Татьяна Касаткина, доктор филологических наук, литературовед, психолог, философ, публицист, об уроках эпидемии:
Оказалось, мы годами повторяли высокие слова, не входя в их смысл
– Почему нынешняя эпидемия воспринимается людьми с таким ужасом – это особая интересная тема для размышлений. Да, от коронавируса умирают. Однако сейчас возникает ощущение, что мы почему-то решили, что умереть можно только и исключительно от коронавируса.
Но мы все умрём, это несомненно, даже Христос умер – и только потом воскрес, по-другому в имеющемся сценарии (до начала Апокалипсиса) просто не предусмотрено.
Если мы говорим о нас, христианах – то, что мы тоже оказались охвачены паникой, означает, что мы не живём той памятью смертной, которой, по идее, жить должны. И если мы ею не живём, значит, приходится нам о ней напоминать.
Неконтролируемая агрессия, вплоть до «убивать таких надо», которая проявилась в соцсетях по отношению к людям, которые, например, выходят на улицу не только вынести мусор, означает, что у пишущих настоящая паника – и чтобы избавиться от нее, они ищут воплощенного, ощутимого виновника и врага.
Люди словно впервые столкнулись с мыслью о том, что они смертны, что смерть бывает внезапной, это стало для них неожиданностью.
Но вообще-то христиане на каждой ектинии молятся о «безболезненной, непостыдной, мирной» смерти – то есть, знают, что такая смерть – это особая ценность, что она не обеспечена нам автоматически.
Больше всего меня потрясло, что вещи, которые мы, как казалось, знаем, которые постоянно проговариваем, оказались для нас столь неожиданными.
Выяснилось, что можно годами проговаривать одни и те же формулы, но при этом совсем не вникать в их смысл; можно повторять самые высокие слова, не думая.
Для меня это оказалось столь странным потому, что сама я в принципе не умею брать готовое. Любую формулу мне надо перенастроить под себя, чтобы она стала моей. И тогда я могу ею пользоваться, потому что я её заново изнутри себя родила. Если этого не произошло – это просто слова, повторять которые бессмысленно.
Но, видимо, можно перенимать готовые слова внешним образом, без их нового изнутри себя рождения. Только ведь это не христианство.
Неосмысленный христианин – это не христианин. И в этом смысле то, что происходит сейчас, для нас – большой подарок, время для осмысления и осознания.
Рутина успокаивает, но отучает думать
Конечно, сейчас страшно. Я удивлялась, почему у меня так повысилась тревожность, почему она даже мешает мне работать – при том, что образ жизни мой на карантине почти не изменился. Но, во-первых, мы, люди, эмпаты, наша тревожность взаимно усиливается. Когда на наше небольшое беспокойство накладывается общий тревожный фон – тревожность каждого взлетает до небес.
А во-вторых, нам оказалось не на кого опереться – потому что тревога настигла всех разом. Мы обычно по очереди оказываем друг другу поддержку, помогает тот, кто находится в данный момент в более сильной и стабильной позиции – а тут все одновременно стали уязвимы, перестали по очереди исцелять и защищать друг друга.
Хотя у людей, которые пошли волонтёрить, думаю, гораздо более низкий тревожный фон, они обрели в себе внутреннюю опору, которая дается каждому, кто идет помогать другому.
Потому что Бог присутствует в любом, кто идёт на помощь другому, Он так обещал. А если мы сидим и думаем о том, что все умрут, – опора совсем исчезает.
В-третьих – тревога повышается потому, что мы оказались лицом к лицу с собой.
В обычной жизни мы выстраиваем себе круг повседневных рутин, который держит нас на плаву, как спасательный круг, потому что рутина – это автоматизм, то, над чем не надо думать: будильник, встал, принял душ, побежал на работу.
На работе – дела, назначенные внешним образом, поверхностное и ритуализованное общение тоже позволяют не включать голову и не ставить вопрос о своем пути в жизни.
Потом – домой – домашние дела – спать. Снова будильник.
Причём, по моим наблюдениям, за последние лет пять у всех радикально возросла рабочая нагрузка. То есть – настолько ускорилась и уплотнилась социальная и трудовая жизнь, что думать уж совсем стало некогда.
Так что эта эпидемия для нас – прекрасная возможность, наконец, подумать. Но возможность подумать на фоне многолетней отвычки резко возгоняет тревожность. Во-первых, человек занят непривычным делом, во-вторых, на карантине сломалось то, на чем он держался на плаву – круг рутин.
Размышление над обычно выполняемым без размышлений становится почти катастрофой. Единственное, что тут можно сделать, – осознать эту ситуацию – и перестать паниковать от того, что количество автоматизмов в жизни резко снизилось, что приходится думать. Тревожность – это ведь еще и последний заслон на пути к встрече с собой.
У многих есть – и довольно мощно извне нам транслируется ощущение, что мир не будет прежним. Поэтому не надо сейчас создавать себе новые рутины.
Если бы было понятно направление изменений, мы бы уже сейчас начали их выстраивать, как рак-отшельник собирает брошенные ракушки, чтобы создать себе панцирь – приспосабливая свое мягкое и ранимое тело к форме ракушки, но зато защищая его от внезапных напастей.
Мы бы начали налаживать новые рутины, стараясь избежать процесса осмысления собственной жизни. Но в нынешней уникальной ситуации, когда рутины рухнули разом у всех, заслониться от встречи с собой нам не удастся.
Мы – многие без подготовки – попали в ситуацию, требующую от нас осознанности на каждом шаге. Это тяжело. Но очень интересно, на самом деле.
Вопрос Полианны: А когда же просто жить?
