Помочь порталу
Православный портал о благотворительности

«В этой системе выгодно быть жестоким»: как жизнь в детском доме делает из детей насильников

16 ноября в сети появилось видео, в котором старшие воспитанники Кипельского детского дома издеваются над двухлетним малышом, попавшим туда после расформирования дома малютки. Мы спросили двух выпускниц детских домов, почему система порождает насилие, и можно ли выжить внутри нее и не покалечиться

Людей, не знакомых с системой детских домов, шокировала бесчеловечность подростков, нарушающих очевидные для психически здорового человека табу.

Но что воспитывает в детях-сиротах такую жестокость? Почему в произошедшем нельзя обвинить только самих парней, обижавших ребенка? Для выпускниц детских домов видеозапись не стала открытием, потому что когда-то жестокость была их повседневностью.

Вера: «Воспитатели побаивались жестоких, а милосердными командовали»

– У многих людей, посмотревших видео, шок вызвало отсутствие у подростков очевидных для нас табу, например, что нельзя издеваться над малышом. А что вы думаете?

– У сирот такое вообще отсутствует. Они могут спокойно двухлетнего и изнасиловать. Это вполне для них нормально.

Мой сын тоже смотрел это видео. Ему 13 лет, он подросток. Он говорит: «У меня бы рука не поднялась ребенка маленького ударить или поиздеваться». Потому что мой сын растет в любви, в защите. Он спокоен. А дети-сироты постоянно в стрессе. Я тоже постоянно в стрессе была.

Дети, которые ранее сталкивались с насилием, передают его другим.

Все говорят, что надо разделить маленьких детей и больших. Нет, даже подростков с подростками надо разделить на малые группы: по пять, максимум, шесть человек. И важно, чтобы за ними была закреплена воспитательница. Я считаю, что должны быть группы семейного типа, но никак не детские дома. У нас вот в классе было 20 детей и одна воспитательница. Этого не должно быть. Ребенок должен расти в любви и заботе.

Этот маленький ребенок… он, допустим, не запомнит это преступление, но тело-то будет помнить, психика будет помнить. Он вырастет, и, если он в семью не попадет, может передать это и другим детям.

– Как в таких ситуациях реагируют дети и воспитатели? Это норма, или кого-то такое могло возмутить?

– Ну, для системы это норма. А то, что допустили истязание такого маленького – это вина взрослых, которые там работают. Они не должны были малыша оставлять без присмотра и внимания. Он еще не понимает, что с ним совершают преступление. Но в психике его это откладывается, несомненно.

– Может ли страх близости, любви быть причиной жестокости по отношению к тем, кто вызывает такие чувства? В этом случае – к малышу.

– Да, да. У меня было такое. Были моменты, когда хотелось к кому-то приблизиться, но у меня потом был страх, отторжение, и мне хотелось человека оттолкнуть. Это у всех сирот так. Мы в этом не виноваты.

Мы все покалеченные. Система калечит до конца дней жизни. Ребенку с рождения до четырех лет нужен близкий контакт. Если его нет, то все, цепочка разрушена, ее уже ничем не залатаешь.

Ужасно, когда в это время ребенок в системе. Ему нужно внимание, любовь, близкий контакт. Так ребенок развивается, стабилизируется его психика. Он не находится в стрессе.

А дети-сироты, лишенные контакта… Они постоянно в стрессе. Мы постоянно были в стрессе. Сколько нас ни корми, были вечно голодные.

– У многих людей, посмотревших видео, такая реакция: подростки – отморозки, которых нужно осудить, наказать, изолировать. Как вы думаете, это решит проблему?

– Нет, нет, нет! Они, безусловно, виноваты, но процентов на 20–30. Остальное все за них сделала система, вот эту всю жестокость заложила, которую они выплескивают. Их вины тут нет.

Естественно, с ними нужно проводить профилактическую беседу, что нельзя так с маленькими детьми обращаться. Но их вины нет. Они в душе этого, может, и не хотели делать, но сделали, потому что отдают то, что сами получили.

