2003 год. Бангкок. Жена Карло Урбани Джулиана слышит по телефону голос мужа: «Бери детей и возвращайтесь в Италию, срочно. Нет-нет, я не смогу попрощаться с детьми. Улетайте». Интуиция подсказывает – произошло что-то из ряда вон. Джулиана вывозит детей в безопасное место, а сама возвращается в бангкокский госпиталь, где находится ее муж. Он умер у нее на руках. Ему было всего 46 лет, без отца остались трое детей.
29 марта 2020 года, в день годовщины смерти мужа, Джулиана сказала, что ей тогда крупно повезло, она могла находиться с Карло почти до самого конца. Конечно, соблюдая все меры предосторожности – защитный костюм, маска, перчатки. Сегодня, глядя на то, что происходит вокруг из-за пандемии COVID-19, сердце ее обливается кровью: люди умирают в муках и одиночестве, среди чужих, не имея возможности подержать за руку близких.
Великий диагност, похожий на доктора Хауса
Урбани был специалистом в области паразитологии, инфекционных и тропических болезней – они в основном распространены в бедных странах, таких как Камбоджа, Лаос, Вьетнам, Эфиопия. Карло со студенческой юности ездил туда волонтером. Проводил отпуска в самых бедных странах Африки, имея при себе мешок с лекарствами. Помогал во время вспышек эпидемий. Будучи глубоко верующим человеком, начал сотрудничать с итальянской католической неправительственной организацией MANI TESE – более пятидесяти лет она борется за социальную, экономическую и экологическую справедливость в мире.
На момент вспышки SARS-1 в феврале 2003 году Урбани заслужил репутацию эксперта мирового уровня. Он был президентом итальянских «Врачей без границ» и консультантом ВОЗ.
Знай отец тогда, чем все закончится, поступил бы точно так же
Американского бизнесмена Джонни Чена доставили во французскую больницу в Ханое с тяжелыми симптомами гриппа, но то, как развивалась болезнь, поставило в тупик местных врачей. Они решили обратиться в ВОЗ за консультацией – Карло считали великим диагностом, эдаким доктором Хаусом, только с другим характером. Карло был добрым. Высокий пост Урбани не предполагал его непосредственного участия в процессе лечения, но он очень тосковал по работе и сразу же откликнулся.
Когда он с группой врачей приехал в Ханой, там уже бушевала паника. Врачи боялись выходить на работу. Происходило что-то непонятное, ясно было одно – случай неизвестного и очень заразного заболевания. Пока доктор Урбани сидел у кровати Чена, он заметил, что у медсестры, которая помогала больному, появились похожие симптомы. Потом заболела еще одна медсестра, и еще. Чен скончался. События развивались стремительно. Карло решил остаться и работать в больнице. Он не был безумцем – знал о рисках, как никто другой, но прежде всего считал себя врачом и хотел выполнить свою работу до конца.
Его сын Томмазо, впоследствии тоже ставший врачом-вирусологом, уверен – знай отец тогда, чем все закончится, поступил бы точно так же.
Сила убеждения, равная силе духа
Урбани немедленно распорядился, чтобы медицинскому персоналу выдали маски и защитную одежду. Однако ханойская больница была слабо приспособлена для карантина — в частности, карантинный бокс, который содержался под охраной, пришлось делать из полиэтиленовой пленки.
Целыми днями итальянец находился в больнице, пытаясь облегчить состояние пациентов, сдерживать страх и ужас, укрепить «боевыой дух» врачей и больных. Он следовал своим убеждениям – «обязанность врача – оставаться рядом с больным в палате, а не за столом в кабинете». Он собрал анализы, организовал отправку образцов для тестирования, документировал результаты, исследовал, сопоставлял.
К тому времени выяснилось, что господин Чен недавно останавливался в гонконгской гостинице, в номере, где до него жил пожилой доктор, приехавший из Гуандуна (Китай), азиатской Силиконовой долины. Судя по всему, болезнь началась еще в декабре 2002 года, но китайские власти (как и во многих других авторитарных странах в похожих обстоятельствах) «питали отвращение к цитированию неблагоприятных статистических данных» и ничего не сообщили Всемирной организации здравоохранения. Когда Урбани стал требовать закрыть Ханой на карантин, ему позвонила жена, умоляя вернуться домой. Они долго спорили. Карло сказал ей: «Пойми, если я не смогу работать в такой ситуации, то зачем я вообще существую на этой земле? Чтобы отвечать на электронные письма, перекладывать бумажки и ходить на коктейли?».
