90-летний пациент мечтал умереть дома, но дело кончилось ИВЛ

Почему неизлечимо больному отказывают в праве умереть спокойно? Врач-реаниматолог Даниэла Ламас размышляет об этом в открытом письме дочери покойного пациента, опубликованном в The New York Times

Даниэла Ламас. Фото с сайта thetimes.co.uk

Даниэла Ламас работает в отделении реанимации бостонской больницы Brigham & Women’s Hospital  (США). Летом ее вызвали к 90-летнему пациенту, которого привезла скорая. Он умирал от рака, мечтал умереть дома, но когда час настал, дело кончилось дефибриллятором и аппаратом ИВЛ.

90-летний больной вновь оказался на больничной койке, где вскоре и скончался. И ему, и его семье в эти последние часы пришлось пройти через немалые страдания, а дочери – делать очень непростой выбор. Доктор Ламас написала этой женщине письмо, которое опубликована газета The New York Times.

«Позвольте мне начать с извинений»

Когда я увидела, что ваш 90-летний отец оказался в нашей больнице после того, как его реанимировали дома, мне показалось, я понимаю, что происходит. Я работаю в отделении интенсивной терапии, и мне случается иметь дело с пациентами, чьи родственники меняют решение в последнюю минуту. Они цепляются за самые невероятные  надежды, вместо того, чтобы смириться с неизбежностью смерти.

Говоря по телефону с врачом приемного отделения, я вздохнула:

– Семья?

– Видимо, решили отозвать решение от отказе от реанимации. – Этот стандартный документ подписывают все пациенты, получающие хосписную помощь. – Они уже едут сюда.

Я сказала, что сейчас спущусь. Я была абсолютно уверена, что ничего изменить не удастся. Но перед тем, как отправить пациента в реанимационную палату и приковать – вопреки его воле – к аппаратам, я хотела поговорить с вами.

Ваш отец лежал передо мной. Он не дышал: это делал за него аппарат искусственного дыхания. Его худенькое тело напоминало тряпичную куклу: рак высосал из старика все жизненные силы. Я потрогала его пальцы: ледяные. В вены закачивалось лекарство, благодаря которому кровяное давление не падало до нуля.

Я представила, как мы в отделении реанимации «спасаем» этого человека, стараясь не усугубить его страданий нашей помощью.

Вы вошли в сопровождении брата и сестры. Вы плакали. На дворе стояло лето, на вас была юбка в цветочек, на вашем брате – футболка c надписью. Что-то насчет счастливой жизни на Гавайях.  Я подошла к вам, представилась. Уверена, вы не запомнили моего имени.

Социальный работник предложила нам пройти в  небольшую переговорную, дальше по коридору. Она заодно служила и кабинетом для осмотра. Стульев на всех не хватило, мне пришлось сесть на каталку.

Ваш отец вернулся домой лишь вчера. Закончился последний в бесконечной череде курс лечения  некурабельного рака. Слабый, но в сознании, как вы сказали, он был готов получать хосписный уход на дому. Он мог говорить с вами и был рад снова оказаться в своей постели. Он выпил немного сока – сделал несколько маленьких глотков.

Бригада паллиативной помощи заехала к вам, чтобы познакомиться с пациентом и его семьей, а также начать заполнять горы документов, которые требуются в подобных случаях. Они пообещали вернуться завтра. Не хотели слишком нагружать вас в первый день.

Завтра они подробно расскажут вам о том, что будет происходить по мере того, как состояние отца станет неминуемо ухудшаться. Они научат вас пользоваться обезболивающими. И оформят документ под названием   «предварительное  распоряжение», гарантирующее то, что ваш отец не окажется снова в больнице и умрет дома.

Изображение с сайта nytimes.com

Но наутро, еще до приезда сотрудников хосписа, ваш отец начал задыхаться. Вы не знали, что нужно делать в такой ситуации, вас еще не научили этому.

Но вы хотели сделать все правильно. Сначала позвонили в хоспис. Но пока ждали ответа, ваш отец перестал дышать.

Ваш брат запаниковал и стал кричать на вас, что нужно звонить «911». Этому навыку поведения в критических ситуациях научила вас жизнь. Вы очень испугались. Вы позвонили.

