Трагедия железнодорожного концессионера, или история идеальной больницы

Звание «лучшая в своем роде», а также золотая медаль была получена детской больницей св. Владимира на Всемирной выставке в Брюсселе в 1882 году. Почему крупнейший концессионер и строитель железных дорог решил построить в Москве идеальную детскую больницу? Какая трагедия скрывалась за этим благотворительным порывом? А также – какую тайну хранит бойлерная современной больницы, рассказывает московед, экскурсовод, активист общественного движения «Архнадзор» Ирина Левина

Сейчас здесь – тепловой узел больницы. Вроде, никто не возражает его отсюда перенести, но нет средств.

«В Москве проведены мною лучшие годы моей общественной деятельности. Посему исключительно там, и ничем иным, как устройством образцовой Детской Больницы, я желал бы почтить память всех старших детей, утраченных мною в России. На это богоугодное дело я предназначаю капитал в четыреста тысяч», — писал в своем письме московскому генерал-губернатору князю Владимиру Андреевичу Долгорукову действительный статский советник Павел Григорьевич фон Дервиз.

Вообще, сорокавосьмилетний строитель железных дорог фон Дервиз, покинувший к этому моменту страну, человеком был непростым. И причины создавать в России образцовую больницу у него были весьма веские, – продолжает свой рассказ Ирина Левина.

Русский Итон: связи

Он был выходцем из старинного немецкого рода Визов. Его предок был бургомистром Гамбурга. Его прабабка была кормилицей будущего императора Петра III, и в недолгое свое царствование император назначил ее мужа заведовать своей канцелярией и тайным архивом. Здесь же Иоганн Адольф фон Визе, юстиц-советник, получил дворянство, а перед фамилией появилась приставка «Дер». Отец Павла Григорьевича, Григорий Иванович, служил в Военном министерстве и был директором Гатчинского сиротского института. Семья была большая, жила в Санкт-Петербурге.

Павел Григорьевич был старшим сыном. Он получил блестящее юридическое образование. Учился сначала в частном английском пансионе Гирста, а потом с золотой медалью окончил Императорское училище правоведения. Павел Фон Дервиз стал высоким сановником. Почти десять лет служил в сенате и в военном ведомстве. Обладавший незаурядным характером, амбициозный, эмоциональный, деятельный и очень умный человек, он знал цену связям.

Императорское училище, выпускником которого был фон Дервиз, являлось элитным учебным заведением дореволюционной России. Его можно было бы сравнить с Итоном, или Оксфордом. Все студенты и выпускники-правоведы были неким единством, братством. Они поддерживали друг друга до конца своих дней, очень тесно общались, у них был свой определенный кодекс чести. Такая структура и система как раз была развита в Англии и в России. Училище правоведения заканчивал Чайковский, Победоносцев, а вместе с фон Дервизом учился Рейтерн. Тот самый, который возглавил правительство в правление Александра II. В судьбе фон Дервиза дружба с Михаилом Христофоровичем Рейтерном сыграла очень значительную роль. Без нее, быть может, и не было бы больницы. С подсказки Рейтерна, в 1857 году фон Дервиз неожиданно для всех, дослужившись до статского советника (ему было тридцать лет), оставил должность и переехал в Москву.

Прибыльная «чугунка»

До 1856 года, до воцарения императора Александра Второго, строительство и эксплуатация железных дорог была исключительно государственным делом. Этим занимался Петр Клеймихель, который построил знаменитую Николаевскую железную дорогу. Но правительство очень скоро пришло к выводу, что строительство это чрезвычайно дорогостоящее, и хотя надобность в железных дорогах очевидна и даже крайне велика, само государство выделять средства на нее не готово.

