Видел, как шевелится земля и стон оттуда идёт, но откапывать побоялся
Ей было 16 лет, звали ее Маруся Ступак и праведницей она себя, конечно, не считала. Начало весны 1942 года, перед Пасхой. Городок Сураж в Брянской области уже почти год как оккупирован нацистами. Всех жителей еврейской национальности немцы согнали в гетто – полуразвалившиеся избы. Это шестьсот человек: старики, женщины и дети. Молодых мужчин среди них нет, все ушли на фронт.
В марте 1942 года мужчин гетто заставили рыть могилы над речкой. Все сразу поняли, кому. Дети кричали, женщины плакали, старики молились. А те, кто их расстреливал, были совсем пьяны – и немцы, и полицаи.
Житель Суража Шхина Долгинов бросился под крыльцо сарая и спрятался, его не нашли. А семью, включая полуторагодовалую дочку, увели на расстрел. До ночи Шхина лежал под крыльцом. Потом три дня скитался по лесу, как только не замёрз – март, снег ещё лежал. Ходил на место расстрела, видел, как шевелится земля и стон оттуда идёт, но откапывать побоялся.
Мария Семёновна вспоминала:
– Почему он не пошел с ними? Захотелось ему жить, может быть. Я понимаю его и не осуждаю: думаете, ему легко было?! Он был уже в годах, возраста моих родителей, и вы даже представить себе не можете, каким шоком для него было все происходящее. Потом, когда он прятался у нас, я ни разу не спросила его, почему он заполз под крыльцо.
Мама: «Мы Шхину спасем, а Бог – твоего брата»
Шхина пошёл в соседнюю деревню Княж, где в крайней избе жила семья Ступак: отец Семен Трифонович, мать Феодосия Леонтьевна и две дочери, 16-летняя Мария и 8-летняя Катя. По дороге и к другим стучался, но никто его не взял, все гнали, боялись – укрывавшие евреев попадали в гестапо и назад не возвращались. Постучался, Ступаки-старшие переглянулись. Отец у Марии был робкий, даром что в сельсовете работал – всем заправляла мать, Феодосия Леонтьевна. Она открыла – а там едва живой Шхина, кинулся на колени и ноги её обхватил. А они ведь знали, что гетто три дня назад расстреляли.
Прятали его полтора года – на чердаке летом, в подполе зимой. Шхина никуда не выходил, ему подавали еду и ведро вместо туалета. Никто, даже близкие родственники, не знал, что Ступаки кого-то прячут. Мыться водили поздно вечером – тогда на всю деревню было три общих бани. Обступят вчетвером, на голову натянут шапку пониже, чтобы никто не узнал. Рисковали жизнью каждый день и каждый час – облавы происходили постоянно. Искали партизан, но могли найти и Шхину.
Полицаи заскочат во двор, ищут врагов, а сами глядят, что бы такое стянуть под шумок, так что Ступаки им сами отдавали что-нибудь, чтобы быстрее ушли. Спали не раздеваясь – если тревога, быстрее убежать.
Мария Семёновна вновь и вновь прокручивала перед глазами эти дни, как кадры страшного кино:
– Как нам было тяжело, вы представить не можете: страх вечный, и спать уже невозможно, не раздеваясь. Уже я просила: «Мама, давай мы его выгоним». Весной все девочки гуляют, летом на дудочке играют, а мы только ходим, крадучись и по сторонам поглядываем. А мама мне говорила: «Твой брат на фронте. Мы Шхину спасем, а Бог — твоего брата».
И ведь вымолили брата за Шхину. Шхина спасся, потом в Москве жил, до самой смерти в 1967 году. А брат вернулся с войны офицером, служил на погранзаставах, ушёл в отставку полковником.
Она столько крови видела, что больше уже не могла
Феодосия Леонтьевна ни дня не жалела, что перенесли такие страдания за укрывание человека из гетто. Она была очень мужественная женщина – и очень сострадающая. Уже когда Брянщину освободили, старосту Василя хотели расстрелять за его злодеяния во время оккупации. Феодосия Леонтьевна успела предупредить, сказала: «Василь, утекай». Она столько крови видела, что больше уже не могла.
Для дочери Марии строгая и в то же время душевная мать была примером всю жизнь: «Если кто и праведница, так это матушка моя, Феодосия Леонтьевна! Всегда кормила голодных, привечала сирот, давала ночлег странникам». Впрочем, все, кто знал Феодосию Леонтьевну, умершую в 1978 году, в справедливости этих слова нисколько не сомневался. Старушка, несмотря на возраст, заботилась о соседских сиротах – то накормит, то в бане помоет, то одежду заштопает.
