В невидимом и тихом мире

Девочка из «Зеленого плюща»

Этот праздник (если его можно назвать праздником) приурочен к дню рождения американской писательницы Хелен Келлер. Она появилась на свет в 1880 году в городе Таскамбия, штат Алабама, в доме под названием «Зеленый плющ». Она прекрасно видела и слышала, но скарлатина лишила девочку и той, и другой возможности. Ей было всего полтора года.

Хелен впоследствии писала: «Пришла болезнь, замкнувшая мне уши и глаза и погрузившая меня в бессознательность новорожденного младенца».

К счастью, Хелен повезло с родителями. Ее отец – капитан Артур Келлер, книгоиздатель и плантатор. Такое сочетание встречается не часто, и оно сыграло Хелен на руку. С одной стороны, он понимал важность образования, а с другой, у него было достаточно денег, чтобы это образование предоставить.

Еще в 1843 году вышли «Американские заметки» Чарльза Диккенса. В них он рассказывал об одной слепоглухонемой девочке, о Лоре Бриджман: «Я  сидел подле слепой, глухой и немой девочки, лишенной обоняния и почти лишенной вкуса, – подле совсем юного существа, наделенного всеми человеческими свойствами: надеждами, привязчивостью, стремлением к добру, но лишь одним из пяти чувств – осязанием.

Она сидела передо мной, точно замурованная в мраморном  склепе, куда не проникало ни малейшего звука или луча света, и только ее бедная белая ручка, просунувшись сквозь щель в стене, тянулась к добрым людям за помощью, – чтобы не дали они уснуть ее бессмертной душе.

И помощь пришла – задолго до того, как я увидел эту девочку. Сейчас лицо ее светилось умом и довольством. Волосы, заплетенные ею самою в косы, были уложены вокруг хорошенькой, изящно посаженной головки; высокий открытый лоб указывал на то, что это существо развитое и неглупое; платье на ней (одевалась она сама) было образцом опрятности и простоты; подле нее лежало вязанье, а на столике, о который она облокотилась, – раскрытая тетрадь, куда она записывала свои мысли. – Из жалкого созданья, ввергнутого в пучину горя, постепенно выросло мягкое, нежное, бесхитростное, благородное существо.

Как и у остальных воспитанников этого заведения, на глазах у девочки была повязка из зеленой ленты».

К тому моменту маленькой девочке Лоре было уже за 50, и она стала знаменитой поэтессой.

У Хелен шансов было больше – из пяти чувств отсутствовали только два. И Артур приглашает для дочери Энн Салливан, учительницу из специализированной школы Перкинса для слепых детей.

Энн, двадцатилетняя девушка, тоже испытывала серьезные проблемы со зрением. После трахомы, которая ее настигла в пятилетнем возрасте, она не могла ни читать, ни писать. Но Салливан хотя бы слышала и что-то видела, хотя и очень плохо.

Хелен и Энн

Хелен и Энн становятся подругами. Они были практически неразлучны на протяжении 49 лет. Хелен переходит из одной школы в другую, из другой в третью. Эн всегда рядом. Она и инструктор, и медсестра, и понимающая собеседница.

В результате Хелен поступает в Гарвардский университет и заканчивает его с дипломом бакалавра. Это – сенсация. Ничего подобного никогда не было.

Хелен выбирает профессию писателя. Кроме того, она правозащитница, борец за мир, за права женщин и права рабочих. Хелен – социалистка еще с юных лет. Ознакомившись с трудами Маркса, девушка воскликнула: «Кажется, будто я спала и проснулась в новом мире!» Она даже обручилась с Питером Фаганом, собственным секретарем и таким же романтиком-леваком. Но свадьба не состоялась – категорически воспротивились родители, притом с обеих сторон.

Что ж, у госпожи Келлер другой путь. Она вместе с верной Энн неустанно колесит по Америке, бывает в Европе, в Японии. Всего Хелен посетила 39 стран. Выступает на митингах, читает лекции, дает интервью. Знание четырех иностранных языков этому способствует.

Среди ее друзей – Марк Твен, Чарли Чаплин, Александр Бэлл. Марк Твен писал: «В XIX веке было два по-настоящему великих человека – Наполеон и Хелен Келлер. Наполеон пытался завоевать мир силой оружия и проиграл. Хелен пыталась завоевать мир силой разума и победила!»

А Уинстон Черчилль называл госпожу Келлер величайшей женщиной своего времени.

Хелен Келлер умерла в 1968 году, немного не дожив до 90 лет. Еще при ее жизни Уильям Гибсон написал о ней документальную пьесу «Сотворившая чудо». Премьера состоялась на Бродвее в 1959 году. Критики приняли пьесу благосклонно.