– Как работать с такими трудными ребятами? Можно ли что-то исправить?

– В семью забрать и все. Реабилитировать. Чтобы они почувствовали себя нужными. Понимаете, они чувствуют себя отторгнутыми от этого мира, ненужными. И они эту всю жестокость вымещают на более слабых детях, кто не может дать сдачи.

– Возможно ли вообще после детского дома научиться любить? Как это было в вашем опыте семейной жизни?

– Я скажу честно. Я, когда родила, я ничего не чувствовала.

Сейчас я не могу сказать, что у нас очень близкий контакт, мы как друзья с сыном. Если он что-то спрашивает, я даю совет. Но такого вот близкого контакта… Может, я не позволяю, исходя из того, что у меня такого не было… Ну, еще он у меня мальчишка, подросток уже.

– Не все понимают, что подобное происходит в детдомах часто, это далеко не единичный случай. Что провоцирует в детях такую жестокость?

– Понимаете, когда дети проявляют к более слабому ребенку жестокость, они как бы перед другими самоутверждаются. Чем более жестокий ребенок, тем он больше виден другим. Он считает себя лидером. А дети, которые не трогают младших… их шугают. Считают, что они не от мира сего. Вот у нас такое было. Именно насилие больше поощряется.

Так и среди воспитателей: чем более жестокая, тем больше у нее грамот, тем лучшим специалистом она считалась. А добрые, они не в счет были. Были воспитатели, которые проявляли к нам заботу, забирали нас домой, но они были как невидимые. Но больше было жестоких.

Добрые воспитатели вымирают. Вроде приходят сначала: «Жалко-жалко». А потом сравниваются с системой.

Еще, понимаете, воспитатель приходит, она видит личное дело ребенка. «Строимся в пары, ходим в туалет». Ребенок выполняет ее команды, и она уже чувствует над ним власть. Его за вещь считает, видит, что он один. Конечно, если бы она видела, что у ребенка папа – судья, мама – полицейский, было бы к ребенку другое отношение. А тут: ребенок один, он ее команды выполняет, она знает личное дело. Какая-то воспитатель проявляет милосердие, а какая-то – жестокость. Власть – это как наркотик.

– И по такой же модели дети потом взаимодействуют с другими детьми?

– Да, да.

– Как воспитатели относились к жестоким детям и как к добрым? Было ли такое, что жестокость среди детей поощрялась?

– Они побаивались жестоких, плясали под их дудку. А добрыми командовали. С более жестокими они уже не справлялись, побаивались их.

– Жестоким быть выгодно?

– Да! В этой системе выгодно жестоким быть, все верно.

Я видела это видео, ребенка бьют по голове… Для меня это вообще ни о чем. Я и жестче видела. Например, до сих пор не могу… ну, это тысячный случай. Когда мы со старшеклассницами сбежали в соседний поселок, потом пришли в интернат…

Меня две старшеклассницы держали, другая меня раздевала и била руками, кулаками. Девять лет было мне. Тогда ни видео, ничего не было.

Потом мне воспитательница принесла полдник, я в нее его швырнула. Она спросила: «Что случилось?» Я ничего не сказала, так до утра и пролежала. Потом пошла к директору, пожаловалась, наказали их.

Это норма. Некоторые дети смиряются. Я еще хоть как-то боролась, у меня душа не воспринимала вот это все насилие. Я раз пожалуюсь, два отомщу, меня уже в следующий раз могут не тронуть. А других, которые не защищались, сдавались, считали, что это уже норма в их жизни… их и дальше так. Могли запросто подойти и пнуть, это нормально в системе. Эта жестокость – норма.

Мы очень много перенесли жестокости по отношению к себе. Нас всех надо реабилитировать, нужно выплачивать пожизненные выплаты. С тем, что мы перенесли, очень тяжело жить.