Кроме медали, присвоили пожизненную пенсию
Дочь Феодоры Леонтьевны Мария знаменитой стала в возрасте 78 лет, спустя много лет после смерти матери и отца – родителям (посмертно) и ей присвоили звание «Праведников народов мира» в 2004 году. «Яд Вашем» (израильский мемориал Холокоста), кроме медали, назначил Марии Семёновне пожизненную пенсию – весьма существенная прибавка к её трудовой советской пенсии.
Ну а от родного государства Марии Семёновне достались две памятные медали: «В честь подвига партизан и подпольщиков» и «75 лет Победы в Великой Отечественной войне 1941-1945 годов». К слову, почётным гражданином Суражского района Мария Семёновна стала только через несколько лет после награды Федерации еврейских общин. До этого ветеран труда Теребилова не вызывала интереса властей.
Двое своих детей, двое приемных
Милосердию.RU удалось поговорить с женщиной, которая прожила бок о бок с Марией Семёновной пять десятилетий. Это её невестка Тамара Николаевна, Мария Семеновна умерла у нее на руках.
– Если меня попросят охарактеризовать мою свекровь максимально кратко, я скажу – она была очень добрым человеком. Богатства не нажила, а доброта и в бедности её украшала, и в заботах. Вышла замуж в 1947 году, овдовела в 1955. Мой свёкор танкистом прошёл множество сражений, был много раз тяжело ранен, от ран и скончался. Осталась Мария вдовой с двумя сыновьями. Через некоторое время вышла замуж за вдовца, у которого тоже было двое детей. С мужем жизнь не задалась, а приёмные дети полюбили Марию Семёновну больше родного отца, и когда супруги разошлись, моя будущая свекровь осталась уже с четырьмя детьми.
Образование у неё было – вот сколько классов до войны успела закончить, столько и училась. Пошла в детский садик поваром работать, все дети говорили, что дома их не кормят так вкусно, как тётя Мария.
Они спасли того, кто молил об этом
– Про войну она рассказывала нечасто, только если очень попросят. Конечно, мы все знали эту историю – как в их дом постучался человек, чудом избежавший расстрела. Но много лет это было только семейной историей. И вдруг нам сообщают, что моя свекровь получает награду за спасение того человека из гетто!
Оказывается, многие годы люди собирали сведения по всей бывшей оккупированной территории Советского Союза о спасшихся во время Холокоста евреях и о тех, кто им помогал выжить. История семьи Ступак тоже попала в этот список.
Моя свекровь получила награду – для нас, конечно, это было фантастикой. Мы потом узнали, что в «Яд Вашем» за нашу семью ходатайствовала суражская учительница Раиса Матвеевна Юдович, которая хорошо знала и Ступаков, и спасённого Долгинова. Тот Шхина, может, был не самым лучшим человеком на свете – бросил свою семью перед расстрелом, а у него дочка крохотная была. Да только вот Ступаки не выбирали, кого спасать. Они спасли того, кто молил об этом. Они выполнили свой человеческий долг.
В пандемию на онкобольных в глубинке вообще махнули рукой
Тамара Николаевна ездила со свекровью в Москву, где состоялось награждение.
– Надо сказать, моя свекровь, не имевшая даже средней школы за плечами, была чудесным образом одарена – она могла без всякой бумажки, без всякой подготовки, экспромтом произносить очень проникновенные речи. Это было у неё всегда. Я, педагог по образованию, не могла так говорить, как наша Мария Семёновна. Она имела несомненные ораторские способности, жаль, что у неё не было возможности их развивать – говорила бы куда убедительнее нынешних политиков. И когда она вышла перед огромным залом и начала рассказывать о войне, о Холокосте, о страданиях – слушатели навзрыд плакали.
Умирала она тяжело – онкология. Свекровь отказалась от больницы, решила, что срок пришёл, она быстро умрёт дома. Не получилось быстро… Когда объявили эту пандемию, то на онкобольных в глубинке вообще перестали обращать внимание, отчёты только по «ковиду» требовались. До сих пор помню её полный муки голос, когда она ночью звала: «Тамара, Тамара…» – это чтобы я сделала обезболивающий укол. Отмучилась наша праведница, но уж так тяжко ей было…
И последний штрих к брянскому Холокосту. Всего на территории современной Брянской области нацисты устроили 10 гетто. Всех, кого согнали в них, – убили весной 1942 года. В соседнем с Суражем райцентре Почеп другая русская женщина, Татьяна Недостоева, тоже совершила подвиг – спрятала еврейскую девочку, не попавшую в лапы нацистам. И точно так же, как семья Ступак, прятала и берегла свою невольную «постоялицу», выдавая за родную дочку, до снятия оккупации – сентября 1943 года. Татьяна Недостоева тоже удостоилась звания Праведника мира – только, к сожалению, посмертно.