В 1858 году Михаил Рейтерн был назначен управляющим делами комитета железных дорог. Именно он лоббировал идею передачи права на строительство железных дорог в частные руки. По большому счету, заниматься этим особенно никто не хотел. Специалистов было мало, опыта почти никакого, перспективы выгоды туманны, а вложения велики. Но, несмотря на это, дорога была крайне необходима хлебному Поволжью. Правительство приняло решение проложить железную дорогу от Москвы до Саратова и пустить своего рода пробный шар, привлекая средства извне. С этой целью было создано «Акционерное общество Московско-Саратовских железных дорог строительства и эксплуатации». Это была государственная компания, секретарем в которой (не без помощи Рейтерна) назначен был Павел фон Дервиз. Позже он занял уже пост председателя и стал членом правления Общества.

Вот тогда-то фон Дервиз и придумал гениальный ход: под государственные гарантии он предложил выпускать акции на строительство дороги по самой высокой цене. Смету на строительство увеличивали в два раза и относительно нее рассчитывали стоимость акций. Контрольный пакет акций принадлежал государству, частью владел фон Дервиз, еще одна часть была пущена на продажу в Европу по заниженной цене. В то время только закончилась Крымская война, и бумаги, гарантированные государством, хорошо воспринималась, быстро раскупались на европейском рынке. Таким образом, практически сразу, без кредитования у банков, из Англии и Германии были получены свободные (заемные) средства на строительство железных дорог. Вообще фон Дервиз действительно был гениальным организатором, человеком, который мыслил в масштабе и перспективе. Генеральным подрядчиком и главным инженером фон Дервиз пригласил Карла фон Мекка. Последний был отличным железнодорожным инженером, способным за минимальные деньги выдать высококачественный продукт.

Прибытие первого поезда в Сергиев Посад, 1862 год.

За два года Акционерному Обществу удалось построить сто семнадцать верст дорог (от Москвы до Рязани), а фон Дервизу и фон Мекку заработать по полтора миллиона рублей. На Рязанско-Козловской дороге (от Рязани через Козлов до Саратова – в двести верст) каждый из них заработал еще по три миллиона рублей. Дорога, проложенная с небывалой для XIX века скоростью, и открытая в сентябре 1866 года, сразу начала приносить прибыль. Только в 1867 году общество оценило прибыль, которую может приносить железная дорога. Видя, как другие легко и непринужденно обогащаются на строительстве «чугунки», число жаждущих участвовать в этом проекте резко возросло.

Началась настоящая лихорадка и погоня за концессией (получение права у государства самостоятельно строить железную дорогу). Получить концессию стало теперь крайне сложно. С 1871 года были отменены торги, а выбор концессионеров (то есть того, кто будет строить дорогу) отдали министру путей сообщений. Тогда им был назначен Валуев. Откаты и бенефиты чиновникам возросли в разы. Строительство железных дорог стало бизнесом царской семьи, и теперь вокруг этого дела было бесчисленное множество скандалов. Тогда-то фон Дервиз и решил, что заработал достаточно (в общей сложности семь миллионов рублей), и от дел уже может отойти. Однажды в письме Витте он написал, что может гордиться за свою деятельность по строительству железных дорог, но перед детьми ему приходится оправдываться, что он занимался строительством тогда, когда «вокруг этого не было еще столько грязи». Фон Дервиз уже в конце шестидесятых годов на заработанные деньги активно начал скупать земли – как в России, так и в Европе.

В начале семидесятых годов вместе с семьей он покинул Россию и уехал в Ниццу. Здесь, на Лазурном Берегу, он стал строить свою знаменитую и самую красивую в Ницце виллу «Вальроз» (Vallaurosa – долина роз), которая впоследствии стала центром музыкальной жизни Франции. Он построил ее напротив отеля «Вирджина», в котором любила останавливаться королева Виктория. «Вальроз» – это был целый комплекс с огромным замком, театром на четыреста мест, куда он приглашал знаменитых певцов и оплачивал их выступления, парком, в котором фон Дервиз принимал гостей. Здесь,и еще на одной своей вилле в Лугано, он прожил еще десять лет…