Света: «Многие наши ребята приходили из армии. Говорят, одно и то же. Что интернат, что армия, что тюрьма»

– У нас среди ребят таких вопиющих случаев не было… Во-первых, это безнаказанность. Во-вторых, озлобленность, их воспиталки обижают. Педагоги их сильнее, естественно, выплеснуть злость не на кого, и они направляют эту злость, конечно, на тех, кто слабее. Это делают мальчики, девчонки таким реже занимаются.

Воспитание нулевое. А воспитания почему нет? Потому что сами педагоги – не профессионалы. Безработные идут туда, без понимания, без опыта. Они бессердечные, пустые. Нормальный человек с сердцем и душой не может там работать. Его обязательно злая часть выгонит из этой системы.

Дети, которые видят жестокость, быстро принимают ее и всасывают в себя. Если педагогу и воспитателю можно, значит, и мне можно, понимаете? Если он ненаказуем, значит, и я буду ненаказуем.

Эти люди, которые сейчас у них там преподают… Бога внутри нет. Что хочу, то и творю. А тем более в закрытом криминальном мире.

В каждом ребенке все равно присутствует чистота любви. Они боятся, что у них это отнимут воспиталки, которые над ними. Тут мальчики выразили свою злость. Они взяли вот эту безнаказанность от старших педагогов. Это первое. А второе – это желание отомстить, вылить свою злость.

Естественно, им обидно, они не понимают, за что они судимы. А персонал, который их осуждает, он сам так и поступает с детьми: что хочу, то и велю. Это происходит в закрытом обществе. Никто этого не знает и никто ребенка не выслушает, он беззащитен.

Поэтому персонал и… как в тюрьмах, как на зонах. Одна и та же ситуация.

У ребенка прав нет, они все сразу стерты. Он без имени, без фамилии, без мамки, без папки. Значит, ты сволочь последняя.

Во многих интернатах это практикует именно персонал. Естественно, ребята ведут защиту злобой. Сказывается все именно на младших.

– Эти мальчики же как раз и ведут себя с малышом, как в тюрьме или армии?

– Да-да, в армии то же самое. Наши ребята приходили из армии, говорят: одно и то же. Что интернат, что армия, что тюрьма. Кто сидел, то же самое говорили. Порядок, строй армейский, воспитание тюремное, старшие обязательно обижают. С верхушки это идет, эта злоба.

– Могут ли такие ребята, как эти парни, измениться?

– При правильном отношении – дать им их права, имя, правильный социум. Показать, что они – люди. Они же озлоблены, потому что защищают свои права, которые у них отняли. Если им дать это, они изменятся. Любой человек воспитывается добром, поверьте. Все изменится. Жизнь учит любого: он плохо сделал, ему дважды хуже сделают.

Этих подростков надо к психологу. Убрать их пока из этого интерната, потому что они будут бояться правду говорить. Откуда еще такое поведение? Это именно персонал. А психологи все узнают, откуда что и чего.

Эта злоба идет с детства. Кто их обижал? Они хотят вылить злобу, насладиться этой свободой. Почему персоналу можно? Они ведь в домашних условиях воспитались, у них вот откуда эта злоба и беспредельщина в душе? Ни Бога, ничего не боятся.

– Как может проявляться жестокость со стороны воспитателей?

– Ну, ужином не накормить, отнять вещи, лишить тебя свободного времени. Ударить по затылку, подарок отнять. Вот в этих мелочах, понимаете. У каждого интерната свое, у нас вот так было.

– И такое могло быть без причины?

– Да-да, без причины. Вот она невзлюбила мальчишку или девчонку, все, она как коршун будет над жертвой, коршун! Подавить, подавить! И она этим наслаждается, своей злобой и тем, что мучается жертва.

Иллюстрации Дмитрия Петрова/ pexels.com

Конкурс Православная инициатива
При поддержке Международного грантового конкурса «Православная инициатива»
Для улучшения работы сайта мы используем куки! Что это значит?