Даже мелькнула нелепая мысль: «Она что, самоубийство затеяла?» Все оказалось проще: банальная опечатка, на самом деле меня просили найти волонтера.
Это была смс-ка от Марины (имена и некоторые детали этой истории изменены – Прим. ред), одинокой женщины с ДЦП, к которой я в свое время приходила каждую субботу, чтобы убраться у нее дома и погулять с собакой. Мы не очень хорошо расстались и не поддерживали отношения уже много месяцев. Я написала, что попробую помочь, и почувствовала нарастающую волну злости.
Первое знакомство
Я познакомилась с Мариной несколько лет назад: состояла в какой-то волонтерской группе в соцсетях, и Марина написала мне в личку, что ей нужна помощь. На фото была молоденькая девушка, ее страница пестрила рецептами и жизнеутверждающими статусами. Когда мы познакомились, оказалось, что она гораздо старше, чем на фото, менее оптимистична, но по-настоящему хозяйственна и действительно использует рецепты и лайфхаки из Сети на собственной кухне.
Я хорошо помню, как первый раз ее увидела: инвалидная коляска, беззащитное выражение серых глаз, в складках, с трудом натянутые на ноги рейтузы. Марина едва успела открыть дверь, как под ноги мне с громким лаем бросилась ее собака Ларс. Марина пыталась одновременно усидеть в коляске и удержать собаку, за ее спиной уходил вдаль коридор – это была большая четырехкомнатная квартира недалеко от метро Беляево. Когда-то здесь, наверное, жили шумно и дружно, но эти времена давно прошли.
Я не могла решить для себя, как мне обращаться к Марине: на «вы» или на «ты»? В Сети она сразу же написали мне «ты», а я, будучи уверена, что общаюсь с ровесницей, отвечала ей так же. В конце концов я решила, что начинать «выкать» будет глупо.
На кухне
Когда я пришла в первый раз, у Марины еще жива была мама – сухонькая старушка, которая уже не вставала с постели. Марина готовила ей еду, переворачивала и меняла памперсы – на коляске, практически одной рукой. Пальцы второй руки у Марины неестественно согнуты спастикой из-за ДЦП.
Марина рассказывала, что однажды мама попыталась встать с кровати и упала, а она не смогла сама ее поднять. Марина пошла на лестничную клетку: звонки высоко, она с коляски не может дотянуться, соседи не реагируют на стук. Я не помню детали рассказа и не знаю, как Марине удалось тогда поднять маму на постель, но больше та с кровати не вставала.
Когда я первый раз зашла на Маринину кухню, со всех поверхностей бросились в рассыпную тараканы. Они были везде: лежали дохлые на полу, на столе, у раковины. Там, где не было самих тараканов, – в тарелках, в шкафчиках и на полках – остались пустые тараканьи яйца. На столе чай, сахар и разные баночки были упакованы в полиэтиленовые пакеты. По всем углам лежали клубы пыли, которую не выметали как минимум несколько лет.
И все же Марина была хозяйственна – там, куда она могла дотянуться, было чисто. Но любые действия, с одной здоровой рукой, давались тяжело. Тем временем ей нужно было приготовить для матери еду, накормить, перевернуть, поменять памперс.
В тот первый день я выметала огромные залежи пыли, а в голове вертелась одна мысль: «Господи! Да разве так может жить человек?»
Когда я закончила, Марина предложила мне поужинать. Отказаться было неловко, но ужин я ожидала с ужасом. Никогда не забуду, как взяла тарелки для супа, на дне которых лежали чешуйки и усики, и долго-долго терла их губкой.
Лицо против воли стянула гримаса брезгливости. Я не могла ее согнать и только старалась отвернуться, чтобы Марина не заметила, и пыталась расслабить мышцы лица, чтобы на нем не осталось гримасы, когда я сяду за стол с Мариной. Суп был такой вкусный, что я позабыла свои страхи. А когда встала из-за стола, из складок любимой клетчатой юбки выпал дохлый таракан.
Я хотела быть хорошей
Я стала ходить к Марине по субботам: убиралась, гуляла с собакой, ходила за продуктами.
Если честно, во всем этом было больше долженствования, чем сострадания. Наверное, это стало одной из причин того, что наши отношения не задались.
В то время я была на пике своего воцерковления и очень хотела быть хорошей христианкой, поэтому считала помощь Марине своим прямым долгом.