Почему именно в 1872 году из Ниццы он написал письмо Долгорукому о строительстве больницы, не вполне ясно. Быть может, у него возникло желание отблагодарить страну, в которой он так долго жил, так успешно трудился и заработал львиную долю своего капитала. Но куда вероятнее другая версия: личное горе. Его жизнь омрачали болезни любимых детей. Их одного за другим поразила страшная малоизученная тогда и плохо диагностируемая болезнь – костный туберкулез. В 1871 году от костного туберкулеза скончался его первенец сын Владимир. Еще раньше в 1869 году от этой же болезни умер четвертый ребенок в семье Андрей. На Лазурном берегу, прославленном своим мягким и оздоравливающим климатом, он надеялся сохранить здоровье дочери. А в честь любимого сына устроить больницу.

Лучшая в Европе детская больница

Фон Дервиз не строил больницу сам – как Бахрушины, например. Он передал деньги (400 тысяч рублей) московским властям, и жестко оговорил условия своего пожертвования. Одним из них (и самым простым) было имя больницы. Павлу Григорьевичу было важно, чтобы больница носила имя святого покровителя его покойного сына Владимира, чтобы тут была домовая церковь Святого Владимира, которая одновременно была бы семейным склепом фон Дервизов.
Вторым условием было устройство и система функционирования лечебного заведения. Она должна была быть организована по примеру Санкт-Петербургской детской больницы герцога Петра Ольденбургского с учетом новых тогда санитарных требований.

Дело в том, что все больницы (а детей в то время лечили во взрослых больницах) представляли собой единый комплекс с общими палатами. Такое понятие, как карантин, отсутствовало по определению. И это при том, что дети, в отличие от взрослых, болеют специфическими детскими инфекциями: скарлатиной, корью… А детская смертность носит чудовищные масштабы. Однако больница Петра Ольденбургского на Лиговском проспекте, открытая в 1869 году, была заведением нового типа. Герцог не только выделил на нее деньги, но и патронировал заведение. Прежде, чем построить больницу, он отправил в Европу будущего главного врача больницы Раухфуса.

В Германии, где очень плотно занимались вопросами педиатрии (практически все педиатры России были немцами) было создано учение о гигиене. Его создателем был Эрисман, который впоследствии стал главным гигиенистом России. Со специалистами-гигиенистами как раз и познакомился Раухфус. Он изучил как устроены больницы Германии. Вернувшись в Россию и руководствуясь полученным опытом, он построил больницу в Санкт-Петербурге. Главная особенность ее заключалась в том, что больничные корпуса стояли отдельно друг от друга, а также отсутствовали общие палаты. Это позволяло не дать распространиться инфекции, и обеспечить быстрое выздоровление пациентов.

В Москве, на Малой Бронной, с 1842 года уже существовала детская больница Московского воспитательного дома. Она располагалась в усадьбе вдовы Неклюдовой, но имела всего один корпус, то есть не вполне соответствовала санитарным нормам, и была рассчитана всего на сто коек. К тому же несколько раз в больнице были пожары. После очередного, в 1880 году, она была закрыта. Одним словом, письмо фон Дервиза и его предложение о строительстве образцовой больницы была для московских властей как нельзя кстати.

Третьим, и последним требованием Павла Григорьевича к строительству больницы, было оговоренное число пациентов. Больница должна быть рассчитана на 180 коек, сто из которых (бесплатные) предназначались для сирот и детей беднейших родителей. Другое дело, что капитал на содержание больницы, как это было принято, Павел Григорьевич не оставил.

Стройка под расчёт

Все труды по строительству больницы легли на плечи московского городского головы князя Александра Алексеевича Щербатова. Уже в 1874 году проект по строительству был утвержден Думой, сформирован специальный комитет, и строительство началось. Щербатов был человеком рачительным, и очень скрупулезно отпускал деньги на строительство больницы. Он постоянно отчитывался за каждую потраченную копейку. Любопытно, что итоговая смета на строительство составила 399142 рубля, то есть ровно столько, сколько было выдано фон Дервизом.

