Наталья Васильевна Никифорова, главный врач специализированного психоневрологического дома ребенка № 13 в Санкт-Петербурге, умерла летом 2019 года внезапно – работала на износ.
Свою врачебную практику она начала в небольшом поселке Береговое Архангельской области. Один врач для детей и взрослых на весь поселок: и роды принимала, и оперировала. Потом был Санкт-Петербург и работа руководителем небольшого дома ребенка – в результате которой изменилась жизнь российских сирот.
Для прежней системы помощи сиротам было важно, чтобы ребёнок был жив, накормлен, одет. Для Никифоровой – чтобы жил в семье и был любим.
— В процессе эволюции человечество не придумало ничего лучше семьи, то есть постоянного социального окружения, — говорила она в одном из видеоинтервью. — Только это помогает ребёнку вырасти в человека, а не в психически больную личность.
«То, что Наташа начинала, уже выбито в мраморе»
— Я о Наталье Васильевне узнал в 1991 году, когда планировалось открытие первой в РФ службы ранней помощи в рамках социальной программы «Абилитация младенцев», тогда она называлась Русско-шведская лекотека, — рассказывает Олег Пальмов, доцент кафедры психического здоровья и раннего сопровождения детей и родителей факультета психологии СПбГУ.
— Один из коллег, Сергей Маневский, сказал: «В доме ребёнка на канале Грибоедова такая классная главный врач, она поддержала нашу идею!» Когда эта площадка в июле 1992 года открылась, началось сотрудничество дома ребёнка и группы профессионалов, представляющих Институт физиологии им. Павлова.
С этого момента любые семинары, приезды иностранных специалистов не обходились без Натальи Васильевны. Наше знакомство выросло в настоящую профессиональную дружбу. Она была ко всему открыта, рассматривала любые идеи.
У неё было безупречное чутьё: как только она видела, что что-то может стать спасительным для детей, для семей, она это «окошечко» моментально распахивала и начинала в этом направлении активно действовать.
Ее дом ребёнка стал базой для изучения социально-эмоционального развития детей с синдромом Дауна. В те времена подавляющее большинство детей с этим диагнозом оказывались в социальных учреждениях:
в 1994 году в Санкт-Петербурге родились 45 детей с синдромом Дауна, из них воспитывались в родной семье всего двое.
Было очевидно, что в семье и в учреждении такие дети развиваются по-разному. Важно было понять, как улучшить жизнь детей в учреждении: изучить взаимодействие детей и взрослых, малышей друг с другом.
— Она пригласила нас в свой дом ребенка и сказала своим служащим: «Коллеги, мы будем изучать, как наши дети развиваются, чтобы лучше им помогать, — продолжает Олег Игоревич.
— Эти люди из Университета будут проводить видеосъёмки, создайте им условия, не мешайте их работе, отвечайте на все вопросы».
Её решительность послужила поворотным моментом в истории домов ребёнка в Российской Федерации. С 1998 года стал планироваться совместный с университетом Питтсбурга проект, направленный на углубление исследований отношений детей и взрослых, формирования привязанностей в связи с социальным окружением. До 2000 года этот проект получал поддержку Национального института здоровья.
— Взаимодействие с ней было просто школой жизни для меня, — говорит Олег Пальмов. —
Трудно быть «белой вороной», было много негативных откликов, напряжения — несмотря на то, что всё было одобрено на самом высоком уровне. Считали её «странной реформаторшей».
Решающее значение имел её опыт педиатра. Когда она работала на Севере, выполняла все функции: и роды принимала, и оперировала. Она была сильным человеком. Видела результативность своей работы. Темы раннего вмешательства в развитие ребёнка, формирования его взаимоотношений со взрослым — это был её конёк, она глубоко это знала.
После смерти Натальи Васильевны главные врачи других детских учреждений, знавшие её, потеряли советчика: все знали, что по самому сложному вопросу можно позвонить Никифоровой. Она была в курсе всех новых документов, исследований, доносила все сведения до коллег.
— Она побуждала людей шевелиться, самим что-то предлагать. Я не вижу человека, который мог бы это место занять, — считает Олег Игоревич, но тут же обнадёживает. — Наше дело продолжается, его уже не остановишь. Изменения закреплены не только законодательно, но и образовательно — разработаны программы повышения квалификации. То, что Наташа начинала, уже выбито в мраморе, обратной дороги нет.
В кругу друзей ее называли «скорая помощь»
— Наташа большую часть жизни прожила в коммуналке недалеко от Никольского собора, где её и отпевали, в комнате 17 квадратных метров, — рассказывает подруга Натальи Никифоровой Татьяна Прокофьева. — К счастью, этот дом расселили, и Наташа получила квартиру.
Ее муж рано умер, а дочка – тяжелый инвалид. Есть внук, сейчас ему уже 15 лет, Наташа сама его вырастила. Очень добрый мальчик, хорошо учится, похож на Наташу. Сейчас к нему приехала Наташина сестра, которая живёт в Ярославле.
Мы дружили 33 года, у нас была такая компания — пять женщин. Мы познакомились, когда я пришла наниматься к ней на работу. Ей было 33 года, и она работала в администрации Октябрьского района районным педиатром.
Как рассказывает Татьяна Прокофьева, при всей своей занятости Наталья Васильевна не просто находила время на встречу с друзьями, но успевала по мере возможностей всем помогать: в кругу друзей ее называли «скорая помощь».
– Наталья Васильевна была весёлым человеком, любила путешествовать, петь, читать стихи. Очень любила музыку Прокофьева, внука приучала к музыке, ходила с ним в Мариинку. Песни пела самые обычные — «На тот большак, на перекрёсток…», «Надежда — мой компас земной».