Я не делала ничего сверх того, что меня просила Марина, а она старалась меня не перетрудить. Кроме меня, несколько раз в неделю приходил соцработник – приносил еду и тоже что-то мыл. 6 дней в неделю гулять с Ларс было некому – летом Марина могла выйти из дома одна, а зимой боялась. В итоге Ларс справляла нужду на линолеум в дальней комнате, а Марина собирала все тряпочкой, а потом мыла полы.
Через несколько месяцев после того, как я первый раз пришла в ее дом, Маринина мама умерла. Марине не хватало мамы, она часто говорила со слезами в голосе: «Вот я и осталась совсем одна».
Но с бытовой точки зрения ей стало легче. Чуть позже у Марины, кроме меня и соцработника, появился еще один помощник, и я стала замечать, что прихожу в довольно чистую квартиру. В это время мы делали несрочные дела – мыли холодильник и перетряхивали шкаф.
На улице тем временем становилось теплее, и Марина стала все чаще говорить: «Ничего не надо делать, пойдем гулять». Мы брали Ларс и выходили прямиком в «доступную среду». Самым страшным испытанием был светофор. Посреди дороги шли трамвайные пути – они были обособленны и располагались на существенном возвышении. Для пассажиров трамвая это, конечно, удобно – ни один лихач не перегородит пути, пытаясь объехать пробку. Для инвалида и сопровождающего – не очень.
Пожалуй, никогда я не чувствовала так остро собственное бессилие – уже зажегся красный для пешеходов, гудят машины, а я все не могу затащить коляску на это дурацкое возвышение. Во мне всего 45 кг, а надо было нажать ногой на педаль коляски, а потом, когда передние колеса встанут на бордюр – приподнять и так взять препятствие. Обычно получалось, но в тот раз что-то пошло не так. Потом кто-то из прохожих нам помог, как помогали не раз.
Разрыв
Первое, что я вспомнила после Марининой смс-ки о «вальтере» – это день, когда мы перестали общаться: светит солнце, я стою во внутреннем дворике офиса, и чувствую почти физически, как от слов Марины все внутри холодеет и сжимается.
Марина говорит, что я плохой волонтер и не уважаю ее саму и ее дом. Я купила не то мороженное и не так на нее смотрела, когда она его ела.
Сейчас я понимаю: дело в том, что я купила пломбир, а не фруктовый лед. Из-за ДЦП Марине тяжело есть аккуратно, а фруктовый лед тоньше, ей было бы проще с ним справиться.
Я не отобрала у нее полку холодильника, когда она взялась ее мыть. Помню, что во время той уборки я подумала: «Зачем подчеркивать, что Марине тяжело это делать? Наверное, она почувствует себя оскорбленной, если я подчеркну ее слабость». Я ела у нее на кухне картошку так, будто это она у меня в гостях, а не наоборот. Я обращалась к ней на «ты», а не на «вы», хотя она старше меня.
Я слушала все это, и внутренний голос шептал: «Молчи, не отвечай, молчи». Я закончила разговор очень спокойно и вежливо, а потом вернулась на работу с каменным лицом, спряталась в туалете и разрыдалась.
Посредник
Сейчас я понимаю: где-то мне не хватило такта, а кое-что нужно было просто понять и простить. От человека с такой судьбой, как у Марины, нельзя ожидать объективности и беспристрастности, понимания, что волонтер – не ангел, а обычный человек, у которого полно недостатков и своих проблем.
В истории с Мариной наши отношения складывались исключительно тет-а-тет, мы не принадлежали какой-нибудь добровольческой организации как подопечный и волонтер. В то время мне казалось, что добровольческие объединения – это другая история, чтобы волонтерам и подопечным легче находить друг друга.
Но если лично к тебе обратилась бабушка из соседнего подъезда, то зачем нужен кто-то еще?
Но в истории с Мариной мне, точнее, нам обоим, очень не хватало посредника. Человека, который занимается этим не первый год, и у которого хватило бы опыта и чуткости продраться через наши дебри недопонимания.
Но в наших с Мариной отношениях все уже закончилось, причем болезненно и глупо. Конечно, сразу же после ее смс я позвонила координатору службы добровольцев «Милосердие». К Марине будет ходить волонтер, но я сама помогать ей уже не буду – это слишком тяжело и для нее, и для меня. А ведь хорошо бы, чтоб тогда кто-то стал между нами и сказал: «Вы обе все не так поняли! Не ссорьтесь, девочки!»
Иллюстрации Ольги Сутемьевой