Под больницу были выделены земли в районе Сокольников, в березовой роще на набережной Яузы. Участок был куплен городскими властями за 85 тысяч рублей у купца Фёдора Гучкова, и присоединен к имеющимся городским владениям. Напротив, через большой пруд, находилась вотчина Романовых-Юрьевых (село Покровское-Рубцово принадлежало Романовым еще задолго до того, как они стали царями), здесь стоял любимейший дворец Елизаветы Петровны. Впоследствии он был перестроен архитектором А. Поповым и приспособлен под нужды «Покровской общины сестер Милосердия», в котором формировались принципы работы младшего медперсонала. Это любопытно еще и потому, что тот же архитектор принимал участие в строительстве церкви св. Троицы при Владимирской больнице.

Церковь св. Троицы; фото диакона Андрея Радкевича

За два года (а открытие больницы св. Владимира состоялось 15 июля 1876 года), было построено восемь кирпичных корпусов. В трех основных каменных комплексах располагались: хирургического и терапевтическое, амбулаторное и диагностическое отделение, а также отделение для больных корью. Всё оборудование и оснащение (водяное отопление, канализация) было самым современным. Ведь больницу строил (и вообще, предложил проект строительства) петербургский архитектор профессор Р.А. Гедике. Содействовал ему в этом главный врач больницы Петра Ольденбургсокго Карл Раухфус. Во-первых, у последнего был опыт строительства петербургской больницы. Во-вторых, многие конструктивные решения в планировке он предлагал, как действующий врач, как человек, который на опыте знает, что и как должно располагаться в больнице.

/ru.wikipedia.org/

Больница св. Владимира — корпус имени кн. А. А. Щербатова, 1913 год. /ru.wikipedia.org/

/ru.wikipedia.org/

Было построено также пять деревянных отдельно стоящих больничных корпусов, предназначенных для отделений скарлатины, оспы, и дифтерии. Остальные здания, а в общей сложности их было двадцать, являлись хозяйственными постройками: пекарня, кухня, корпуса для проживания врачей. Последние жили здесь на полном обеспечении – имея, таким образом, возможность постоянно находиться рядом с пациентами.

В каждом корпусе палаты были рассчитаны на двух пациентов с общей площадью до 60-ти квадратных метров. Обязательно имелась внутренняя рекреация и веранда, на которой выздоравливающие могли гулять и играть. Сначала дети начинали гулять на верандах, а потом в березовой роще, воздух которой способствовал быстрой поправке пациентов. И действительно, в этом лесном массиве, с поднимающейся от реки Яузы прохладой, не было привычного городу сухого воздуха.

Вообще, в этом районе (у Яузы) рождался больничный городок. Позже рядом была построена городская больница для взрослых, а через дорогу, на Стромынке, возникла Бахрушинская больница, Боевская богадельня.

После того, как строительство завершилось, Городская Дума под влиянием Щербатова приняла решение взять на себя все расходы на содержание больницы. Таким образом, больница стала полностью бесплатной.

Был создан Попечительский совет, в который входили великосветские дамы: княгиня А.В.Трубецкая, графиня Л.В.Комаровская, графиня Н.П.Стенбок и другие. Они патронировали лечебное заведение и следили за всеми расходами. Многие знатные особы и состоятельные купцы содержали именные койки в больнице. В частности, Боев на свои средства содержал сразу несколько коек, о чем сохранились архивные документы: прошения в городскую Думу. Вообще, в XIX веке это было принято. Многие, не афишируя свою причастность, инкогнито, содержали койки в богадельнях и больницах. И эти пожертвования никак не были саморекламой, скорее естественной надобностью богатых не быть безучастными к обездоленным, и жить по евангельскими заповедями.
В больнице работали педиатры, которые по сути создали российскую школу педиатрии и хирургии. В большинстве своем они были выходцы из Санкт-Петербурга, которые переводились в Москву из больницы принца Ольденбургского.

Варенёк: про усыпальницу и благотворительность жены Павла фон Дервиза

В.Н. фон Дервиз с дочерью Варварой фотография, 1870-е гг.

