождается ребенок-инвалид, бывает, что не только плохие мамы отказываются. Их семьи, в большинстве своем, разрушаются — мужчины уходят… И получается, что женщина остается один на один со своим горем. Как ей вырастить своего неполноценного ребенка? Ведь работать она не может, а на инвалида одних памперсов сколько нужно! А лекарств? Если бы государство давало достаточную материальную поддержку… Пособие-то маленькое. Поэтому некоторые из-за безысходности отдают своих детей-инвалидов в детский дом.
А еще у нас есть дети тех, кто сам воспитывался в Доме ребенка. И таких детей много. Родственников у таких мам нет, значит, и помощи материальной нет. А на материальное пособие для матери-одиночки не прожить: надо и за жилье заплатить, и одеться, и поесть… Пенсионер и то получает в два раза больше. А тут пособие на двоих. Такие малообеспеченные тоже порой отдают своих детей в детский дом».

Эмоционально, с неподдельной болью и радостью рассказывает Лилия о маленьких страдальцах, и кажется, для нее нет своих или чужих детей — все свои. И невольно примеряешь эту ситуацию на себя: нет, я бы так не смогла!

«Не я одна взяла детей из нашего детдома. Вот одна наша няня тоже взяла двоих деток, причем инвалидов. Медсестра взяла одного. Но не все окружающие понимают нас, не понимают, что можно чужих детей полюбить… Были такие, что говорили: «Взяла ради денег, ради льгот». А самое странное мнение было у женщины, которая сказала (не в лицо, конечно): «Это же надо было так нагрешить, чтобы взять еще чужих детей!»

Первое время это вызывало у меня протест, даже гнев. Расстраивалась, сердилась: разве я что-то плохое делаю? Почему люди так говорят? Льгот и государственных выплат не так уж много. Потом подумала: нет, не буду обращать внимания. И теперь в душе только сожаление: бедные, они не понимают!»

У Лилии не было возможности, как говорится, впитать веру с молоком матери. Никто из родных не был верующим. Но удивительным промыслом Божиим, который провел ее через опыт клинической смерти, вера пришла. Ныне эта многодетная мать постоянно ходит в храм и очень любит читать молитвы за своих деток — и взрослых, и маленьких. Только очень жалко ей, что теперь, когда в доме малыши, совсем некогда читать свой любимый молитвослов.

«Вот взяла детей и уже не хожу так часто в храм, как раньше — времени и сил нет, — вздыхает Лилия. — А душа требует молитвы. Но раз в месяц все же получается вместе с детьми сходить в храм. Главное для меня — этих малышей причастить и с детства приучить к Церкви. Старших детей я тоже раньше водила исповедаться и причащаться, а сейчас мне им об этом не надо напоминать. Сами ходят».

Пора заканчивать разговор. Но так много еще хочется сказать, и Лилия спешит поделиться тем, что так важно для нее:

«В трудную минуту они для меня как отдушина. «Мамочка, ты плачешь?» — Марк с одной стороны тянет за руку, Эльдар — с другой. И Кристина тут же. Целуют, жалеют… И думаешь: «А кто бы меня так пожалел? И каково было бы этим детям, если бы они остались в детском доме? Мои дети встали на ноги, не так нуждаются во мне. А этим малышам я очень нужна…»

И разве не права Лилия? Конечно, младенцы-инвалиды, практически лишенные шансов на выживание, которых много в детском доме, где она работает, — это отдельный разговор. Но здоровые дети? Что толку только лишь сетовать или клеймить позором тех, кто отказывается от своих собственных детей, отдавая их в детские дома и лишая, собственно, детства? Они были, есть и будут — нам не под силу изменить мир и абсолютно во всех людях воспитать благоговейное отношение к семье, к детям как к тому, что освящено Божиим благословением.

Но помочь хоть кому-то, как это сделала Лилия Лучиц, возможно. Можно помочь детским домам и приютам материально. А есть еще один вариант. И его, наверное, стоит обсуждать с государственными структурами. Представьте, что в детский дом имеют возможность приходить сестры милосердия или волонтеры, которые лаской и общением, жизненно необходимыми любому малышу, согреют их сердца, тем самым избавив их от чувства одиночества и ненужности в этом мире. Ведь дела милосердия и социальная помощь заключаются не только в пожертвовании денежных средств, обеспечении нуждающихся пищей, одеждой и медикаментами, но и в простом человеческом участии, внимании и добром слове.