Молчание убивает
Урбани и его коллеги, почувствовав серьезность угрозы, стали требовать от властей Вьетнама ввести карантин и организовать противоэпидемические мероприятия. ВОЗ немедленно запросила экстренное совещание с заместителем министра здравоохранения Вьетнама. Урбани настаивал на закрытии страны. Власти сопротивлялись – боялись нанести урон экономике, развалить туристическую отрасль.
То, как Карло разговаривал с вьетнамскими властями, его интуиция и осведомленность, наконец, сила убеждения возымели решающее действие. Четырехчасовая дискуссия привела к тому, что правительство предприняло экстраординарные шаги – карантин французской больницы во Вьетнаме, введение новых процедур инфекционного контроля в других больницах и обращение за помощью к международным экспертам. В Ханой прибыли специалисты из ВОЗ и Центров по контролю и профилактике заболеваний (CDC). «Врачи без границ» прислала сотрудников, а также костюмы и средства индивидуальной защиты, которые были приготовлены для вспышек вируса Эбола. Все что можно было закрыть – закрыли. Таким образом вспышку удалось сдержать.
Открыто заявив о проблеме, Вьетнам рисковал нанести ущерб своему имиджу и экономике, посеять панику. Однако если бы они решили скрыть, результаты могли бы быть катастрофическими. «Слова не всегда могут спасти жизнь, но мы знаем, что молчание в таких случаях убивает несомненно», – сказал коллега Урбани, экс-президент итальянской «Врачей без границ» Джеймс Орбински. Глядя из 2020 года, мы знаем об этом на личном горьком опыте.
«Я машу им рукой, чтобы ко мне не подходили»
Работа была завершена и Карло полетел обратно в Бангкок. Во время полета ему стало плохо – он сразу понял, что симптомы те самые и начал описывать свое состояние в блокноте поминутно. Академик РАН, пульмонолог Александр Чучалин был лично знаком с Карло Урбани. Вот как он рассказывал о его последних часах: «Лететь около трёх часов. И за эти три часа он стал инвалидом, который самостоятельно подняться и двигаться не может. И когда он по трапу с трудом смог спуститься, то последнюю запись оставил: «Я машу им рукой, чтобы они ко мне не подходили».
Они – это американские вирусологи, которые встречали Урбани. Его доставили на скорой в больницу и боролись за его жизнь 18 дней. Когда Карло был еще в сознании, он попросил пригласить священника – последнее причастие совершил католический епископ тайской курии – и завещал свою легочную ткань для научных исследований.
Он умер в реанимационной палате госпиталя Бангкока. На вскрытии из лёгочной ткани выделили один из штаммов SARS, который получил название по его имени — «Урбани–2».
Будь лучше в следующий раз
Всю жизнь Урбани боролся за то, чтобы каждому человеку было гарантировано право на получение медицинской помощи. Его возмущало, что 90% денег, вложенных в исследования в области лекарств, предназначены для болезней, от которых страдают 10% населения мира.
Парадокс – фармацевтические компании ежегодно выделяют значительную часть средств на такие заболевания, как ожирение или импотенция, в то время как малярия и туберкулез, от которых умирают 5 млн человек в год, не привлекает никакого финансирования. Карло Урбани помог начать кампанию, требуя от фармацевтических транснациональных корпораций значительно снизить непомерно высокую стоимость на жизненно необходимые лекарства – от СПИДА, малярии и туберкулеза.
Он считал своим долгом открыть всем обычным людям глаза на то, что творится в беднейших странах мира – например Камбоджу в путеводителях представляют «древней святыней», а на самом деле это страна страшнейшей бедности и детской проституции, где невозможно найти элементарных лекарств. Об этом он писал статьи, говорил в своих выступлениях, призывая не быть бездумными туристами, а помогать.
Семья и друзья вспоминают, что сам Карло был невероятно щедрым, бескомпромиссным, оптимистичным и очень страстным. У него не всегда получалось убедить, добиться улучшений, но он любил повторять слова, которые часто слышал в детстве от своего духовника Дино Гарбини: «Будь лучше в следующий раз».
Сын Томмазо вспоминает, как много времени отец проводил с ним, братом и сестрой, – работа ему в этом совсем не мешала. Да, мама волновалась и спорила, но она тоже понимала, за кого выходит замуж. Томмазо настаивает, что отец не считал себя героем и не стоит его так называть – просто выполнял свою работу, так, как считал нужным. Многие спрашивают, осуждает ли он отца за выбор, который тот сделал, зная, чем это грозит. «Я скучаю по нему. Мы все скучаем. Это была его жизнь, его страсть. И никто не имеет право винить его. Я убежден, что он смотрит на меня оттуда. И, зная его чувство юмора, я думаю, он улыбается».