А что же Дервиз? Дочка его, Варенька, упала в Лугано с лошади, и эта травма послужила толчком к развитию страшной семейной болезни. Её отправили в Германию, но, несмотря на усилия врачей, справиться с болезнью не удалось. Варвара Павловна фон Дервиз умерла в Бонне в 1881 году, в возрасте шестнадцати лет. Павел Григорьевич был безутешен. Он поехал забирать тело дочери, но по дороге скончался от сердечного приступа прямо на железнодорожном вокзале. Он действительно очень ее любил. В Москву привезли хоронить сразу два гроба.
И тогда же, в 1881 году, вдова фон Дервиза, Вера фон Дервиз, передала Щербатову еще 220 тысяч рублей – для того, чтобы из деревянной Троицкой церкви построить каменную, с фамильной усыпальницей. Церковь в псевдорусском стиле, украшенную по фасаду изумительными изразцами, строил архитектор А. Попов. Уже в 1883 году она была освящена.

Церковь св. Троицы; фото диакона Андрея Радкевича

На внутреннее убранство – а надо сказать, что оно было роскошным (внутри церковь была украшена итальянским мрамором и изразцами) вдова потратила еще 300 тысяч рублей. Несмотря на то, что церковь очень маленькая (все-таки она домовая и больничная), она оказалась невероятно красива. Одноглавая, с примыкающей шатровой колоколенкой, она была обнесена изящной оградой с большими чугунными воротами. Здесь же была сделана фамильная усыпальница, в которую перенесли прах старшего сына Владимира (из Петербурга), Григория Ивановича и Павла Григорьевича. Кстати, это не единственное, что сделала Вера фон Дервиз в память о дочери. В 1881 году на Старой Басманной, она открыла частный пансион на 16 девочек – «Варенёк», который потом вырос в одну из лучших частных гимназий.

Усыпальница основателей больницы находится под храмом.

В 1898 году она купила старую усадьбу в Гороховом переулке, и попросила у министерства образования разрешение на преобразование своего пансиона в женскую гимназию с пансионом (для сирот), имени В.П. Фон Дервиз. По ее просьбе гимназия называлась так: “Женская гимназия Министерства Народного Просвещения с пансионом имени Варвары Павловны фон Дервиз”. Так же она пожелала, чтобы: «В зале гимназии должен быть поставлен портрет моей дочери. На фотографии актового зала видно, что поставлено два портрета: Варвары Павловны и Веры Николаевны. В день рождения дочери должны быть совершены панихиды по усопшей дочери, а в день ее Ангела 4 декабря – годовые акты. … В число гимназисток могут быть приняты лишь дети христианского вероисповедования, принадлежащие к образованным и воспитанным семействам». В ней училась Марина Цветаева и Рина Зеленая.

Во дворе женской гимназии памяти Варвары фон Дервиз существовал изумительный розарий (в теплицах) и маленький «Сад» для прогулок с двумя беседками. Сад описали в своих письмах ученицы гимназии Рина Зеленая и Марина Цветаева.

В 1924 году вышел указ о закрытии церквей при больницах, поэтому и церковь, и склеп ждала аналогичная бахрушинскому склепу судьба. Сначала в храме была организовано общежитие, потом клуб. В усыпальнице устроили склад, а в шестидесятые годы разместили бойлерную больницы, которая там до сих пор и находится.

Переименования

После революции больница лишилась своего имени, хотя и осталась в городском подчинении. Ей был присвоен номер «2». В 1921 году близлежащая к больнице улица была названа в честь погибшего при подавлении восстания в Кронштадте «врача по образованию, но революционера по профессии», комиссара Ивана Русакова. Вслед за улицей,и больница была названа Русаковской, а затем набережная и трамвайное депо. Историческая справедливость восторжествовала лишь в 1991 году, когда ГКБ N2 им. Русакова вновь стала называться Больницей св.Владимира, как того желал и завещал Павел фон Дервиз.

Фото диакона Андрея Радкевича