Человек, взявший трубку, давал вашему брату инструкции, как делать массаж грудной клетки. Тот все делал в точности, как ему объяснили, и вдруг услышал хруст. Он сначала даже не понял, что это было, но очень быстро осознал, что сломал отцу ребро.

Он спросил у оператора 911, что он делает не так, но получил ответ, что все О.К. , что надо продолжать, а ребра иногда ломаются. Это просто значит, что он старается и у него сильные руки.

Брат продолжал стараться, когда приехала бригада скорой помощи. Они вновь запустили сердце вашего отца с помощью разрядов электричества, они засунули ему в горло дыхательную трубку. Если бы это случилось хотя бы на несколько часов позже, ваш отец  успел бы заполнить документ, который избавил бы его от всего этого.

В больнице вы буквально задохнулись от удивления, когда я упомянула о трубке. В суматохе вы даже не заметили, когда медики успели ее вставить.

– Так он не дышит сам? – спросили вы.

– Нет, – ответила я.

На несколько мгновений наступила тишина, все молчали. Но когда вы, наконец, заговорили, ваш голос звучал решительно.

– Он никогда не хотел этого, – сказали вы мне. – Он хотел быть дома, с нами. Он не хотел умирать, но он никогда не желал, чтобы его жизнь поддерживали машины.

Я поерзала на своей каталке. Потом объяснила, что вашего отца совершенно необязательно отправлять в реанимацию. Мы можем извлечь дыхательную трубку прямо здесь, в приемном покое. Вы сказали, что отец, если бы мог, захотел бы увидеть священника. Мы можем пригласить его. Это не будет знакомый ему священник – тот, который мог бы прийти к вам домой, но это единственное, что мы можем сделать. Ваш отец уйдет быстро. И он не будет страдать – об этом мы позаботимся.

Вы кивнули, все трое. Все произошло так быстро. Вы никогда не представляли, что смерть отца будет выглядеть вот так.

«Простите», – сказала я.

Эти слова прозвучали как-то мелко, но я не могла придумать ничего лучше.

Фото с сайта crossroadshospice.com

Я знаю, что даже при самых лучших обстоятельствах умирание дома требует от близких невероятного напряжения сил – больше, чем ожидают они  и уж тем более, мы, доктора.

Я даже близко не могу себе представить, как это – сидеть дома и наблюдать за тем, как человек, которого ты любишь, делает свои последние вздохи. Я не уверена, что человек вообще может подготовить себя к этому правильно.

Конечно, в последний момент люди приходят в ужас и все тщательно составленные планы проваливаются. Но мы даже не дали вам шанса, чтобы все пошло так, как было задумано. Мы должны были убедиться, что все необходимые бумаги об отказе от реанимации подписаны – до того, как ваша семья покинула больницу. Но мы не сделали этого.

Вы поверили, что приложим все силы к тому, чтобы ваш отец ушел из жизни с минимальными страданиями – как для него, так и для вас, вы доверились нам. Но вместо этого мы заставили вас смотреть, как он мучается, не зная, как ему помочь.

Вы еще даже не узнали от нас, что можете дать ему лекарства, которые облегчат дыхание, успокоят его. У вас не было времени на то, чтобы осознать: звонок в 911 запустит цепь медицинских вмешательств, которых ваш отец не хотел.

И теперь ваш брат будет всегда помнить, как трещали ребра отца под его руками. Вы всегда будете помнить тот страх, который ощутили, увидев, как он тщетно пытается глотнуть воздух. Вы будете знать, что он умер в нашем приемном отделении, за занавеской, в незнакомой комнате.

Мои извинения не сотрут этих воспоминаний. Я могу лишь надеяться, что когда вы будете думать о смерти отца, с вами всегда будет и эта мысль: вы сделали все что могли.  Если кого-то и винить в случившемся, то только нас, медиков».

Источник:

The New York Times

Мы просим подписаться на небольшой, но регулярный платеж в пользу нашего сайта. Милосердие.ru работает благодаря добровольным пожертвованиям наших читателей. На командировки, съемки, зарплаты редакторов, журналистов и техническую поддержку сайта нужны средства.

Читайте наши статьи в Телеграме

Подписаться

Для улучшения работы сайта мы используем куки! Что это значит?