Я в процессе самоосознавания пришла к выводу, что, пожалуй, отказалась бы от ряда своих проектов, которые все имеют свойство закручиваться повторяющимися историями, потому что люди говорят: «как здорово получилось, давайте сделаем это и в следующем году, и сделаем регулярным».
С одной стороны, эти проекты, безусловно, все про смысл, они красивые и нужные, с другой – становятся какими-то… воспроизводимыми, что ли.
Я сейчас думаю о том, что воспроизводимость вредна. Наверное, каждый раз – и в повторяющемся проекте – всем участникам нужно заново отвечать себе на вопрос, зачем мне это сейчас, что я именно в этот раз собираюсь получить и отдать.
«Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались», кажется, перестало быть для меня достаточной мотивацией.
Такая ежегодная/еженедельная точка выхода из повседневности, конечно, весьма терапевтична – она предлагает нам отдушину, место смысла, где мы можем подняться над серыми буднями, глотнуть воздуха высот – но для чего?
Если для того, чтобы просто дальше опять можно было терпеть круговорот повседневности – то, значит, этот подход заслоняет нас от нашего целенаправленного движения в жизни.
На нашей итальянской летней школе аналитико-синтетического чтения произведений литературы и искусства одна из учителей сказала: «У меня ощущение, что мы здесь семь дней живем совсем другой, прекрасной жизнью – а потом падаем обратно».
Думаю, что те, кто сейчас очень страдает от невозможности пойти на церковную службу, переживают что-то похожее – и это результат резкого разделения жизни – и того, что происходит в храме: чтобы оказаться в области смысла, или хотя бы эмоционального подъёма, им нужно пойти куда-то, где им это состояние сделают.
Но задача христианина – поднять свою жизнь на уровень открывшихся в храме смыслов, чего, видимо, так и не произошло за все предшествующие годы посещения храма – если невозможность присутствовать там оказалась столь болезненна.
Сейчас, однако, нам наглядно показали, что в любой момент мы можем лишиться таких «отдушин». Рутины облегчают жизнь тем, что дают возможность не думать, но если пребывать в них всё время, жизнь становится смертью, поэтому рутины надо чем-то разбавлять.
Но теперь я начала думать, что такие вот периоды, когда тебя на время приподняли из повседневности, потом вновь в неё опустили, и ты плывёшь, потому что, благодаря передышке у тебя есть силы, – это вредно, а не полезно.
Неполезны регулярные гарантированные подъёмы из рутины, потому что они позволяют продолжать в ней существовать.
Как христиане мы не призваны жить в круговороте рутин – мы призваны жить в постоянном восхождении к Царствию небесному.
И трансляция ощущения «я маленький, я сам не могу» – самое страшное, что есть в нашей православной педагогике.
Считать народ «малым дитём», значит не давать ему вырасти
Христианин всегда должен помнить, что он и те, кто рядом, – царственное священство, народ святой. К меньшему он не призван.
Для того, чтобы в человека вошёл и действовал через него в мире Христос, человек должен быть достаточно просторен.
Я не хотела бы иметь дело с маленькими людьми, с «маленьким» врачом, «маленьким» учителем. Маленький человек – это тот, который хочет, чтобы о нём заботились, причём всё время. Но если о нем всё время будут заботиться окружающие, кто позаботится об окружающих? Мы все призваны в разное время помогать друг другу – быть друг другу ангелами, учителями и заступниками.
А история «давайте назначим кого-то великим, чтобы остальные могли быть маленькими», – это история великого инквизитора Достоевского, который честно говорит, что очень страдает от необходимости быть великим.
Но, с другой стороны, зачем ты так страдаешь, дорогой, ведь рядом есть люди, которые могут тебе помочь.
Не надо всегда быть огромным, и не надо всё время смотреть на других как на маленьких.
Даже малый ребёнок может вдруг сказать мудрое и глубокое слово, направить в жизни. И ещё нужно иметь в виду, что «я – маленький» – это маска гордости. Этот «маленький» пойдёт искать себе непременно «самого великого учителя».
Во все времена у человека одна задача – стать самими собой. Нынешний стресс происходит от того, что от нас перестали повседневными делами закрывать нашу жизнь и судьбу. Обычно мы снимали стресс иллюзией, что мы можем видеть вперёд хотя бы на пять шагов. Стресс снимается жизненным планом.
Но карантин легко смахивает любые планы. А еще он убирает привычные внешние импульсы как основу для наших действий. Поэтому то, что мы будем делать завтра, мы вдруг оказались – пусть на короткое время – должны определить изнутри себя.
Попытка познать самого себя неизбежно сопряжена с большим стрессом. Сейчас нам его просто внешним образом создали – и у нас появился некоторый шанс рассмотреть себя как следует. Ведь в круговороте рутин мы не видим ни себя, ни того, кто рядом.
Стресс в нынешней ситуации увеличивается из-за того, что мы пытаемся его проигнорировать. Он нарастает, когда мы пытаемся жить, как будто ничего не происходит. Как только мы перестанем игнорировать наш стресс и страх перед меняющимся миром, посмотрим им в лицо – тревожность снизится. Вообще, хороший навык – повернуться навстречу своему страху, разглядеть его в деталях.
Я думаю, что график моих конференций изменится. Но пока от соорганизаторов я получаю письма о том, что «всё закончится, и мы начнём по-прежнему». И это очень показательно, потому что многие люди надеются, что на другой берег нынешней эпидемии удастся просто перепрыгнуть. Хотя на самом деле, на каком уровне он окажется, и сколько до него придётся лезть вверх (или спускаться вниз), – совершенно неизвестно.