И в России

Пусть и не сразу, но проблему начали осознавать в России. В первую очередь интеллигенция. Большинство наших соотечественников узнало о возможности успешной интеграции слепоглухих из книг того же Марка Твена. Он писал и о Келлер, и о Бриджмен, и о Салливан. И в 1894 году в петербургский приют «Братство во имя Царицы Небесной», только что открытый Екатериной Грачевой, поступил первый слепоглухой ребенок.

Екатерина Константиновна писала в дневнике: «Около 2-х часов принесли Шуру – что за несчастное существо! Руки переломаны, ножки сведены, слепая, глухая, немая. Пока няня приготовляла ванну, я хотела Шуру напоить молоком, но молоко выливалось изо рта.

Мать Шуры достала соску, вернее грязную тряпку, пожевала черный хлеб, завернула и сунула Шуре в рот. Посоветовали купить рожок – это для 7-летней девочки! Когда Шуру купали, она жалобно стонала, но когда ее уложили в теплую постельку, покрыли ватным одеялом и белым пикейным, дали рожок с теплым молоком, она скоро уснула».

Правда, благотворители еще толком не разобрались, в чем тут дело – этот приют официально назывался «для детей-идиотов и эпилептиков». Митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский Антоний (Вадковский) писал, призывая жертвовать в пользу приюта: «Не о здоровых детях подумаем, а о тех безумных, припадочных детях страдальцах – калеках, которых часто не любят даже и в семье родной, тяготятся ими, порою держат на привязи. Страдали дети, страдали вместе с ними и несчастные матери!»

Следующий ребенок (он был слепоглухонемым) поступил туда в 1905 году, когда первый, фактически, вырос. Но потом за дело принялся известный русский дефектолог Михаил Богданов-Березовский, и все пошло значительно быстрее.

Михаил Валерьянович совершенно справедливо возмущался: «Кто же дал нам право ставить такие преграды к духовному развитию глухонемых, духовная и психическая организация которых почти такова же, как и у людей нормальных».

Слово «почти» весьма симптоматично. Даже такой великий муж не мог поверить в то, что «духовная и психическая организация» иных слепоглухих – как это было с той же Хелен Келлер – может здорово превосходить некое усредненное значение. Да и в противопоставлении слепоглухих людям «нормальным» есть некая червоточинка.

Впрочем, не станем осуждать Богданова-Березовского. До нынешних норм толерантности было еще далеко, а по традициям своего времени, это был очень передовой человек.

Михаил Валерьянович активно принимается за изучение возможностей реабилитации слепоглухих. Он публикуется не только в научной, но и в общедоступной периодике. Последнее, может быть, даже важнее – обыватель постепенно перестает воспринимать слепоглухих как «дурачков» и как «Богом обиженных».

Много пишут в России и о положительном западном опыте. А журнал «Слепец» в 1908 году даже публикует перевод книги немецкого ученого, господина Римана «Психологические наблюдения над глухонемыми слепцами».

Но основным поворотном моментом все-таки была статья Богданова-Березовского «Душа в темнице», опубликованная в конце 1908 года в «Новом времени». Именно после нее начались крупные пожертвования в пользу слепоглухих детей.

В 1909 году в России создается Общество попечения о слепоглухих, в столичный детский сад для глухонемых принимают троих детей с таким диагнозом. Парадокс: работа началась в 1894 году, счет же до сих пор идет на единицы.

Причин несколько. И сложность обучения, и редкость диагноза, и недостаточная информированность энтузиастов о подобных детях, и страх родителей перед учебными учреждениями. И нормально видящего-слышащего страшно отдавать каким-то чужим людям. А такого – полностью беспомощного, и притом любимого, родного – в сотню раз страшнее. Как он там, бедненький, будет у злых и чужих докторов?

Тем не менее, уже на следующий, 1910 год новое Общество открывает первый в России специализированный приют для слепоглухих детей. В него принимают семерых воспитанников.

После революции приют, естественно, расформировывается, детей же переводят в группу глухих при Петроградском отофонетическом институте. Это было вполне серьезное учреждение, со временем преобразованное в Ленинградский институт слуха и речи.

К сожалению, слепоглухих не сразу выделили в специальную группу. До 1934 года они обучались вместе с глухими, что, разумеется, снижало эффективность во много раз. К тому же речь не шла о полной интеграции. По достижении 18 лет образовательный процесс прекращался, и выпускников просто переводили в трудовую группу дома инвалидов, где они до конца своей жизни занимались плетением и вязанием на трикотажной машине.

Но главное – дело сдвинулось с мертвой точки. Начали появляться новые образовательные учреждения. В частности, в 1963 году открылся специализированный интернат в подмосковном Загорске, ныне Сергиев Посад. Там детей с самого раннего возраста учат не только самостоятельно передвигаться и обслуживать себя, не только читать и писать, но и готовят к поступлению в вузы.

Слепоглухие больше не воспринимаются обществом как неполноценные существа, ведущие растительный образ жизни. Теперь мы равны.