После поездки в Питтсбург в период сотрудничества с университетом рассказывала взахлёб, как слушала настоящий джаз в Америке.
Любила она красиво одеться, иногда создавала наряд «из ничего». Всегда красиво, убедительно говорила — поэтому ей и удалось многое сделать, что она умела себя держать.
«Воспитанники писали ей письма, а одно пришло в день ее смерти»
— Мы познакомились, когда я была студенткой пятого курса и пришла сюда на практику, совершенно не планируя оставаться, а только написать на «этом материале» дипломную работу, — рассказывает Ирина Полянская, и.о. директора дома ребёнка № 13.
— Но у Натальи Васильевны были такие глаза — она рассказала, что происходит с ребёнком в первый год жизни, о значимости работы с такими маленькими детьми, о том, как интересно наблюдать, как ребёнок каждый день меняется, какой это интересный период в его развитии, – что в итоге 24 года мы отработали с ней рука об руку.
Она удивительно талантливый руководитель. Наталья Васильевна создала великолепную команду: мы здесь все друг другу помогаем.
Мы за ней были как за каменной стеной, но и она очень нам доверяла.
У нас было мало конфликтов, я особенно-то и не помню. Если и были единичные случаи, то они возникали, только когда нарушались права ребёнка. Тут Наталья Васильевна была строга. В остальных случаях она всё понимала, входила в личную ситуацию. За детей она боролась, даже если это казалось безнадёжным, даже если это было для неё опасно.
А потом приходила к себе в кабинет, вызывала меня и других близких людей, рассказывала о своих страхах и даже могла поплакать. И шла дальше бороться.
Борьба за детей шла с большим риском: приходилось идти на нарушение законодательства. В доме ребёнка дети имеют право оставаться только до четырёх лет: если они не уходят в биологическую или приёмную семью, дальнейший их путь — в детский дом. Но Наталья Васильевна оставляла детей до пяти-шести лет, чтобы подыскать им семью.
Самая известная история — с Татьяной МакФадден. У девочки были повреждены конечности, но ментальных нарушений не было, при этом её определили в интернат в Павловске, где в основном находятся дети с умственной отсталостью.
Наталья Васильевна сказала: «Пока не найду семью, я Танечку не отдам». И не отдала, пока девочку не удочерила специалист из Америки, приехавшая в Санкт-Петербург в командировку. Впоследствии Татьяна стала трехкратной паралимпийской чемпионкой.
Бывшие воспитанники часто приходили к Наталье Васильевне, писали письма. А одно письмо пришло в день смерти Натальи Васильевны. Мальчик писал: «Дорогая Наталья, у меня всё хорошо, мне 19 лет, я учусь на доктора». У мальчика были серьёзные проблемы со спиной. Ему повезло, его усыновили за границу, там есть условия для адаптации таких детей, их интеграции в общество.
Как изменить сознание коллектива
— Наталья Васильевна начала с того, что меняла сознание коллектива. Это невероятно сложный процесс, – продолжает Ирина Полянская. – Было ощущение, что кости ломаются. Она с нами разговаривала каждый день, внушала идею ценности ребёнка.
Для ребёнка важно, чтобы он проснулся в своём ритме, чтобы его умыли и одели близкие люди. Поэтому на работу воспитатели должны были приходить в 7:30, а раньше все приходили к девяти. Наладить взаимодействие медика и педагога тоже было непросто, в доме ребёнка практически невозможно разделить обязанности.
– Когда приняли «закон Димы Яковлева», Наталья Васильевна, единственная из петербургских директоров домов ребёнка, выступила против, причём её показывали по многим каналам.
Когда я это увидела, я просто испугалась, говорила ей: «Наташа, уймись», — вспоминает подруга Никифоровой, Татьяна Прокофьева.
— Но по прошествии времени стало понятно, что в этом было много плюсов: стало развиваться отечественное усыновление, — отмечает Ирина Полянская. — Но вот делать это надо было не так, ведь многие дети, ожидавшие тогда усыновления за границу, пострадали: иностранные приемные родители не смогли за ними приехать, а наши семьи были ещё не готовы их принять. Наталья Васильевна воевала с этим, и ей доставалось от начальства.
По словам Ирины Полянской, с 2000 года из дома ребёнка № 13 ни разу не отдали условно здоровых детей в детский дом, только в семью, иногда и в биологическую:
– Бывало, что семьи, из которых изъяли детей, обращались за помощью. Если были положительные изменения, Наталья Васильевна способствовала тому, что ребёнок возвращался в семью.
Но даже если ребёнка отдавали на усыновление, она всё равно помогала их родителям и коллег своих приучила никого не осуждать. Например, с родственниками Тани МакФадден продолжала общаться. Иногда взрослые выпускники приходили, и Наталья Васильевна, видя, что они нуждаются, могла им отдать свою зарплату.
Конечно, не всегда можно найти семью для ребёнка с тяжелыми нарушениями, но из дома ребёнка на канале Грибоедова детей передают только в первый детский дом. И там заметили, что дети практически не отличаются от домашних.
— Когда после её кончины встал вопрос о том, кто займёт её место, договорились, что это не должен быть сторонний человек. Поскольку я была одним из самых близких к ней людей, выбор пал на меня. Но тут есть сложность: я по специальности педагог, а дом ребёнка — медицинское учреждение, его возглавляет главврач. Сейчас мы думаем, как с этим быть.
Мне было невероятно сложно войти в кабинет заведующей дома ребенка в другой роли. Я поставила фотографию Натальи Васильевны и всё время с ней советуюсь, и у меня есть ощущение, что она отвечает.
